Я ненавидела перевязанные ленточкой или бечёвкой подарки. И до сих пор не люблю. У меня не хватало терпения распутать или, на худой конец, принести ножницы и разрезать упаковку. От нетерпения я рвала её, будто вызволяя из плена то, что мне дарили. Один раз чуть зуб не сломала, пытаясь им разорвать бечёвку.

– Почему же ты, бабушка, так долго не открывала её?

– Мне хотелось продлить удовольствие, насладиться, разгадывать, предвкушать. Когда всё становится ясным, то пропадает интерес, а вот всё таинственное – ух, как манит! Как волнует! Понимаешь?

Я удивилась. Я никогда об этом не задумывалась и обещала себе, что после обязательно об этом подумаю.

– Но всё же, что было в той коробке?

– Печенье! – Бабушка тихо улыбалась.

– Печенье? И всё? – я была разочарована.

– Ну, почему? Там лежало не просто печенье, а «птифур» – необыкновенное, моё любимое. А сверху – на тонкой папиросной бумаге – записка.

– Ого! Тебе тоже писали! – с восторгом подхватила я,– От кого, бабушка?

Она замолчала, глядя в окно. И взгляд её странно менялся… Я даже чуть испугалась.

– Бабушка? Ты меня слышишь? От кого записка-то?

– Записка? Какая? – бабушка вдруг заторопилась, – Его нет давно, он уехал и пропал,– быстро сказала она и поднялась со стула.

– Грустно мне сегодня, девочка моя, и истории грустные получаются, а перед сном нужны совсем другие.

– Бабушка! Кто это – Он? И куда уехал? И почему пропал? – я почти кричала.

– Далеко-далеко, давно-давно. Так далеко и давно, что я все забыла. А если б не забыла, то и меня бы здесь не было! Спи давай! Давно пора!

Я возмущённая и испуганная села на кровати.

– Как это может быть? – мысли неслись вскачь, – Значит, и моего папы не было? Он, что ли бы не родился? И меня не родил?

Жуткий страх переполнил меня. Я чуть не плача, крикнула:

– Меня бы не было тогда, бабушка, если бы ты уехала с тем, другим! Это невозможно! Невозможно! Ты слышишь? Чтоб я не родилась!

Бабушка расхохоталась. И сгребла меня в охапку, целуя:

– И папы не было, и тебя бы – не было, – дразня меня, со смехом говорила она, – И меня бы не было тогда! Куда я без вас! Кому нужна?

Но потом, став серьёзной, добавила:

– Я и не уехала, потому что знала: могу жить только здесь, с тобой! С твоим папой, в этом доме.

– И с дедом?

– А без деда куда? И с дедом, разумеется!

Ночь была странной, тяжёлой. Мне снилось море. Беснующиеся гребни волн доставали сумрачное небо и пытались сбросить с себя утлые судёнышки рыбаков. Ветер терзал корабль, с трудом рассекающий огромные волны. Его корма то поднималась к небесам, то зарывалась носом в темно-синюю бездну. А на том корабле застыла у поручней крохотная фигурка. Человечек в чёрном, в тоске протягивал руки к берегу, где стояла хрупкая женская фигурка, как статуэтка. Но она плакала, и не было силы, чтобы защитить её от неимоверного горя и смертельной разлуки.

Лицо человечка я рассмотреть не могла. Но почему-то в женщине на берегу узнавала себя. Во сне мне было плохо. Тяжелый камень ворочался в голове: «Кто тот, раздавленный горем человек на корабле? Почему разлука навсегда разделила нас? И почему, чёрт побери, он не мог остаться? Если любил?» А то, что он любил, у меня сомнений не было. Когда я проснулась, то, к своему удивлению обнаружила, что моё лицо и подушка – мокрые от слёз.

Сон, с уплывающим в морскую даль человеком, повторялся часто, и каждый раз я просыпалась в слезах. Пыталась расспросить бабушку, кто же был тот, написавший записку и положивший её в рождественскую коробку с печеньем. Но она странно молчала или быстро переводила разговор на другое. Я не понимала, почему бабушка, обычно словоохотливая, на этот раз молчит, как партизан. Может, ей до сих пор больно? Но, с её слов, это случилось давным-давно, и она всё забыла.

Я мучилась долго. Но как-то раз прямо спросила, кто был тот, пропавший навсегда?

