— Вот видите. С вами приятно иметь дело, господин Куталион: вы открыты для понимания. Но — у вас есть границы, — она снова посерьезнела, напоследок погладила его вскользь по затылку и отстранилась полностью. — У меня тоже.

Они постояли молча, размышляя. Пахитоска дотлела и погасла, и Галадриэль небрежно вытряхнула ее на пол, спрятала мундштук.

— Так что, убедила я вас?

— Был такой расчет?

Она снова усмехнулась.

— Appiё{?}[Appiё (кв.) от appa- (to touch) – касание. Здесь: туше.], наивный вопрос.

— Но я вас услышал.

— А вот это уже немало, — заметила Галадриэль и выпрямилась. — Тогда облегчу вам задачу. Хотите знать, что я со своей стороны думаю?

— Со своей, — повторил Белег.

Галадриэль поняла и кивнула удовлетворенно.

— Со своей, господин Куталион, все правильно. Я не пристяжная кобыла, у меня есть собственная сторона и собственные интересы. А думаю я… Думаю, что если все так запутано, что вот и вы, как кутенок, тыкаетесь наугад, то хорошо сработано. До холодка в лопатках хорошо.

— Все?

— Пожалуй… Ну не гадать же нам с вами: ах, гномы слишком глупо; ах, кузены мои слишком очевидно? Ах, Ороферу мозгов бы не хватило?.. Ой, да шучу, шучу, ха-ха!.. Нет, давайте так: гадать неинтересно, а вот если я что-то узнаю, обещаю, с вами свяжутся.

Белег смотрел не на нее, а на ее отражение в дверном стекле: видно было, что Галадриэль не перестает крутить в кармане свой портсигар.

— Хорошо. Последний вопрос. Кто мог бы дать за Сильмарилл лучшую цену?

— «Мог бы»? Или «дал бы»? — переспросила Галадриэль. — Да и кому что нужно.

— Вам, например?

— Мне… — всерьез задумалась Галадриэль. — На что я бы поменяла Сильмарилл… Может… Может, на чью-то голову? Или лучше на пару голов? Тут ведь смотря с кем меняться, — и она улыбнулась совершенно обворожительно, сделала шаг к дверям с террасы.

— Благодарю, что уделили мне время, Ваше Высочество.

— Ах, какие пустяки, господин Куталион, — в тон ответила она и, задержавшись на пороге, картинно передернула плечами. — Признаться, я тоже была рада улизнуть: вы-то и не знаете, но есть вещи невыносимее крови и проломленных голов, — и, страшно округлив глаза, закончила: — Женские слезы.

Дверь беззвучно прикрылась, колыхнулась плотная штора. Выждав немного, по лужайке зашелестел часовой — вернулся на пост и, сердито покосившись, вытянулся с винтовкой на плечо.

Надо было найти Турина. Тот, скорее всего, остался в комендатуре и продолжал читать рапорты и допросные листы, а может, уже и расспрашивал кого-то, кто ночь напролет рыскал по следам двух гномов — мертвого и, как только что охарактеризовал Роглин, «как в воду канувшего». Версия требовала проверки.

Белег повел плечами, шагнул с места и взялся за дверную ручку, но остановился — стекло показало растрепанное отражение со съехавшим на бок галстуком. Он поправил. Только с оставшимся на коже навязчивым запахом табака и бергамота ничего было не поделать.

13 часов 06 минут

Рандиллион шел им навстречу по длинному коридору комендатуры и прижимал к груди кипу папок. Он был все в том же сером полосатом костюме, все такой же собранный и бесстрастный. Не дойдя до Белега и Турина, отвернул в приоткрытую дверь и там затих.

— Ранвэг?

Небольшая комната оказалась доверху заставлена коробками и мебелью — многие кабинеты в этой части дворца пришлось спешно освобождать для допросов. Секретарь короля стоял среди шаткого нагромождения и сосредоточенно разглядывал разлапистый фикус.

— Ранвэг? Вы не к Ороферу?

— Я? К Ороферу? — медленно переспросил тот и, подумав, уточнил: — Я к Его Высочеству.

— Это другой этаж.

— Другой, — еще подумав, согласился Рандиллион. Повернулся и собрался выйти обратно в коридор.

— Что за бумаги, — Белег заступил дорогу, — вы вчера утром приносили для королевы? В котором часу это было?

— Бумаги для королевы.

— Какие именно?

