— Хорошо, напитки сразу?

— Сразу, да, — кивает Наумов и отпускает её.

— Глеб Янович, я не хочу пить алкоголь, — хриплю тихо, провожая тоскливым взглядом официантку.

— Ну я думаю по одному бокалу всё-таки стоит, — сверкает глазами Наумов, снова улыбнувшись, — А так конечно закажи себе, что хочешь, — расслабленно разваливается в кресле.

— Почему «стоит»? — я наоборот напрягаюсь.

— Потому что, думаю, у нас есть повод, — смотрит на меня как кот на сметану из-под полуприкрытых век.

— Какой?! — начинаю нервно мять салфетку в руках.

Смотрит на мои пальцы, комкающие тонкую бумагу.

— Алиса, ты слишком нервничаешь, — хмыкает.

— А не должна? Вы говорите про какой-то «повод», а я не понимаю какой!

— А ты ещё не догадалась? — снисходительно выгибает бровь.

«Нет, я может и догадалась, но лучше бы не догадывалась!» — ору про себя. Вслух же только отрицательно мотаю головой.

— Кхм, — откашливается в кулак, садясь ровнее, — Знаешь, я думал, что мы сначала поедим и поболтаем, а уже потом затронем…что-то более существенное, но с тобой сложно строить планы, верно?

— Это комплимент? — улыбаюсь, нервно облизав губы.

— Думаю, да, Алиса, — отвечает улыбкой на мою, — Это комплимент. Так что…

Глеб чуть привстает, чтобы залезть в карман брюк, и через секунду кладет передо мной маленькую черную бархатную коробочку.

Я застываю как сурикат на рассвете. Это блин что???

— Ну что же ты…Открой, — в голосе Глеба мягкое самодовольство. Он мою одеревенелость явно трактует неправильно.

— Эм… — тяну, поднимая на него беспомощный взгляд.

Наумов несколько раздражается, хоть и не перестает улыбаться, и, не дождавшись, пока отомру, открывает коробочку сам, разворачивает ко мне. Там сережки. Прекрасные сережки из белого золота с капельками изумрудов.

— Мне показалось, что они подойдут к твоим глазам, — чуть хрипло поясняет Глеб, впиваясь в моё лицо пытливым взглядом.

Реакции ждёт…Чёрт!

— Глеб Янович, я… — захлопываю коробочку и двигаю было её по столу ему обратно, но он кладет свою ладонь поверх моей руки.

— Можно просто Глеб, — сообщает интимно.

— Нельзя! — чуть не плачу. Это какой-то сюр!

— Алиса, я думал все эти четыре дня после твоего признания. Оно меня ошарашило! И наш поцелуй…Я боролся с собой, Алиса, но я… — Наумов вдруг переходит на запальчивый полушепот, подаваясь ко мне через стол, пальцы сильно впиваются в мою кисть, удерживая, — Алиса, это не запрещено. Мы просто не будем афишировать. Я согласен, давай попробуем. Мне сложно что-то обещать, но ты мне действительно нравишься…Давно. Я просто все это время гнал эти мысли от себя. Но если ты готова, то…

— Я не готова! — каркаю срывающимся голосом. От нахлынувших эмоций выходит гораздо громче, чем хотелось бы, и на нас оборачиваются все соседние столики.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍От чего мучительно краснеем оба — и Глеб, и я.

— Не готова я, — повторяю едва различимым шепотом.

Наумов замедленно моргает, уставившись на меня. Раз, два…

— В плане «не готова»?

— В плане вот совсем, — прячу шею в плечи, — Извините, Глеб Янович…пожалуйста, — заискивающе добавляю.

— Я…Я не буду принуждать тебя к близости…сразу…Е-если дело в…в эт-том, — он даже заикаться начинает, чем заставляет меня еще больше мечтать тихо на месте умереть, чтобы закончить этот разговор.

— Нет, я просто не хочу, извините, — шмыгаю носом.

— Как…Так? — Глеб хмурится и показывает рукой куда-то себе за спину, будто у него там толпа свидетелей, что раньше показания были другие, — Алиса, ты же…Ты четыре дня назад сказала, что любишь меня…Целый год!

— Да, но…Я ошиблась…

— Ошиблась?! — он вдруг начинает на меня тихо орать, — Как, твою мать, в этом можно ошибиться?! Я все это время ходил — думал, я…!!! — запускает руки себе в волосы и взлохмачивает макушку, — Женщины — это какой-то кошмар!