Бабушка на мгновение застыла, но потом выпрямилась и сухо заметила, что девичьи сны – обман, как и её прошлый рассказ. «Выдумка, и всё! Мало ли, что в голову на ночь приходит? Забудь!»

Но почему-то история, рассказанная бабушкой вскользь, произвела на меня сильное впечатление. Я была уверена, что она случилось в реальности, и бабушка молчит неспроста. Тут была какая-то тайна.

Перед сном я часто думала о таинственном незнакомце. Меня снедало любопытство, кто был он? Что же было в той записке, лежащей в коробке с печеньем? И почему так сильно задел бабушку мой вопрос? А то, что задел – сомнений не было. Иначе, почему она не хочет говорить об

этом?

В своих фантазиях я наделяла Незнакомца необыкновенной внешностью и характером, придумывала за него реплики. Одним словом, создала реальный образ.

Это было бы пустяком, но по ночам я вступала в жаркие споры с Незнакомцем, даже ругала, пеняя на его внезапное исчезновение, которое принесло моей бабушке столько боли. Он же смотрел на меня из ночи своими печальными глазами и всегда молчал. Молчал так, что мне становилось не по себе. «Нет, с ним что-то случилось», – думала я, – «Он бы не пропал по своей воле. И наверняка не виноват в своём исчезновении…» От этих мыслей становилось легче, но любопытство не отпускало.

Много лет спустя, за год до своей смерти, бабушка получила заказное письмо из Комитета Государственной Безопасности. В нём был сухо изложен ответ на бабушкин запрос о неком Лазаре Григорьевиче, то ли Розине, то ли Розовском. Фамилию я не запомнила, потому что в тот момент, пока я читала письмо, взятое без спросу, бабушка неожиданно вошла в комнату и застала меня врасплох.

– Плохо читать письма, предназначенные не тебе, – резко сказала она и буквально выхватила листок из моих рук.

Бабушка выглядела очень рассерженной, суровой и совсем не похожей на себя. Я испугалась и попросила прощения. Но она не разговаривала со мной целый день из той маленькой недели, которую я проводила в бабушкином доме, вырвавшись из Москвы после сессии. Но кое-что я всё же запомнила. В том письме говорилось, что Лазарь Григорьевич был расстрелян в 1939 году.

«Значит, перед самой войной», – думала я. И ещё я успела прочесть, что он реабилитирован Верховным Судом СССР. Приводился даже номер постановления, а ещё было добавлено, что на сегодняшний день с Лазаря Григорьевича сняты все обвинения в шпионаже на японскую разведку.

Причём тут японская разведка? Что за чушь? И как могли расстрелять невиновного? Все эти вопросы не помещались в голове, смешивались, превращались в непонятную кашу. Но вдруг меня осенило: это же тот самый пропавший человек, Незнакомец, о котором давным-давно рассказывала бабушка. Это он подарил ей золотую коробку на Новый Год и написал записку тоже он. Пазл неожиданно сложился.

Но бабушка, как прежде, молчала и никогда не говорила ни об этом человеке, ни о страшном письме из Комитета.

Когда после её смерти я перебирала семейный архив, того письма не нашла. Оно исчезло, будто его и не было никогда, будто с уходом бабушки, исчезла и её тайна.

Глава 5

.

Птифур

Приходящий в мои сны Незнакомец часто разговаривал со мной. Он и подсказал идею с подарком.

– Конечно же – это должна быть золотая коробка с печеньем, не сомневайся, – нарушил свое всегдашнее молчание он.

– И чтобы непременно «птифур»! Записку на папиросной бумаге сделай, – он улыбался мне из сна.

– Такая бумага есть в книжном, что в центре городка, знаешь? И слова подбери хорошие, нежные, чтоб бабушка порадовалась.

Я согласно кивала головой и улыбалась ему в ответ.

– А что, если изобразить сердце, пронзённое стрелой? – спрашивала я вдохновенно,– Как на записке Сашки Дунаева, подброшенной мне на перемене? Красиво? Или нет?

Незнакомец возражал:

– Но тебе же не понравилась записка? И сердце не понравилось. Ты сама возмущалась тем, что своё имя Сашка закрасил акварельной краской, а сердце со стрелой обозвала банальным. Но самое главное, сашкино имя под краской легко читалось, если посмотреть записку на просвет, ты забыла? И тебе не составило труда разгадать, кто её автор. А ты же любишь всё таинственное. И бабушка тоже.