Рандиллион задумался. Посмотрел на папки у себя в руках, снова на Белега, моргнул медленно и только потом ответил:

— Я к Его Величеству.

— А… бумаги? — уточнил Турин.

— С бумагами.

— А спали вы?.. Тоже с бумагами?

Тут Рандиллион уже ничего не ответил, повернулся и деревянно пошел в коридор.

— Господин секретарь, — окликнул его Турин и большим пальцем показал себе за спину, — лестница. Она там.

Когда секретарь скрылся за поворотом коридора теперь уже в правильном направлении, молодой человек покрутил ладонью возле уха и недвусмысленно присвистнул.

— Перестань, — укорил его Белег.

Они спустились вниз и вышли на площадь, остановились возле припаркованного «Глаурунга». Турин рассказал: он успел переговорить с десятком офицеров, перечитать пачку показаний, переписать себе в блокнот внушительный список самых разных связей мастера Англазара. И все же только убедился: ничего принципиально нового за утро и половину дня ни полиции, ни военным выяснить не удалось. Белег, не вдаваясь в подробности, пересказал свой разговор с Галадриэль.

— И ты ей поверил?

— Поверил?

— Ну, в смысле, помню, помню: мы не руководствуемся в работе понятием веры. «Базовые принципы разведывательной деятельности», раздел первый, глава первая. Я про то: убедила она тебя?

— Доводы озвучивала правильные. Кроме того, она боится.

— Белег! Ты загнал принцессу в угол и стращал вопросами? Что, и до слез бедняжку довел? Как того гнома?

— Скорее наоборот.

— Наоборо-от? Она шипела, выпускала коготки и размахивала маленьким револьверчиком?

— Примерно.

— Жаль, я этого не видел! — окончательно развеселился Турин и явно собрался поглумиться на эту тему еще, но тут заметил что-то у Белега за спиной и резко переменился в лице. Белег обернулся.

Быстрой и дерганой походкой через площадь к ним шел Саэрос. Три дня назад он вместе с посольской делегацией уехал в Гавани выторговывать выгодные условия поставок в обмен на очередной щедрый заём, на вчерашних совещаниях его заменял вице-казначей господин Варнистэ, а теперь, значит, он вернулся…

Не сбавляя шаг, Саэрос вплотную приблизился к Белегу и без слов, безо всякого крика пихнул обоими кулаками в грудь. Белег отступил, получил еще один такой же ощутимый тычок. На третий поймал Саэроса в охапку, прижал к себе, и тот задергался, забодался, без разбору залупил руками и теперь уже на всю площадь разразился таким исступленным потоком брани, какой сделал бы честь любому портовому грузчику.

Саэрос был самый невысокий и щуплый из них пятерых. Очень светлые серебристые, почти белые волосы, черные брови, острый взгляд черных глаз — он был весьма импозантен, всегда тщательно, с придумкой одет и, если бы тонкие черты не искажались почти постоянным недовольством и раздражением, мог бы называться красивым. Приятным в общении он не был никогда.

— Все. Пускай, — наконец глухо проговорил, закончив вырываться и изрыгать проклятия. Белег пустил. — Устроили тут без меня, да?

Они отошли, присели на скамью возле кованой решетки, что окружала Хирилорн в центре площади. Саэрос вынул маленькую расческу и стал нервно, дрожа руками, дергая волосы, приводить себя в порядок, Белег наклонился поднять выскользнувший из кармана аж хрустящий от крахмала платок и просто ждал. Турин не садился — в сомнениях мялся неподалеку.

— Ну?

— Нечего пока.

— Так-таки и нечего.

— Расследование идет, — осторожно вставил Турин, и Саэрос, подскочив на месте, вытаращившись сначала на него, разинул рот, а потом совершенно потрясенно посмотрел на Белега.

— Оно что же — разговаривает?!

Белег без раздумий пихнул локтем и посмотрел на Турина: тот поиграл желваками, но проявил чудеса выдержки — вовсе промолчал и от греха подальше ушел к бронемобилю.

— Мы, кажется, договаривались?

— Извини, — отмахнулся Саэрос, — дай душу отвести.

После того инцидента, после которого Турин оказался в бегах, а Саэрос — в госпитале и в гипсе, они долго не общались. Нет, Белег приходил в палату, но больной упорно делал вид, что спит, а потом уже и сам Белег Менегрот покинул. Встретились только весной, в тот самый день, когда Белег сидел в кабинете Тингола и выслушивал отповедь.