Нина ответила кратко:

– Я нашла его.

– Вот так так, – не сдержался Крячко, – где же? На Новый год, под елочкой?

– Нет, – спокойно возразила она, – гуляла с ребенком, нашла по дороге домой.

– Где?

– Я же говорю, когда с дочерью шли домой с прогулки.

– Откуда?

– С прогулки, – повторила она.

«Ну вот, включила дурочку».

– Ну а гуляли-то где? – терпеливо уточнил Гуров.

Она прикрыла глаз, точно утомленная пустыми разговорами:

– Вдоль канала. Туда-сюда, знаете ли.

– Значит, нашли по дороге к станции? – спросил Крячко, тоже очевидно начиная терять терпение.

Нет, не по душе ему была эта дамочка, несмотря на жалкое и пострадавшее положение.

– Да.

– Почему не отнесли в полицию? – поинтересовался Лев Иванович. – Дорогая вещь.

– Откуда мне знать, дорогая она или дешевая.

Неплохо врет, глядя прямо и твердо. Сразу видно, ей не привыкать.

– Ах да, это верно. Откуда же.

Безошибочно уловив насмешку, Нина уточнила деревянным голосом и скучным тоном:

– Я подумала, что хозяин догадается позвонить на свой номер, мы договоримся о встрече, передам с рук на руки. Не позвонил бы – отнесла бы в полицию.

– Что ж, оставим пока и это, – покладисто согласился Гуров, – как дело было потом? Подняли вы телефон, и что?

– Положила в сумку.

– Не включали телефон, на кнопочки не нажимали?

– Нет. Просто осмотрела и положила.

– И все-таки, – вмешался Крячко, – зачем подобрали бесхозную вещь? Разве не знаете, что этого нельзя делать, а надо, не трогая, сообщить полиции? Телевизор не смотрите?

– Не смотрю, – колко отозвалась она, – и кому у нас в поселке подсовывать бомбу в мобиле?

– Теперь некому, вы правы, – согласился Станислав, довольно двусмысленно, – и что же произошло, когда вы вернулись домой?

– Подъехали дедушка с бабушкой, забрали дочку к себе. Сумку же взял муж… Денис, – женщина помедлила, точно переводя дух, – сейчас…

– Ничего.

– Сумку он унес на кухню. Потом… все. – Она скривилась, попыталась отвернуться, поднять забинтованную руку и расплакалась.

Крячко налил, преподнес стакан воды к трясущимся губам. Она выпила несколько глотков, стуча зубами о стекло.

– Спасибо.

Подождав несколько, для приличия, Станислав мягко спросил:

– И все-таки простите, я должен задать вопрос, который покажется вам бестактным.

– Какой.

– Не было ли у вашего мужа причин для ревности?

«Ох ты, как глазом-то сверкает. Прав Стас, не такая уж она бессильная, несчастненькая, того и гляди рванет сейчас не хуже телефона».

Однако Нина сдержалась, только слезы моментально втянулись, и теперь ее единственный глаз так и грел черным огнем. Подчеркнуто вежливо, без тени смущения, она ответила:

– Я не стану отвечать на этот вопрос.

– Как вам будет угодно, – вмешался Гуров, – ну а у вас не было таких поводов?

– И вам я отвечать не собираюсь. Это мое дело, личное.

– Ошибаетесь, гражданочка, – заметил Крячко, – имеет место труп, применено опасное вещество, вы же сами отрицаете, что взорвался самогонный аппарат?

Тишина.

– В общем, и при наличии таковых моментов любое дело личное становится общим.

Нина упрямо хранила молчание.

– Что ж, как вам будет угодно. Если бы вы ответили – спокойно, без сердца, то мне не пришлось бы задавать другой вопрос: не считаете ли вы, что происшествие связано с вашим прошлым…

– Что это значит?

– Не может ли эта трагедия быть связана с неким Леонидом, или Алексеем – в общем, с Лёлей по кличке Тротил?

С лицом у этой дамочки творилось черт знает что: казалось бы, вся забинтованная, но гримаса была зверская, и глаз почти из орбит вылез, и прямо кипели в нем злющие слезы. Очевидно, она пребывала в ярости.

– Понятия не имею, о ком речь, – отчеканила Нина, но губы кривились в какой-то инфернальной, сардонической улыбке, – а теперь подите оба прочь. Ни слова больше не скажу.

– Левушка, пока мне все нравится, – одобрила жена, и Гурову показалось, что она как-то воровато откладывает свой собственный телефон. Никак записывает.

Однако «всем довольная» Мария – не настоящая, потому-то она продолжила:

– И все-таки покритикую. Вам, опытным сыщикам, сам бог велел отнестись к этим показаниям, скажем так, со скепсисом.

– Не без этого, – благодушно согласился муж, – а почему, позволь узнать?

– Полагаю, что на своем веку вы каких только историй не выслушали такого же плана. Иду в меланхолии из пивной, любуюсь луной, зашел в кустики – а там ба! Пистолет и ящик с гранатами. И кто это потерял?

– Не совсем в точку, но в целом да, подобное приходилось слышать, и не раз, – подтвердил Гуров, – «находили» пистолеты, автоматы, тротилы и пулемет «максим» с лентами – ну а что? Эхо войны. Откопали, вот несли как раз в полицию. Само собой, попахивает такая вот случайная находка обычным враньем. Но был еще один резон сомневаться в правдивости вдовы. Точнее, целый ряд резонов.

…Как только покинули больницу, уточнив предполагаемое время выписки больной Романовой – примерно дней через восемь-десять, – Станислав взял слово:

– При всей моей личной антипатии к этой отдельно взятой дамочке…

– …не видишь причин ей не верить? – завершил мысль Лев Иванович. – Нечто вроде этого я и сам хотел заметить. Человек в шоковом состоянии, более того – женщина, мать, ведет себя уверенно и спокойно.

– Да еще и негодует вполне искренне.

– А если предположить, что у нее просто нереальная психологическая устойчивость?

– Или то, что она ни при чем, – в свою очередь, закончил Станислав, – по мне, так справедлив именно этот вариант. Можно, конечно, вернуться попозже под формальным поводом уточнить кое-что, попробовать спровоцировать…

– Есть ли смысл? – спросил Гуров. – Будь это мужик, то провокации имели бы смысл, но женщина взорвалась бы сразу.

– Ты порядочный шовинист, – горько констатировал Крячко, – несмотря на свой богатый, пусть и специфический опыт, стало быть, не допускаешь и мысли о том, что женщина в состоянии впихнуть в телефон сто грамм тротила?

– Почему ж. В кино – пожалуй. Но в жизни дамочка, желающая избавиться от супруга… не берем привлечение третьих лиц… скорее нажарит ему сковородку картошки с бледной поганкой.

– Ну, или крысиного яду в водку. И все-таки нельзя исключать?..

– Нельзя, – согласился Лев Иванович, – потому-то мной оформлен запрос в картотеку, но уже не по поводу легендарного Лёли, а по поводу осязаемой, неоднократно виданной Нины Лайкиной, чтобы исключить то, что исключать нельзя.

– Ах, запрос, – протянул Станислав и уже открыл было рот для ответа, но тут у него завибрировал телефон; полковник, глянув на экран, довольно ухмыльнулся и ответил: – Слушаю вас внимательно.

Разговор, точнее монолог – ибо участие Крячко сводилось лишь к тому, чтобы вовремя издавать подбадривающе «угу», – продлился около десяти минут. После чего коллега с видом завзятого мага (или шпиона) предложил заехать «тут, неподалеку».

Лев Иванович, разумеется, не возражал: во всем, что касается обработки вспомогательных источников информации, на Станислава вполне можно положиться. Поскольку Крячко был за водителя, то вполне ожидаемо свернул с шоссе в Мокшанские горы. Попетляв немного вверх-вниз по холмам, припарковался во дворике пятиэтажки, в которой располагалась квартира Романовых и Зубкова. Вот его окна, на пятом этаже, ощетинившиеся антеннами, тарелками и проволоками.

– Приехали, Лева. Ты со мной? Или будешь сидеть тут, ожидать результатов из картотеки?

– У меня аллергия на бездействие, – съязвил Гуров, – пойдем уж, помогу тебе. Работа со свидетелем все-таки, дело деликатное…

Он не договорил и замолчал, поскольку к машине подошла незнакомая особа. Неопределенного возраста, худенькая, бледненькая, с короткой по-мальчишески стрижкой. На симпатичном носике не по сезону веснушки и неожиданно современные очки. При взгляде на нее приходило на ум слово «простенькая».