Он делает паузу, когда его удочка опускается. Еще один маленький окунь.

— Один к одному. Ничья, — говорит он с усмешкой, а затем продолжает, беря еще одну наживку. — В любом случае, я не спал еще несколько часов, прежде чем, спотыкаясь, подняться в свою комнату. Я был так опустошен, и все, что я мог вспомнить, это как снимал с себя одежду, в то время как все вокруг меня кружилось. Я откинул простыни и проскользнул за тем, что, как я предполагал, было моей девушкой.

— Это было не так?

— В каждой комнате находилось по три парня.

Я начинаю смеяться, и вскоре он присоединяется ко мне.

— Я провел всю ночь в одних трусах, обнимаясь со своим соседом по комнате... Бобом.

— Боб?

— Э—э, да, у него были небольшие проблемы с метеоризмом.

Я расхохоталась.

— Как только я понял, что не обнимаю свою девушку, было слишком поздно. Несколько моих братьев по братству стояли в дверях, фотографируя предполагаемую неосторожность.

— Что сказала твоя девушка?

— Ах, ну, она была расстроена, что я напился и игнорировал ее всю ночь, и это был конец отношений с ней.

— Ты задница, — хихикаю я, на что он отвечает:

— Так мне и говорили.

Я вздрагиваю и хватаюсь за удочку, когда ее чуть не вырывают у меня из рук. Схватившись за катушку, я изо всех сил пытаюсь ее провернуть.

— Мне нужна помощь, — кричу я, и Деклан откладывает удочку, подходит ко мне сзади и хватает удилище.

— У тебя тут что-то большое, — говорит он, кладя свою руку поверх моей и помогая мне наматывать леску, как это делал мой отец.

Я позволяю ему взять себя в руки и двигаю своей рукой вместе с его. Рыба немного сопротивляется нам, и когда она приближается к поверхности воды, я вижу, насколько она существенна.

— Что это? — взволнованно спрашиваю я.

Он поднимает ее и объявляет:

— Это чертовски большой окунь.

Он опускается на колени, прижимая рыбу ногой, и снимает крючок.

— Ты хочешь оставить его себе? Мы могли бы попросить шеф—повара на кухне приготовить его сегодня на ужин.

Глядя на рыбу, барахтающуюся вокруг, я говорю ему:

— Нет. Оставь его в живых.

— Ты уверена?

— Я уверена.

Деклан бросает окуня в воду, смотрит через край пирса и наблюдает, как он плывет вниз, исчезая в озере.

Я насаживаю наживку на крючок и возвращаюсь к нашему разговору, говоря:

— Часть меня всегда хотела поступить в колледж.

— Ты все еще можешь.

Со стыдом я признаюсь ему:

— Я даже не закончила среднюю школу, Деклан.

Он смотрит на меня, и в его глазах мелькает намек на удивление.

— Сколько классов ты закончила?

— Я так и не закончила девятый класс. Когда Пику исполнилось восемнадцать, я убежала с ним, так что о школе не могло быть и речи, потому что меня арестовал бы штат. Однако я всегда была хорошей ученицей, получала отличные оценки. Я любила читать и учиться, поэтому я попросила Пика купить мне учебники, чтобы получить аттестат зрелости, хотя он никогда не будет официальным. Поскольку я все еще была несовершеннолетней и находилась в системе, я не могла использовать свое настоящее имя ни для чего

— А когда ты достигла совершеннолетия?

— К тому времени это уже не имело значения. Я знала, что у нас никогда не будет средств, чтобы я когда-нибудь поступила в колледж, так какой смысл возвращаться, чтобы получить аттестат зрелости? — говорю я. — Но я сделала все, что могла. Я выбрала занятия, которые меня интересуют и учебники из каталога местного колледжа, а Пик покупал мне все в книжном магазине. Я прочитала их, и в каком—то жалком смысле это заставило меня почувствовать, что я чего—то добилась сама.

— Так и было.

— Все, что я сделала, это поставила себя в неловкое положение.

— И это тоже, — отвечает он с легкой шуткой. — Но ты умная и хорошо говоришь. Никто никогда не заподозрит, что ты дошла только до девятого класса. Ты невероятная женщина, которая упорно борется за то, чтобы все исправить.

— Все никогда не будет хорошо.