— Так получилось. Мне стыдно, правда, простите пожалуйста меня, — лепечу.

— Я… — Наумов зажимает переносицу в каком-то болезненном жесте, качая головой, и тут нам приносят белое сухое.

В гробовой тишине откупоривают бутылку и разливают по бокалам. Нервно хватаю свой. Наумов так и сидит в позе вселенского страдальца, опустив голову.

— Ну, за взаимопонимание, — чокаюсь с его бокалом и залпом выпиваю содержимое своего.

Кривлюсь, кашляя. Это ваше сухое какое-то слишком сухое! Зато в груди сразу разливается щекочущее тепло, а в голову бьёт легкость, хоть как-то снимая этот жуткий стресс.

Глеб собирает лоб гармошкой, смотря на меня исподлобья, и вдруг расплывается в грустной улыбке.

— Алиса, ты такое ещё дитя.

Согласно киваю. Я сейчас готова поддакнуть любому его определению, если Наумову от этого будет легче пережить эту сцену. Глеб тем временем тоже залпом осушает свой бокал и разливает нам ещё.

— Не против, если покурю? — интересуется, уже потянувшись к пачке на столе.

— Конечно нет, — улыбаюсь.

— Что ж, Алиса, тогда рассказывай, тебя правда раскопки интересуют? — хитро щурится на меня, прикуривая.

— Нет, терпеть не могу историю, мне нравятся языки. А в Крым я только из-за вас поехала, — признаюсь честно.

— Я так и знал! Ой, лиса, — смеётся, выпуская дым вбок.

Наумов, как и обещал, будит меня в девять утра вежливым стуком в номер. Приоткрываю дверь и прошу у него ещё полчаса на сборы, затем тороплюсь в душ.

После той жутко неловкой ситуации с его попыткой подарить мне сережки и начать отношения, или что он там планировал начать, мы на удивление отлично провели время, хоть и разошлись достаточно быстро, не просидев вместе и часа.

Вино и пережитое нервное напряжение развязали нам обоим языки, а настроение за нашим столиком было такое веселое, что почти приближалось к истерическому. По крайней мере у меня.

И сейчас очень неловко вспоминать некоторые моменты вечера — особенно, как уговаривала Наумова присмотреться к Элечке, которая явно в него влюблена и, в отличие от меня, ей нет нужды притворяться, что она испытывает оргазм при виде разбитой пятьсот лет назад посуды. Это её реальность, недоступная для меня.

Наумова явно смущал этот разговор, и он вежливо намекал мне, что уж как-нибудь разберется со своей личной жизнью сам, так что не стоит так переживать. Но, если честно, я в этом сомневаюсь.

Хотя бы тому, что он был искренне удивлен тем фактом, что нравится Элле Эдуардовне. Боже, как можно такие вещи не замечать? Мужчины…

Позавтракав и выселившись из санатория, первым делом поехали мне за мобильным в ближайший салон связи. Сидя на переднем пассажирском, первым делом включила новенький телефон и начала восстанавливать мессенджеры, разбираясь с забытыми паролями. Глеб тем временем включил радио и плавно вклинился в поток машин. Навигатор показывал, что в дороге нам предстоит провести два с половиной часа, а значит есть шанс, что успеем вернуться прямо к обеду.

Уведомления о непринятых звонках сыплются на меня как из рога изобилия. Зара, Соня, даже мама…!

Но мне не до них. Первым делом стремлюсь поскорее восстановить ВК, только маме набираю смс-ку, что все хорошо, и позвоню чуть позже. Пока скачиваю приложение и возвращаю доступ, по спине мурашки бегут. Я примерно догадываюсь, что там увижу или прочту, но вообще ничего не прочесть тоже страшно.

Наконец меня пускает на мою страницу. Напротив диалога с Артемом в синем кружочке цифра «семь». И меня перетряхивает, прежде чем открываю. Кровь мгновенно приливает к лицу, потому что последнее сообщение, написанное в час ночи, я вижу.

Артем: Удачно потрахаться (и смайлик, демонстрирующий средний палец)

Открываю. Там ничего, кроме непринятых через ВК звонков. Если сообщения и были, то он их все удалил, кроме своего «милого» пожелания. Голову будто обручем сдавливает. Тру лоб, прикрывая глаза.