Я устроился на краешке тахты рядом с диванчиком на две персоны, где обычно располагались Томас и Жюстина. Как правило, не поодиночке.

Жюстина села на привычное место, поджала ноги и сразу стала очень маленькой.

– Дело плохо, – сказала она. – Да?

– Дело… – Я вздохнул, тщательно подбирая нужное слово. – Дело щекотливое. Проблема не из тех, что мне по силам решить взрывами или поджогами.

– Как думаешь, она вообще решаемая? Эта проблема?

Адские погремушки. Лично я решения не видел. Недостатки свартальвов брали начало в их достоинствах: тот, кто всеми силами старается не причинять зла другим, не видит особого смысла в прощении. Томас предал их, и свартальвы не угомонятся, пока чаши весов не придут в удовлетворительное равновесие.

– Думаю, – сказал я, – пока Томас жив, нельзя опускать руки. Допускаю, что эмиссар найдет способ выйти из этого положения без новых смертей.

– По-твоему, его убьют? – Взгляд ее темных глаз был прикован к моему лицу.

– Не знаю. Нам было не до разговоров, но Томас хотел, чтобы я приехал сюда и сказал, что он любит тебя. Хотя ты и так это знаешь.

– Любит? – Она раздраженно хмыкнула и скрестила руки на груди. – Если любит, тогда зачем… – Жюстина осеклась, понурила голову и задрожала. Все ее напускное спокойствие как ветром сдуло. Наконец она снова обрела голос, но теперь он был тихий и надтреснутый. – Зачем, Гарри? Почему? Я не понимаю, зачем он это сделал!

Проклятье. Я тоже ни черта не понимал. Все происходило с такой скоростью, что у меня не было времени сесть и задать себе простейшие вопросы. Например, с какого перепугу мой брат попытался убить короля свартальвов? И что там вообще произошло? Может, свартальвам лишь показалось, что Томас покушался на убийство Этри?

Что же совершил мой брат? А главное, зачем?

Сплошные вопросы, и все они требуют ответов, а возникают с такой скоростью, что, похоже, мне понадобится рулон оберточной бумаги, чтобы все записать и ничего не забыть.

Итак, приступим. Ответим на некоторые вопросы. Для начала: почему мой брат проявил агрессию по отношению к свартальвам? И если Томас намеревался убить Этри, почему тот остался жив? Кто бы что ни говорил, Томас – отличный боец. Выдающийся. Даже не счесть, сколько раз я видел, как он орудует клинком и пистолетом.

И он всегда вступал в драку с ясной головой и осознанной целью. Сражаться Томас умеет, но никогда не делает этого ради развлечения. Вот и ответ на первый вопрос.

– Что бы он ни сделал, – сказал я, – у него имелись весомые причины.

– Какие? – Голос Жюстины дрогнул.

– А черт его знает.

– Он рассказал тебе? Обо мне? О нас? – Она положила ладонь на живот.

– Угу, – признал я. – Гм… Мои поздравления.

– Но что, если он… Если он не вернется…

– Эй… – Я почувствовал себя совершенно беспомощным. – Жюстина, ну ладно тебе… Он все еще жив. И я собираюсь сделать так, чтобы он таковым и оставался.

– Да? Правда? – Она взглянула на меня. Пряди волос прилипли к мокрым от слез щекам.

Боже мой…

Когда Жюстина взглянула на меня, я понял, что, пока мозг обрабатывал вводную информацию, подсознательно я уже принял решение. Снова.

Я спасу брата во что бы то ни стало. Не важно, кто встанет у меня на пути. Даже если это будут Этри, Мэб, Лара и весь Белый Совет в придачу.

Батюшки…

Усиливаются циклические ветры. Сбивается в косяк беспрецедентное множество акул. Рыщут по коридорам киностудий продюсеры с контрактами на пронумерованные сиквелы. И всему этому не видно ни конца ни края.

– Ну да, – тихо ответил я. – Правда.

– Обещаешь, Гарри? – Она подалась вперед, умоляюще глядя на меня. – Честно?

– Куда уж честнее, Жюстина, – сказал я. – Слово даю.

Тут она сломалась. Согнулась пополам, прижав руки к пока еще плоскому животику, и всхлипнула.

Я не мог сесть рядом с ней. Ведь там должен был сидеть мой брат. Поэтому опустился на колени у подлокотника и обнял Жюстину за плечи.

– Ну все, все. Я тут, рядом.

Жюстина обмякла и разрыдалась.

Когда она закрыла за мной дверь, я стоял в коридоре и, признаться, чувствовал себя довольно скверно.

Надо что-то предпринимать. Иначе моему брату не жить.

Жюстина совсем расклеилась. Я мало что мог с этим поделать. Разве что сидел рядом, как гигантская деревянная статуя, обнимал ее за плечи и приговаривал: «Ну все, все, я рядом».

Про квартиру в посольстве, ясное дело, пока что можно забыть. Чем бы все ни кончилось, свартальвы либо убьют Томаса, либо затаят на него злобу, и я не собирался оставлять Мэгги в одном здании с этими существами. Поэтому, даже если я переживу следующие несколько дней, придется переезжать на новое место, а это всегда воодушевляет так, что просто слов нет.

Плюс мирные переговоры с фоморами. Мелочь, но тоже приятно. А еще политические неурядицы в Белом Совете и вероятность, что меня исключат из вышеозначенной организации. Хотя лично меня это не особо тревожило. Сколько себя помню, Белый Совет по большей части играл роль занозы в пятке… хотя и прикрывал меня с самых разнообразных сторон. За долгие годы я нажил немало врагов, и одна из причин, по которым я все еще жив, – это стоящий за мной Белый Совет. Хранители вселенских тайн. Мужчины и женщины, способные дотянуться до врага в любой точке мира. Последний раз, когда кто-то из свободно ассоциированных членов Неписаного договора в открытую пытался напасть на меня, один шельмец из Белого Совета пришиб его орбитальным спутником.

Разумеется, у него были на то свои причины, но сообщение всем заинтересованным сторонам транслировалось четко и ясно: если связался с одним из нас, считай, что попер против всего Белого Совета.

Если меня исключат большинством голосов, эта эгида исчезнет. И никто не прикроет мне спину. Даже теоретически.

Никто, кроме Мэб.

При условии, что я доверю ей свой тыл. А я доверю – правда, при определенных обстоятельствах, – и охотнее, чем подавляющему большинству ныне живущих. Пусть она монстр, но Мэб держит слово и своих не бросает. Несмотря на это, я прекрасно понимал, что она ждет от меня большей готовности меняться в соответствии с ее потребностями. Мэб хочет, чтобы я стал более мрачным, холодным, злым и коварным, поскольку эти качества позволяют лучше справляться с работой Зимнего Рыцаря. Но в то же время она не может чересчур активно подталкивать меня в этом направлении, не рассердив при этом некоторых членов Совета, а объединенные Белые – не та сила, от которой можно отмахнуться. Даже Мэб это не по зубам.

Но стоит мне лишиться их покровительства… В общем, сейчас Мэб переманивает меня на темную сторону свежеиспеченными печеньками. Но если исключить вероятность полноценной войны ради защиты порядочного чародея, у Императрицы Зимнего двора будут развязаны руки.

Я постоял некоторое время, размышляя. Томас явился в посольство, чтобы прикончить Этри. По личным причинам? Вряд ли. Томас был, кхе-кхе, в фаворе у свартальвов. Особенно свартальвов женского пола. Не думаю, что он хотя бы однажды разговаривал с Этри.

Может, все дело в ревности? Томас был вынужден защищаться? Или доказывать что-то ревнивому любовнику или брату?

Опять же вряд ли. Свартальвы не понимают, что такое сексуальная моногамия. Они создают пары по принципу общности, биологической или какой-либо иной, и соблюдают нерушимый кодекс чести в делах заботы о потомстве, но человеческий подход к половой жизни сбивает их с толку. Если бы за ужином я сообщил Этри, что покувыркался с его сестрой, он нашел бы эту ремарку умеренно интересной и полюбопытствовал бы, понравилось мне или нет.

А теперь скажу кое-что немного ехидное: у моего брата не самый богатый и сложный внутренний мир. Томасу нравятся – в порядке убывания – Жюстина, секс, спорт, еда и питье, и время от времени он любит подраться с кем-то из тех, кому пора надавать по шее. Сомневаюсь, что в число последних входят Этри и его люди, поскольку свартальвы не более опасны, чем какие-нибудь баптисты в обычной городской жизни. Трудно предположить, что у Томаса имелось множество причин убить Этри.