— Может быть, прошлое и не изменится, но прямо здесь, в этот момент, все меняется, — говорит он. — Ты можешь делать все, что захочешь.

Его уверенность во мне очень сильна, и я чувствую, что у меня есть будущее, на которое можно смотреть с нетерпением. Что выбор, который я сделаю, не будет напрасным. И, может быть, он прав, может быть, это здесь и сейчас, на чем мне нужно сосредоточиться, чтобы двигаться вперед. Я всегда бегала, и теперь, впервые, мне больше не нужно этого делать. Я могу стоять здесь, на одном месте, и знать, что с Декланом рядом со мной все будет в порядке.

Поэтому с небольшим оптимизмом я говорю ему:

— Я хочу закончить среднюю школу.

Он улыбается с гордостью в глазах и говорит:

— Мы можем получить все подробности о том, что нужно сделать завтра. Но сегодня вечером я приглашаю тебя сходить куда-нибудь.

— Свидание?

— Для нас это будет впервые.

Поймав слишком много окуней, чтобы сосчитать, мы решаем, что я выигрываю, основываясь только на басе. Возможность быть с Декланом, свободным от лжи и игр в этом городе, где мы привыкли прятаться, — это здорово. Здесь мы полюбили друг друга, но та жизнь всегда была испорчена, а теперь... теперь мы можем создать что—то новое.

С дурацкой футболкой, которую купил мне Деклан, скомканной на полу в ванной, я наношу последний макияж после долгого душа. Войдя в спальню, я вижу Деклана в гостиной, потягивающего скотч. Он хорошо выглядит, пока ждет меня, одетый в свой обычный образ, элегантный дизайнерский костюм, сшитый на заказ до совершенства.

Я выбираю облегающее темно-синее платье-сорочку, которое купила во время похода по магазинам с Давиной. Я надеваю его и пару туфель на каблуках, а затем присоединяюсь к Деклану. Позже мы спускаемся в вестибюль, где его родстер ждет у входа.

Мы едем сквозь ночь в Сити, высококлассный ресторан, расположенный на вершине башни Лейк-Пойнт. Мы сидим рядом с окнами, из которых открывается потрясающий вид на озеро и город, и Деклан садится прямо рядом со мной, а не через стол.

Он был прав — это впервые для нас. Мы никогда не были на свидании, а потом до меня доходит, что я никогда не была на свидании. Не настоящая, не с мужчиной, которого я люблю. Эта мысль вызывает у меня улыбку, и Деклан замечает это.

— Что означает эта ухмылка?

— Ничего, — говорю я ему, чувствуя себя немного по—детски.

— Это не пустяк за твоими голубыми глазами. Выкладывай.

— Ты напористый, ты знаешь это?

— Я в курсе. И я жду.

— Хорошо, — выдыхаю я. — Я просто сидела здесь и думала... Это действительно глупо.

— Ублажи меня.

— Если не считать заблуждений... это мое первое свидание.

— Когда—либо? — говорит он с любопытством.

— Никогда.

Он просовывает руку под стол и кладет ее мне на бедро, слегка сжимая. Мы заказываем вино, и он настаивает на подаче с сибирской икрой, обещая, что мне это понравится и я это делаю.

— Ты довольно противоречивый, ты знаешь это? — говорю я, ставя свой бокал с вином на стол.

— Почему это?

— Я помню, как ты пригласил меня позавтракать в ту закусочную, когда я впервые встретила тебя. Несвежий кофе и блинчики.

— В кафе «Овер Изи» нет несвежего кофе, — немедленно защищается он, и я смеюсь, подтрунивая:

— Что бы ты ни говорил. Но теперь я здесь, распиваю бутылку вина, которое стоит так дорого, что это непристойно.

— Тебе это не нравится?

— Я никогда этого не говорила, это просто контраст между «несвежим кофе» и хот—догом, который ты съел сегодня у уличного торговца.

— Так что бы ты предпочла? — Он наклоняется ближе ко мне и снова кладет руку мне на бедро.

— Мне нравятся твои противоречия, — признаюсь я, когда он запускает руку под подол моего платья. Мое тело напрягается, и я обвожу взглядом комнату, задаваясь вопросом, знает ли кто-нибудь, что происходит под скатертью.

— Ты нервничаешь?

Уделяя ему свое внимание, я спрашиваю: