Эбинизер отвернулся, и плечи его поникли.

– Может, вы думали, что защищаете меня, – продолжал я без интонации, – но на самом деле вы меня бросили. И мне было больно. У меня остались шрамы. Я даже не знал о вашем существовании и до сих пор на вас сержусь.

Я смотрел, как дети гоняются за Мышем. Он мог бегать часами, и это никак не сказывалось на его дыхалке. Все веселились на полную катушку.

– Моей дочери пришлось несладко, – тихо проговорил я. – Хватит. Не хочу, чтобы Мэгги тоже через это прошла.

Загривок и макушка старика налились кровью. Я слышал, как щелкнули суставы пальцев: крепкие грубые руки сжались в кулаки.

– Ты не в себе, мальчик, – грубо проворчал он. – И не понимаешь сути дела.

– Не стану спорить, что это определение подходит одному из нас.

– Твоя мать мертва, – сказал Эбинизер. – Отец мертв. Мертва и женщина, выносившая твоего ребенка. Что связывает всех этих людей? Ты! Разве непонятно? Неужели ты не видишь, что сейчас не время идти на поводу у эмоций?

Гнев и боль вспыхнули с такой силой, что я уже боялся потерять над собой контроль – и вовсе не из-за того, что на мне была Зимняя мантия.

– Я вижу лишь маленькую девочку, и она нуждается в отцовской любви, – сказал я. – А для этого я должен быть рядом.

– Ты заблуждаешься.

– Может быть. Но она моя дочь, а потому мне и карты в руки.

Эбинизер покачал головой.

– А поскольку я заметил, что порой моя жизнь напоминает мексиканскую мыльную оперу, причем с бездарным сценарием, – не унимался я, – пора вам кое-что узнать.

– Что именно?

– По-моему, сейчас вы думаете, как бы схватить ее и спрятать в укромном месте. Но имейте в виду: если так, я за ней приду. Даже через ваш труп… сэр.

Старик повернулся ко мне, словно грозовая туча.

Я, не моргая, выдержал его взгляд.

– Послушай, парень, – начал Эбинизер. В его голосе появилась легкая шотландская картавость. – Ты ступаешь на очень тонкий лед.

– Не в первый раз. И не в последний.

Старик агрессивно выпятил подбородок и с шумом втянул воздух.

– Джентльмены! – раздался еще один голос, густой и низкий. – Прошу меня извинить.

Мы с дедом гневно уставились на того, кто осмелился нам помешать.

Перед нами стоял совершенно невозмутимый свартальв в темно-синем шелковом костюме. Повыше, чем Аустри, да и покрепче.

– Джентльмены, вы гости в моем доме. Но ведете себя по меньшей мере невежливо.

Я оторопело огляделся по сторонам. В саду уже не играли. Дети свартальвов попрятались за родителей, а Мэгги, оказавшись на полпути между ними и нами, балансировала на одной ноге, словно готовилась дать деру. Обеими руками она отчаянно вцепилась в гриву Мыша. Закрыв ее своим телом, пес смотрел на меня, и в его взгляде я не увидел ни капли одобрения.

Пожалуй, мы говорили громче, чем казалось.

– Этри. – Дед приветствовал его кивком. – Мы тут обсуждаем… вопросы личного свойства.

– Обсуждайте их в другом месте. – Глава посольства свартальвов обратил к Эбинизеру взгляд, в котором не было ни сочувствия, ни понимания. – Вы пугаете детей. Пока вы в моем доме, Маккой, извольте вести себя учтиво и благопристойно.

Это заявление, сделанное самым решительным и бескомпромиссным тоном, исключало любые поблажки. Я изумленно смотрел на свартальва. Да, он пользуется уважением в сверхъестественном сообществе – чему, как правило, сопутствует немалая личная власть, – но Эбинизер Маккой?.. Бодаться с ним рискнет только глупец.

Да, я в курсе подтекста. Лично я бодался с дедом уже минут десять.

Старик демонстративно вздохнул и обвел глазами территорию. Его взгляд задержался на Мэгги, и вдруг мне показалось, что он слегка сдулся – словно за последние несколько секунд постарел на десяток-другой лет.

Тут я крепко призадумался обо всем, что наговорил в приступе гнева, и мне стало стыдно.

– Само собой разумеется, – сказал старик. – Приношу официальные извинения и прошу простить, что беседа вышла из-под контроля и я расстроил ваших детей. Этому нет оправданий, и я прошу закрыть глаза на мою грубость.

– Угу, – добавил я. – Подписываюсь под каждым словом.

Пару секунд Этри изучал Эбинизера, затем взглянул на меня, едва заметно закатил глаза и кивнул.

– Полагаю, ваш визит завершен, чародей Маккой. Я велю проводить вас к парадным воротам.

– Нет, погодите, – вмешался я. – Сэр, я не хотел…

– Вне всяких сомнений, вы совершенно правы, Этри, – резко произнес Эбинизер и развернулся, чтобы уйти.

– Сэр… – попытался остановить его я.

– Мне пора, – устало сказал Эбинизер. – Дел невпроворот.

И он ушел.

Я не видел, как в саду появился Аустри. Охранник без лишнего шума последовал за стариком, и я махнул ему рукой – дескать, полегче, – а он состроил непробиваемую физиономию, но секундой позже смягчился и сочувственно кивнул мне в ответ.

Какое-то время Этри смотрел им вслед, а затем бросил на меня непроницаемый взгляд, покачал головой и тоже удалился. Остальные свартальвы последовали его примеру.

Когда все ушли, Мэгги подбежала ко мне и обняла за пояс. Я поднял ее на руки и прижал к груди.

– Это я виновата? – спросила она дрожащим голосом. – Я собиралась… собиралась поговорить с прадедушкой, но слова как будто во рту застряли. Я не хотела, чтобы он рассердился и ушел!

В горле у меня образовался комок, и я закрыл глаза, скрывая подступившие слезы.

– Ты не виновата, солнышко. Вовсе не виновата. Ты прекрасно себя вела.

Она обхватила меня за шею – пожалуй, даже крепче, чем требовалось.

– Но почему он рассердился?

– Бывает, взрослые расходятся во мнениях, – объяснил я. – Иногда злятся, и у них непроизвольно вырываются обидные слова. Но это пройдет. Сама увидишь.

– Понятно, – сказала она.

Мыш подошел ко мне и прильнул к ноге, выражая безмолвную поддержку.

– А прадедушка приедет на Рождество? – спросила Мэгги.

– Возможно.

– Это хорошо, – сказала она. – Сердишься на меня?

– Нет. – Я чмокнул ее в макушку. – Ты же мое солнышко.

– Это тоже хорошо, – проговорила она, – но я бы поела оладий.

– Так пойдем и нажарим, – предложил я.

Мыш с надеждой застучал хвостом по моей ноге.

Но прежде чем уйти, мы какое-то время постояли втроем, находя утешение в близости друг друга.

– Не удивляйся, что встреча прошла скверно, – сказала Кэррин. – Ссора между родственниками… Поверь, семейные конфликты – самые паршивые.

– Семья еще не воссоединилась, а мы уже ругаемся, – пожаловался я.

– Судя по тому, что я видела, вполне себе воссоединилась, – сухим тоном заметила она.

– Как скажешь. Но прежде мне нечасто выдавался случай поссориться с родней.

– А я, бывало, ссорилась. Видишь ли, родственники небезразличны друг другу. Разозлись, скажи какую-нибудь грубость, и твои слова причинят сильную боль. К тому же очень многие вещи остаются недосказанными. По-моему, это хуже всего. Все думают, что прекрасно знают друг друга, хотя на деле это не всегда так, и поэтому паузы заполняются воображаемыми фразами, которых тебе не говорили. И даже не думали говорить.

– Таково ваше профессиональное мнение, доктор Мёрфи? – хмуро спросил я.

Она фыркнула и, не ответив, сжала мою руку. Ее ладонь была маленькой, сильной и теплой. Последнее время мы частенько держались за руки.

Я приехал приготовить ей что-нибудь на обед. Кулинарные навыки у меня скромные, но терпимые, а поэтому мы до отвала наелись запеченной в духовке курицы с картошкой и свежим салатом. Кэррин было непросто передвигаться по кухне – из-за бедра, плеча и тех перевязок, что удерживали руку и ногу в более-менее неподвижном состоянии, – а от покупной еды ее уже тошнило. Еще бы, которую неделю на больничном. Вот я и приезжал раз в пару-тройку дней, чтобы приготовить ей что-нибудь вкусное, когда у детей Карпентеров появлялась возможность посидеть с Мэгги.

– Раз уж речь зашла о докторах, – продолжил я как ни в чем не бывало, – что сегодня сказал врач?