Возвращаясь в спальню, я замечаю, как открывается дверь и Деклана, когда он делает шаг и останавливается. Облаченная в сумрак комната, простительна на лице моего любимого, придавая его чертам приглушенный синий оттенок. Мы не произносим ни слова, когда оба стоим и смотрим друг на друга, а тем временем между нами кружится смерч слов.

Мой разговор с Пиком кричит громче всех. И возможность того, что он прав насчет Деклана, разрезает рубцовую ткань моего сердца, наполняя меня печалью за то, как я с ним обращалась. Он заслуживает любви, сострадания и послушания, всего того, что я боюсь отдать.

Черты его лица жесткие, я вижу, как у него подрагивает челюсть, и он начинает приближаться ко мне ровными шагами. Мое тело напрягается от страсти, которую он излучает. Резкими движениями он хватает мое лицо и целует меня с ледяным самообладанием, воруя мое дыхание и отмечая мой язык своим.

Я задыхаюсь.

Это желание.

Это печаль.

Это страх.

Раскаленный добела страх.

— Я не позволю тебе бояться меня, — требует он, отстраняясь.

Мы оба тяжело дышим, мое тело дрожит, когда я смотрю в его расширенные, похотливые глаза.

— Я позволил тебе построить эту стену между нами, так как думал, что ты слишком хрупкая, чтобы я мог запретить это, но я запрещаю это сейчас.

Его рот врезается в мой прежде, чем я успеваю что-либо сказать, и он принимает мою нерешительность, проглатывая ее в свою душу, вдыхая в меня новую жизнь. Но он оставляет немного для меня, чтобы я добровольно отдала.

Выпуская меня из своих объятий, он отступает назад и садится на один из стульев. Командным голосом он инструктирует:

— Раздевайся.

Тяжесть моего сердца болезненно сжимается в груди, и в момент, когда я опускаю глаза, он замечает это.

— Посмотри на меня.

С неохотой я это делаю.

— Не своди с меня глаз.

Каждое нервное окончание горит во мне, когда я расстегиваю свой топ и бросаю его на пол. Затем я двигаюсь, чтобы снять штаны, и наблюдаю, как Деклан скрежещет зубами. Мой желудок сжимается от беспокойства, я не знаю, что будет дальше, но я стою здесь и изо всех сил пытаюсь поверить Пику, когда он говорит, что Деклан не причинит мне вреда.

— Все это, — настаивает он, сидя в ночной темноте, прикрываясь ее обсидианом.

Холодный воздух пробегает мурашками по моей коже, когда я расстегиваю лифчик и опускаю трусики до лодыжек, обнажая потускневший лоск моей лжи. Синяки поблекли, рваные раны превратились в почти зажившие струпья, но мы оба знаем, какой я мусор. Я рассказала ему свое прошлое во всех подробностях; он знает мою жизнь в шкафу и в подвале, и все же он становится жестким для меня, когда сидит и изучает.

Он слишком хорош, чтобы быть таким монстром, как я, слишком хорош, чтобы его возбуждал гротеск.

— На кровать, — приказывает он. — Ложись на живот.

— Нет! — Выпаливаю я от унижения, которое все еще остается с тех пор, как он в последний раз брал меня сзади. Хотя мой голос никогда не кричал "нет", каждая частичка моей жизненной силы сделала это, когда он разорвал меня на части и надругался надо мной за пределами границ, о которых я никогда не думала.

— На кровать! — кричит он.

Я поворачиваюсь и иду через комнату, а мои глаза щиплет. Сделав тяжелый вздох, я избавлюсь от этой уязвимости. Моя спина напрягается, когда я заключаю свое сердце в клетку из чувства самосохранения.

Я могу это сделать.

Когда я сажусь на край кровати, он встает, его член упирается в ткань брюк. Он подходит ко мне, берет мои колени в свои руки и раскрывает меня, чтобы встать между моих ног.

— Ты мне доверяешь?

— Да. — Я быстро отвечаю, и он тут же качает головой.

— Я накажу тебя за ложь, ты же знаешь, что накажу, — угрожает он. — Давай попробуем еще раз. Ты мне доверяешь?

Запрокинув голову, чтобы посмотреть ему в глаза, я даю ему честность, которой он заслуживает.

— Нет.

Деклан проводит пальцами по моим волосам, собирая их в пучок, и я вздрагиваю, когда они проходят через почти зажившую рану. Струп, который он нанес мне, когда вырвал мои волосы. Струп, который я сохранила в живых, сорвав, думая, что он больше никогда не будет у меня.

