– Предлагаете не обращать на нее внимания?

– Бурю можно игнорировать, но от этого она не станет менее смертоносной. Так что мы вынуждены с ней разобраться. Потому-то эта буря и является великолепным отвлекающим маневром.

– Тогда что будем делать?

– Не зацикливаться на подставе и помнить, что тебя хотят отвлечь от реальной проблемы.

Я дожарил последнюю оладью, перенес блюдо на стол, разложил завтрак по тарелкам, и мы с дедом молча приступили к еде.

– Вкусно, – наконец похвалил он.

– Спасибо.

Когда тарелки опустели, мой наставник покачал головой:

– Посмотрю, что можно сделать насчет голосования. А ты тем временем прилагай все усилия.

– Чтобы что? – спросил я.

– Чтобы выжить, – ответил он, глядя куда-то в пустоту. – Пока что ты, можно сказать, пороха не нюхал.

– В каком смысле? – оторопел я.

– Проблемы, конечно, были, – объяснил дед, – но обычно ты исполнял Ланселота[11]: на полном скаку врывался в битву и одерживал верх.

– Не всегда.

– Чаще, чем другие. Окажись они на твоем месте, – добавил он. – Когда-то я был таким же. Как ты сейчас.

Наступило молчание, и я не рискнул его нарушить.

– Теперь ты, мальчик, лезешь в самую чащобу. Ставки повышаются.

– Что имеется в виду?

– За последние годы недругам стало ясно, что ты не из тех, кого можно убрать через прямую конфронтацию. Поэтому они начнут прибегать к альтернативным методам.

– Например? – поинтересовался я.

– Будут действовать по старинке, – устало ответил он. – Как всегда. Думаю, Хосс, тебе собираются всадить нож в спину. И это сделает тот, от кого ты совсем не ждешь подобного фокуса.

Тут из глубины квартиры донесся тишайший звук, и старик вскочил на ноги с прытью бездомного кота, но перед тем прошипел какое-то слово, и посох выскользнул из угла и прилетел к нему в руку.

– Э, полегче! – Я тоже встал и развел руками. – Может, расслабитесь? Пожалуйста?

– Кто там? – осведомился он, просверлив меня алмазным взглядом. – Кто?!

– Я же только что накормил вас оладьями… – пробурчал я. Если старик стал такой нервный, дела в его мире и впрямь обстоят не лучшим образом. – Звезды и камни!

– Не говори так. – В его тоне появились брюзгливые модуляции. Вот, так-то попривычнее. – Ты даже не знаешь значения этой фразы.

– Тот, у кого я ее подцепил, в подробности не вдавался, – парировал я. – Ну, расслабитесь? На пять секунд? Пожалуйста!

Он сердито взглянул на меня и приопустил посох – совсем чуть-чуть.

– Зачем мне расслабляться?

– Затем, что мне не хочется, чтобы моя дочь до смерти испугалась своего прадедушки. При первой встрече.

Услышав это, старик моргнул. Дважды. И тут же опустил посох – теперь окончательно.

– Что? Она здесь? И была здесь? Все время?

– Общение с незнакомцами дается ей непросто.

Я опустил глаза на Мыша и мотнул подбородком в сторону двери. Пес послушно встал и направился к спальне, чтобы поддержать девочку своим присутствием.

– И ты допустил, чтобы рядом с ней ошивался вампир? – прошептал дед с потрясенным выражением лица.

– Мэгги! – негромко позвал я. – Можешь выходить. У нас гость, и тебе надо бы с ним познакомиться.

Дверь спальни приоткрылась. Я увидел клинышек дочкиного лица и настороженный карий глаз.

– Иди поздоровайся с прадедушкой, – продолжил я, не повышая голоса, и глянул на старика. – Этот момент я представлял себе иначе, но как есть, так есть. Выходи, солнышко.

Дверь приоткрылась чуть шире. Мэгги высунула руку и водила ею в воздухе, пока не нащупала собачью шерсть. Зарылась пальцами в гриву Мыша, а затем медленно-медленно открыла дверь до конца и молча застыла перед Эбинизером.

– Мэгги, – сипло произнес он. – Здравствуй, юная леди.

Она едва заметно кивнула.

Эбинизер кивнул в ответ, после чего повернулся ко мне; в глазах у него тлел гнев, какого я в жизни не видел. Старик хотел что-то сказать, но я предостерегающе зыркнул на него и предложил:

– Как вам идея подняться в сад, чтобы Мыш размял лапы?

