Это была не шутка. Я молча поднял брови:

— Ну?

— Есть ли у тебя люди, чтобы распределить их по своим позициям? — спросил он.

— Я мог бы найти кого-нибудь.

Он наклонился через стол, сплетя пальцы вместе.

— Кто? Расскажи.

Я ненавидел, когда Кейрис оказывался прав. Он был просто чертовски самодоволен.

— Я просто говорю, что тебе нужно быть осторожным. — Он понизил голос, словно желая избежать любопытных ушей. — Мы и так слишком сильно полагаемся на Кроворожденных.

Хотя это еще мягко сказано, Септимус практически заставил меня перегнуться через свой стол.

— Последнее, что нам нужно, — продолжил он, — это разрушить лояльность тех скудных сил, которые у нас есть. Внешний вид — это все. Что приводит меня к… — Он прочистил горло. — К ней.

Я встал, засунув руки в карманы, и прошелся по комнате.

— Что насчет нее?

Мгновение тишины, в котором ясно говорилось: Ты знаешь что.

Кейрис, казалось, выбирал слова с нетипичной для него тщательностью.

— Она опасна для тебя.

— Она не будет действовать против меня.

— Она одержала победу в Кеджари, Райн.

Моя рука оказалась у груди — прямо там, где кинжал Орайи пронзил меня. Там не было ни шрама, ни следа. И не будет, ведь по желанию Орайи, действие было отменено. Хотя, могу поклясться, иногда я чувствовал его. Сейчас оно пульсировало злобной вибрацией.

Но я скрыл все это, повернувшись к нему с самодовольной ухмылкой.

— Ты же не хочешь сказать, что наличие дочери Винсента на поводке у меня под боком выглядит не очень хорошо.

Я всегда был хорошим имитатором. Я вложил в голос немного жестокости Некулая, как в тот день на арене, когда оправдывался за то, что оставил Орайю в живых, перечисляя все злодеяния.

Выражение лица Кейриса было каменным и неубежденным.

— После того, что он сделал с Нессанин, — добавил я, — ты не думаешь, что мы заслуживаем такого удовлетворения?

Он вздрогнул при упоминании Нессанин. Как я и думал. Прямо как я, когда старые воспоминания заставали меня врасплох.

— Возможно, — признал он после долгого раздумья. — Но сейчас это ничем ей не поможет.

Я сглотнул и отвернулся к стене с книгами, делая вид, что любуюсь безделушками на полках.

Мне не нравилось думать о Нессанин. Но в последние несколько недель я делал это часто. Она была повсюду в этом замке. Все напоминало о ней.

Я не смог помочь Нессанин, когда она была жива. Я не смог помочь ей, когда она умирала. И вот я здесь, использую память о ней, чтобы манипулировать окружающими меня людьми.

Ее использовали всю ее жизнь. Теперь ее использовали и после смерти.

Кейрис хотел, чтобы я стал таким же, как Некулай. Он даже не подозревал, как я близок к исполнению этого желания.

Я вынул руки из карманов. Часть крови Мэртаса все еще оставалась под моими ногтями.

— Разве ты не ненавидишь их? — спросил я.

Я хотел, чтобы вопрос прозвучал более мягко, более непринужденно, нежели чем он прозвучал на самом деле.

Потому что Кейрис тоже был там. Он был еще одним питомцем Некулая.

И вот теперь он сидит здесь и выступает за союз с теми, кто причинил нам невообразимое зло. Это меня искренне поразило.

— Конечно, я их ненавижу, — сказал он. — Но они нам нужны. Пока что. Кто выиграет, если ты убьешь их всех, Септимус уйдет и мы потеряем Дом Ночи? Не мы. Она тоже так говорила, помнишь? — Я повернулся и увидел на его лице мягкую, отстраненную улыбку — редкое для него выражение. — Помни, кто должен выиграть.

Он сказал это ласково, но у меня заскрипели зубы.

Да, я помнил. Даже не сосчитать, сколько раз я подходил к краю, готовый нанести ответный удар. И всякий раз, когда это случалось, Нессанин останавливала меня. Не дай им победить, — умоляла она, глядя на меня большими карими глазами, глубокими и влажными. Кто победит, если он убьет тебя?

