Уже пили приготовленный Алороном чай, и тут зазвонил телефон. Тингол поднял трубку, коротко угукнул в нее и пошел отпереть.

— Ты очень кстати. Заходи.

Саэрос вошел с бумагами в руках, увидел Белега и тут же отвел взгляд, замер и, свирепея, подобрался.

— Так, что тут у нас… Ага!.. Подожди-ка, присядь, перечитаю. Вон, хочешь — бутербродик бери, — и Тингол, якобы ничего не замечая, сел на подлокотник кресла и принялся увлеченно шелестеть.

Белег неловко выбрался из-за стола.

— Здравствуй, Саэрос. Мы давно не виделись.

Тот дернулся, повернулся и с всколыхнувшимся возмущением уставился так, будто и правда только что увидел.

— Ах, здравствуйте, господин Куталион! Вас-то я и не заметил! Действительно, давненько. Когда же это было?..

— Прошлой зимой.

— Вы правы, господин Куталион, что-то такое припоминаю. Встречались. Какой-то славный денек, кажется, конец недели — незадолго до того, как чья-то ручная обезьяна чуть меня не убила! А что же было дальше?! Ах да, дальше один мой бывший друг умчался и пропал на несколько месяцев! И, дайте подумаю, чем же кончилось то дело?.. Ах да: та же блядья обезьяна чуть не прикончила его самого!

— Я тоже рад тебя видеть, Саэрос.

— А не пошел бы ты?

— А не пошли бы вы оба? — не поднимая головы, предложил Тингол.

Они молча вышли на террасу: Белег прикрыл дверь и отвернулся от полоски света между занавесом — ее почти сразу загородила подошедшая фигура; Саэрос, не оглядываясь, быстро пошел через парк.

— Саэрос, ты извини, — позвал его Белег. Остановился возле валуна у клумбы и присел. — Мне за тобой не угнаться.

Тот сразу вернулся. Садиться не стал — угрожающе навис.

— Скажи еще, пока я в госпитале валялся, тоже было не угнаться!

— В госпитале ты не был настроен на разговор.

— И что тебя остановило?

— Что не стоит кричать со сломанной шеей.

— Ах, ну так теперь она срослась!.. — с угрозой процедил Саэрос, сунул руки в карманы брюк и, не слишком церемонясь, толкнул его, уселся рядом.

— Что там? — Белег взглядом указал на дворец — туда, где находились залы Совета и Государственного Собрания.

— А что, какие-то сомнения? Можешь догадаться: одни перебздели и не знают, что делать, другие в принципе не знают ничего по причине врожденного скудоумия. Друг на друга валят, ищут виноватых.

— Это знаю.

— Что тогда… Остальное тоже сам угадаешь. С гномами, считай, все: кончилась любовь, не знаю, как выгребать. Магистрат пришлось попросту заблокировать, но они уже дали знать в свои норы, оттуда депеша за депешей, грозят нам всеми возможными карами, включая перерезание торговых каналов, запрет на поставки руды и всяких заэредлуинских излишеств. Ладно каналы, ладно руды, но излишества!.. — он воздел к небу руки, трагично ими потряс. — Тебе, кстати, отчасти повезло: Ордиля имеют в особо извращенной форме, хотя тебя тоже поминают недобрым словом. Как это так, почему наша хваленая разведка прозевала таких опасных гномов, а может, и не гномов, а может, людей жадных, а может, коварных ангбанских засланцев, а может, каких-то голодримских выблядышей, которые втерлись к нам в доверие и теперь вона что учинили. Прозевали ведь, а?

Белег коротко взглянул.

— Нет, я-то тебя не виню: Элу шел к цели уверенно и полным ходом… Ну а в целом все намного хуже, чем просто щемящая боль от потери дорогого вождя и друга. Прямо тебе скажу, Белег: мы в дерьме. На северные рубежи стянули всех, кого могли стянуть из резерва. На юге тоже. Не слышал, Гили великим умищем своим состряпал гениальный план: как с двух сторон, отсюда и от Тол-Галена, ударить по Амон-Эреб — чтоб клочки по закоулочкам. Я только пока не понял — чьи клочки-то… Кстати, нашлись те, кому идея очень понравилась — предлагают выносить на Собрание. Удивил?

— Не особо.

— А вот меня оба удивили — и Элу, и Маблунг… Я заглянул в медотчет, и что ты думаешь! Оказывается, у обоих все это время были мозги! Я просто глазам своим не поверил… Ладно Элу, но Маблунг!.. Я даже его еще больше зауважал — за такое честное, такое откровенное стремление свои мозги продемонстрировать. А я ведь в нем всегда сомневался…

Белег молчал, рассматривая под ногами брусчатку.

— …ты меня заткнешь, наконец?

— Разве надо?

Саэрос замолчал. Потом медленно наклонился, как будто сломался пополам, замычал что-то сквозь зубы, запустил в волосы руки, дернул с силой и с силой закачался — вперед-назад, туда-сюда, продолжая то ли стонать, то ли подвывать чуть слышно.

— Что же это такое, Белег… а… что такое…

У главного входа во дворец по-прежнему стоял толгаленский кортеж — бронемобили, грузовые фургоны, даже два станковых пулемета на прицепах. Вокруг суетились военные, носили что-то во дворец, возвращались. Рядом остановились Берен и Турин, о чем-то переговаривались, то поднимали головы на громаду дворца над собой, то озирались на кортеж.

— Саэрос.

— М?..

— Послушай меня.

— Слушаю.

Саэрос не сразу, но выпрямился, глотнул воздуха, рукавом мазнул по лицу.

— Кого-то мы прозевали, это точно. Но кого — не понимаю пока. Лишнего говорить не хочу, а наблюдать за всеми глаз не хватит.

— И что? Глазками поделиться? Ордиль подальше послал, да?

— Я его понимаю.

— А я-то как понимаю! Цени теперь сильнее мое всепрощение!.. Ладно, что там. Гномы?

— Зачем им убивать? Сильмарилл — допустим. Но убивать? Таким способом?

— Случайно? Силенки не рассчитали?

— Нет. Случайно было бы в драке. А драки не было.

— Точно?

— Точно. Все сделано четко, как задумано. А задумано странно.

— Голодранцы. В смысле голодримцы. Затейливые ребята.

— Ради этого Маэдрос пишет каждый год?

— Да, для показательной расправы не хватает огонька… Тогда Ангбанд. Сидит там, ждет, как мы теперь глотки друг другу рвать будем… Кого-то подослали?

— Кого-то, кто мог вплотную подойти к Маблунгу.

— Злоебучая Тьма…

— Не думаю.

Саэрос удивленно посмотрел на него. Потом запрокинул голову и громко, взахлеб расхохотался.

— Вот ведь: каждый раз, как я успеваю поверить, что у тебя нет чувства юмора!.. — он отсмеялся и вытер слезы. — Может, еще что-нибудь, над чем мне захочется посмеяться?

— Придержу пока.

Саэрос прищурился, хмыкнул, но уже невесело. Поднялся на ноги.

— Ясненько: мы в еще более вонючем дерьме, чем мне показалось сперва, — он смерил Белега придирчивым взглядом, наклонился вдруг и провел по спине — нащупал под пиджаком ремень портупеи. — Вот это хорошо. Это правильно. Мартышку свою держи поближе, раз она кусачая. Будь осторожен, береги мозги. Меня держи в курсе, надо что — сообщай. Если вдруг государственные умы глупость какую удумают — злой дядя Саэрос вас отстоит, — он весело оскалился, повернулся, не прощаясь, пошел в сторону дворца, а на ходу вдруг обернулся — пошел спиной. — И Белег! Сыщешь когда — не спеши! Вместе рвать будем. Зубками!

13 часов 32 минуты

— Куда мы? — спросил Турин.

После полудня небо снова посмурнело, с реки задуло и стало прохладно. Но они все равно пошли пешком.

От площади на другой берег Эсгалдуина тянулся Королевский мост — парадный, с причудливо выкованными решетками, с высокими ветвистыми фонарями — они изображали выводящую к исполинскому Хирилорну буковую аллею, и хрустальные шары плафонов зажигались в темноте теплым золотым светом. Сейчас фонари не горели, а на флагштоках по обе стороны моста были заменены флаги: вместо дориатского, вместо менегротского, вместо королевского штандартов здесь, как и во всем городе, во всем Дориате бились на ветру черные полотнища — официальный траур уже был объявлен.

Заречье лежало через мост напротив дворца: цветные и беленые домики с косыми балками, приусадебные участки, фруктовые сады; левее, на западе, отделенные топкими зарослями вдоль обмелевшей Камышины, недобро темнели кварталы Нового Заречья.

— Сходим в Заводи.