– Давайте, – согласилась Мэгги.

Старик пронзил меня кинжально-острым взглядом. Затем приструнил эмоции, повернулся к моей дочери и мягко улыбнулся.

– Звучит заманчиво.

Вскоре мы с Эбинизером стояли и смотрели, как Мэгги и Мыш играют с детворой свартальвов.

Сад во внутреннем дворе посольства был великолепный: в центре несколько деревьев, а вокруг лужайки и клумбы, разбитые с большим вкусом и оставляющие достаточно места для беготни и игр в прятки. Маленькие свартальвы – существа странной наружности со свойственной родителям серой кожей и прямо-таки громадными глазами. Очаровательные пострелята. Тех, что по возрасту годились Мэгги в друзья, в посольстве жило с полдюжины, и все они без исключения были в восторге от Мыша. Мой пес играл с ними в салки, с легкостью прыгая туда-сюда и, несмотря на внушительную мышечную массу, ловко уклоняясь от детских рук.

В саду находились несколько взрослых свартальвов. Они вежливо держали дистанцию – что физическую, что психологическую, – но определенно чувствовали напряжение между мной и стариком.

– Ты что, сдурел? – осведомился Эбинизер.

– Просто сделал выбор, – ответил я.

– С тем же успехом можешь подарить ей футболку с мишенями на спине и груди. – Старик говорил негромко, чтобы не слышали дети. – Рядом с тобой девочка станет первейшим объектом для атаки. Господи! Вампирам уже известно, кто она и где находится!

– Она долго жила вдали от меня, в надежном доме. И не сказал бы, что это пошло ей на пользу.

– А чем тебе не угодил дом Карпентеров? – спросил дед. – Если не считать штаб-квартиры в Эдинбурге, более безопасного места не сыскать. Почему бы не оставить Мэгги у них?

– Потому что ее отец там не живет, – ответил я.

– Дурень ты, вот ты кто! – Старик поднял глаза к небу, словно умоляя Всемогущего даровать ему терпение.

Я скрежетнул зубами:

– Есть предложения получше?

– Ей надо жить в проверенном убежище. Подальше от тебя. По крайней мере, пока у нее не проявятся скрытые таланты и она не научится защищать себя.

– Если такое вообще произойдет.

– В ином случае ей не выжить в нашем мире.

– Вы-то, конечно, предпочли бы поступить иначе. – Я понял, что начинаю сердиться.

– Я и поступил иначе, – отрезал дед. – Сделал так, что твоя мать выросла вдали от рисков, свойственных моему образу жизни.

– И что из этого вышло? Давайте спросим у мамы. Хотя погодите. Спрашивать-то не у кого. Ведь мамы нет в живых.

Вдруг стало очень тихо. Мне показалось – или не показалось, – что на пару секунд солнце потускнело. Но готов ручаться, что свартальвы отступили от нас еще дальше.

Старик заговорил, и его голос рокотал, как далекие раскаты грома:

– Что ты сказал мне, мальчик?

– Что мамы нет в живых, – с расстановкой повторил я. – Ваша дочь, которую вы прятали в безопасном месте, уже не с нами. Так что вам нечего мне предъявить.

Старик молчал. Он походил на статую, вырезанную из старинной слоновой кости.

– Да, чудовища уже пытались убить Мэгги. Но я их остановил. И если это повторится, остановлю снова. Ей не надо где-то отсиживаться. Пусть лучше будет рядом с отцом.

– Как ты смеешь… – прошипел старик.

– Может, я не лучший отец на свете, но вот он я, здесь. Я есть в ее жизни. И этого не заменить. Ничем. Ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.

– Идиот, – процедил Эбинизер сквозь стиснутые зубы. – Ты хоть знаешь, на что способны твои хозяева?

– У них хотя бы слова не расходятся с делами, – со злостью сказал я.

– Не нарывайся, мальчик, – предупредил он.

– На что? Что вы сделаете? Сдадите меня в систему патронатных семей? Разумеется, для моего же блага.

Голова старика дернулась назад, словно я отвесил ему пощечину.

– Мамы не стало, когда я родился, – ровным голосом произнес я. – Папы – когда я пошел в детский сад. А вы просто взяли и оставили меня в одиночестве.