— Я помню, — сказал я.

Кейрис покачал головой, на его губах появилась грустная улыбка.

— Мы все были немного влюблены в нее, верно?

Да, мы все были немного влюблены в Нессанин. Я был единственным, кто спал с ней, но все мы любили ее. Как можно было не любить ее, когда она была единственной добротой, которую ты знал? Единственной, кто относился к тебе как к личности, а не как к набору частей тела?

— Так что подумай об этом, — сказал он. — Именно так я и поступаю. Всякий раз, когда я чувствую это, я спрашиваю себя: «Кто победит?»

Он сказал это так, словно это была какая-то великая пословица, какая-то поучительная мудрость.

— Хм, — сказал я, будучи совершенно неубежденным.

В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ я действительно мало спал.

В замке было целое крыло, которое являлось резиденцией короля. Я посетил его почти через неделю после захвата замка, откладывая посещение до тех пор, пока это было возможно. Декорации были другими, но многое оставалось прежним.

Я прошел через все комнаты в тишине.

Я остановился в дверном проеме, у вмятины, вырезанной в темном дереве, — вмятины, которая, как я помнил, была сделана головой Кетуры, много веков назад, тогда она была едва заметна под кровью. Я все еще чувствовал следы ее зубов, впившихся в обшивку.

Я остановился у письменного стола Винсента. Все было разобрано, а одежда разбросана по комнате. Верхняя часть была украшена маленькими безделушками, которые, вероятно, стоили больше, чем большинство поместий. Но среди этих сокровищ валялись маленькие состаренные листки бумаги с почерком, который я узнал как почерк Орайи, хотя и с неуклюжими детскими завитушками. Похоже, все они были учебными. Заметки о боевых стойках.

Уголки моего рта натянулись. Конечно, даже будучи маленькой девочкой, Орайя серьезно относилась к учебе. Мило. Чертовски мило.

И затем, так же быстро, улыбка угасла. Потому что, видимо, не я один так думал, раз Винсент хранил эти потрепанные листы бумаг все эти годы.

Нет, я не остался в королевском крыле.

Моя комната была рядом с комнатой Орайи. У обоих было по несколько комнат, но наши спальни разделяла одна стена. Это была плохая привычка, но каждый раз, возвращаясь в комнату, я замирал у этой стены. Сегодняшний вечер не стал исключением.

Когда Орайя плакала, это был ужасающий, яростный звук. Сначала тихий, а потом тишина прерывалась неровным вдохом со всхлипом, как будто она задыхалась, а ее тело требовало воздуха. Это было похоже на звук разрывающейся раны.

Когда я услышал это в первый раз, я придумал предлог, чтобы пойти туда — стучал в дверь и вытащил какую-то хреновую просьбу из своей задницы, когда она открыла. Я даже не помню, что у меня вырвалось.

Давай, сражайся со мной. Позволь мне отвлечь тебя.

Но Орайя выглядела такой опустошенной. Как будто ей было физически больно находиться в моем присутствии в тот момент. Как будто она молила о пощаде.

Теперь я приложил руку к нашей общей стене и, вопреки здравому смыслу, прислушался.

Тишина.

И вот она наступила.

Я сглотнул. Мои пальцы сжались в кулак на парчовых обоях.

Одна стена. Достаточно тонкая, чтобы я мог слышать сквозь нее. С таким же успехом она могла быть железной.

Так что не смей прекращать сражаться, принцесса, сказал я ей в ночь перед последним испытанием. Это разобьет мое проклятое сердце.

И я был так чертовски самодоволен, когда выжал из нее все силы в той последней битве.

Теперь она не сражалась.

Я больше не ходил к ней в комнату. Я следил за тем, чтобы на следующий вечер ей прислали чай от головной боли. Я следил за тем, чтобы у нее было все необходимое. Но сейчас ей нужен был не я.

Я лег в постель, но не заснул. В голове пронеслись слова Нессанин, на этот раз с циничным оттенком, присущим только мне.

Кто победит?

Что ж, Нессанин не знала.