Он держит свои сильные руки на моей голове и клянется:

— Я собираюсь это изменить. Прямо сейчас. Сегодня вечером. Я не позволю тебе заснуть, пока не сделаю этого.

Его слова душат меня.

Я паникую.

— Сними с меня ремень.

Я колеблюсь.

— Сейчас же!

Мои пальцы дрожат, когда я быстро расстегиваю его ремень и вытаскиваю из петель его брюк. Затем он протягивает мне свою раскрытую ладонь, и я передаю ремень ему.

— Ты меня боишься?

— Да, — отвечаю я без маски.

Одной рукой вцепившись в ремень, а другой, вцепившись мне в волосы, он отдает свой следующий приказ:

— Сними с меня штаны и отсоси мне.

Я расстегиваю молнию и тяну вниз.

Он сильно большой, и когда я засовываю его в рот, он издает гортанный стон в тишине комнаты. Мое сердце колотится, когда я глубоко посасываю его. Мои руки обхватывают его бедра сзади, пока я провожу губами вверх и вниз по гладкой коже его члена.

— Фууух, — стонет он, и когда я смотрю на него, его голова откинута назад.

Его рука сжимает мои волосы, натягивая их еще сильнее, разрывая струп, когда он внезапно двигает бедрами, заставляя себя приблизиться к задней части моего рта. Я слегка давлюсь и рефлекторно сглатываю, открывая горло, сжимаясь вокруг головки его члена, когда делаю это.

— Господи Иисусе. — Его слова пробиваются сквозь экстаз, когда он выходит из меня. В мгновение ока он швыряет рубашку через всю комнату и сбрасывает штаны.

Мы совершенно голые.

Он опускается на колени, закидывает мои ноги на свои широкие плечи и раскрывает меня руками. Звук его глубокого вдоха захватывает меня и становится невыносимым. Я зажмуриваюсь, потому что одного его вида достаточно, чтобы разорвать меня в клочья.

Почему он так со мной поступает?

Мягкий, влажный жар скользит по моей сердцевине. Это единственное прикосновение к моим складкам, которое сбивает мой пульс с ритма, и я отступаю.

— Не надо! — рявкает он, и я открываю глаза и смотрю на него сверху вниз, он продолжает:

— Не сопротивляйся мне. Не отталкивай меня.

И, когда наши глаза встретились, он приближается и закрывает рот вокруг моего клитора, нежно посасывая меня. Мое тяжелое дыхание становится громким, прерывистым от восторга, когда я скручиваю простыни в руках. Он продолжает наблюдать за мной, пока его язык ласкает и массирует, побуждая мое тело тереться о него.

Он мягкий и осторожный, а затем, в полном противоречии, он обнажает зубы и кусает мой клитор, извергая эйфорический крик из глубины моего нутра, когда боль разрывает мою киску и поднимается по позвоночнику. Я падаю на кровать, мое тело теперь извивается, когда его губы заменяют зубы. Черно—белое наполняет мои глаза серым. Мне хочется закричать, чтобы он остановился, и в то же время умолять его сделать это снова. Я задыхаюсь, когда он просовывает свой язык внутрь меня, щетина его бороды натирают мою нежную кожу.

Меня уносит прочь, я парю в воздухе, не в силах убежать. Я слышу хныканье и знаю, что оно должно исходить от меня, но мое сердце чувствует не печаль. Я тянусь к нему, нуждаясь в каком—то якоре, и шарю вокруг, прежде чем он крепко сжимает мою руку.

Его губы теперь на моих, когда его тело нависает надо мной, и он погружает свой язык в мой рот. Я провожу языком по его языку, пробуя себя, пробуя его. Это мощный коктейль.

— Перевернись на живот, — говорит он мне, и когда мои глаза расширяются, он уверяет:

— Я не буду трахать тебя так, не сегодня вечером.

Я колеблюсь на мгновение, когда он умоляет меня:

— Доверься мне настолько, чтобы быть бессильной. Я хочу, чтобы ты была слабой и зависела от меня, чтобы знала, что я буду оберегать тебя. Верни мне эту силу.

В тот момент я хотела Пика. Это была короткая потребность, которая пронеслась сквозь меня. Пик всегда был безопасным выбором, Деклан пришел с таким количеством неопределенностей. Я боялась быть слишком открытой с ним, и все же я опасалась стать слишком далекой с ним. Я задавалась вопросом, продолжу ли отталкивать его, если он в конце концов оставит меня. Я не могла вынести этой мысли. Однажды я уже потеряла его, и это была самая сильная боль в моей жизни. В каком бы направлении я ни пошла с Декланом, одно было неизбежно: Страх.