Просит-молит жена царевича, просят его и ее сестры-волшебницы. Только не мог ничем царевич своей тоски утишить. Стал он у них на глазах хиреть да таять. И сказал ему вещий конь:

— Вижу я, хозяин, не хочешь ты доброго совета послушаться. Что ж, поедем! Только, коли что случится, на себя пеняй! А я тебя вот о чем прошу: выслушай ты меня, и коли согласишься, я тебя туда духом свезу, а потом опять сюда примчу.

— Ладно! — говорит царевич. — Говори, не бойся!

— Как доедем мы с тобой до родного дворца, слезешь ты, с ним простишься и назад! Но коли ты хоть на час там замешкаешься, я тебя брошу. — один сюда ворочусь.

— Ладно, будь по-твоему, — отвечает царевич.

Вот стали они в обратный путь собираться, обнялись царевич с добрыми волшебницами, распрощались они, и отправился он в дальний путь, а сестры его долго со слезами на глазах провожали.

Долго, коротко ли, только доезжает царевич до земли Скорпии. Глядит — стоят города новые, неведомые. Там, где прежде лес шумел, нивы раскинулись. Стал тут царевич людей спрашивать, не слыхали ли они, где Скорпия и куда ее дом девался. Отвечают ему люди:

— Как же, слышали! Нашим дедам их прадеды про эти небылицы сказки сказывали.

— Да как же так? Мы же здесь недавно еще проезжали! — дивится царевич. И ну рассказывать, как и что было. Обступили его люди, стоят, смеются, — думают, что он либо бредит, либо завирается. Опечалился царевич, поехал дальше и не чует, что у него русые кудри поседели и борода седая растет.

Вот доехали они до земли Яги-Геонойи. Царевич давай опять людей спрашивать:

— Где Геонойя? Куда ее дом девался?

А люди ему в глаза смеются. Не может никак царевич понять, как за такое короткое время лицо земли изменилось. Огорчился он пуще прежнего и отправился дальше, а седая борода у него уже по пояс. Доехали они наконец до царства его отца. И здесь новые люди, города неведомые, а которые старые еще остались, так изменились, не узнать! Вот и царский дворец. Спрашивает вещий конь добра молодца:

— Ну, что, хозяин, вернемся? Я тебя мигом обратно домчу. Или, может, здесь останешься, а я один ворочусь?

— Ворочайся один, мой верный конь! Я тоже скоро обратно буду.

— Счастливо оставаться!

Повернул тут конь, назад стрелой полетел. А царевич остался один. Оглянулся он кругом, видит, от дворца одни развалины; все кругом бурьяном да колючками поросло. Вздохнул он и со слезами на глазах стал припоминать, как в родном дворце прежде светло да тепло было и какое счастливое время он здесь ребенком прожил. Обошел он несколько раз развалины, все старается припомнить, где какой покой был, где какая светлица. В каждый уголок заглянул, даже в конюшню, где он своего вещего коня нашел. И набрел царевич на погреб. Вход в тот погреб весь щебнем и камнями засыпан, — насилу он туда пробрался. Стоит, по сторонам озирается, а у него уж седая борода, до самых колен, веки падают, хоть пальцем подымай, ноги дрожат-подгибаются.

Видит царевич, стоит старый-престарый сундук. Стукнул ногой, — как будто пустой! Поднял крышку, а оттуда кто-то ему чуть слышно говорит:

— О-ох, хорошо, что ты наконец вернулся! Еще немного, и сама бы я померла.

Легонько его смерть ударила, — она, вишь, его дожи-даючись, совсем высохла, скрючилась, обессилела. А он упал и прахом рассыпался.

Тут моей сказке конец, мне бы хоть пива корец! Да не стал я дожидаться тумаков, на коня вскочил и был таков!

Давным-давно, когда по лесам лешие да ведьмы хозяйничали, русалки над водой в лунные ночи хороводы водили, а знахари да колдуны ворожили, людей лечили да порчу напускали, жил в некотором царстве, в некотором государстве могучий царь.

И было у него три сына. Вот пришло время царевичам жениться. Позвал их царь-отец да и говорит:

— Сыны мои милые! Вы теперь уже взрослые. Пора и вам жениться, своим домком обзавестись. Ступайте по белу свету, найдите себе невест.

— Твое слово, батюшка, для нас закон! — отвечали отцу царевичи. Поцеловали они ему руку и стали в путь-дорогу снаряжаться.

Старший царевич в дорогое платье разоделся, казны с собой вдоволь захватил да целое войско. И поехал он прямо на восток, откуда солнышко встает. Едет день, едет другой, на третий доехал до дворца соседнего короля. А у того короля дочь на выданье была. Посватался к ней царевич, и отдал король за него свою единственную дочь.

И средний царевич, как его старший брат, принарядился, казной запасся и отправился в путь-дорогу невесту себе искать. Только он не на восток, а на запад поехал, туда, где солнце к ночи за горы садится. Доехал он до некоторого царства. И у того царя тоже дочь невеста была. Посватался к ней средний царевич и в скором времени с ней обручился и домой воротился.

Только меньшой царевич никуда ехать не торопился. Не хотелось ему из родного дома уезжать, так рано молодецкой воли лишиться. А царь его что ни день к себе зовет, покою не дает, строго-настрого наказывает ехать — невесту искать. Что тут делать?! Приоделся царевич только так, чтобы люди не осудили, самую малость денег на дорогу взял и пошел наудачу, куда глаза глядят. Дошел он до первого перекрестка и остановился, — не знает, в какую сторону идти. Постоял-подумал и двинулся наудачу вперед. Шел он шел, притомился, еле ноги волочит. А тут ему лесная тропа путь перерезала, такая тень и прохлада! Пошел он по той тропке, а куда она ведет, не знает!

И что вы думаете? Вывела тропа царевича к большому пруду. Идет он по берегу, видит — ореховый прутик валяется. Подобрал он его от нечего делать, подошел к самой воде и присел на бережку отдохнуть. Сидит, по сторонам поглядывает, играючи прутиком по воде плещет-забавляется, смотрит, как брызги водяные летят. Упадет капелька в пруд, от нее по воде круги идут-ширятся, все слабее становятся, пока наконец улягутся там же, куда первая капля упала, и не видать на том месте даже легкой ряби, — опять пруд гладкий, словно зеркало.

Глубоко задумался царевич, ничего вокруг себя не видит и не слышит, асам, того не замечая, все по воде прутиком хлоп да хлоп!

Поднялась вдруг со дна пруда черепаха, из воды голову зеленую высунула и ласково так на царевича глядит. Куда его прутик ударит — по воде зыбь подымет, там и черепаха, на царевича глядит, глаз с него не сводит.

А царевич невеселую думу думает, ничего не видит, так далеко его мысли залетели.

Сколько он так, задумавшись, просидел, не знаю, только вдруг заметил он, что черепаха в воде за его прутиком гоняется. Дрогнуло у него сердце в груди, заколотилось, а отчего — сам никак не поймет.

Тряхнул царевич кудрями, думы прочь отогнал. Глянь, а солнышко уже за деревья садится. Встал он, позабыл о черепахе, воротился домой во дворец.

Проснулся царевич на другой день поутру, и опять его к тому пруду потянуло. И из ума вон, что ему бы надо идти невесту искать, как царь-отец наказывал!

На третий день встал царевич, оделся, умылся, богу помолился и прямехонько к пруду отправился.

Сел он на бережку и, задумавшись, прутиком в воде играет. А черепаха то выплывет, то на дно уйдет. Сидел это царевич, сидел да вдруг вспомнил, что он себе еще и невесты-то не нашел, а старшие царевичи уж и к свадьбе готовятся, за сужеными поехали, вот-вот воротятся.

Вскочил он, решился идти счастья пытать, себе невесту искать. Тут опять перед ним черепаха всплыла. Взглянул он черепахе в глаза, и так его вдруг в сердце кольнуло!

Опустился царевич опять на траву. Ему бы идти надобно, а он не может, — ноги нейдут! Он уж и так и сяк! Не сдвинуться с места, словно прирос к тому берегу.

«Что за притча?!» — дивится. Глянул на черепаху, а у нее глаза так и сияют, словно самоцветы бесценные огнем искрятся. От того огня и у царевича сердце вдруг занялось, и уж не знаю как, только вскричал он громким голосом: