– Даже так.
– Именно. В общем, идет нормальная работа. И тут мне на телефон поступает звонок со знакомого номера…
…Поселок городского типа Мокша (год основания – 1900-й) со времени окончания строительства железной дороги прозывается по одноименной станции означенной дороги, та, в свою очередь, – от имени соответствующей речки.
Две тысячи восемьсот человек населения, узловая платформа, канал Москва – Волга. Две фабрики. Поскольку угораздило приезжих бусурман – немецких фабрикантов основать производство на Клинско-Дмитровской гряде, теперь поселок представляет собой сплошные горы. И в этой связи тоже проста, незамысловата тут жизнь человека: с утра под горку бодро – на работу, вечером, не без труда – в горку с работы.
Неестественная ситуация, вообще-то положено наоборот. Поэтому немалой популярностью пользуются небольшие заведения, реализующие подкрепляющие напитки. Их много, они разнообразны: и официальные разливайки, и те, что стыдливо прикрываются вывеской «кофе с собой», и частные шланбои самогонщиков, и, разумеется, стандартные магазины «у дома» с реализацией спиртного в любое время дня и ночи.
Обилие точек с горячительным обуславливает размеренность и патриархальность труда поселкового участкового, совмещающего в себе функции сомелье (иначе как расценить ценные рекомендации наподобие: «не стоит, Иваныч, сегодня тебе водочку на пивко укладывать»), и психолога («понимаю, непросто, но не повод же лупить монтировкой по окнам»), и медиатора («а теперь дружно ручки горе и разошлись по домам, иначе сделаю несчастье»), и кого угодно.
Весь день имеет место спокойная, неторопливая работа, обходы и купирование стихийно образовавшихся казусов. Их, как правило, немного. С утра те, что возвращаются с ночных смен – с Шереметьево или со складов, – шалить не настроены, им бы доползти до кроватей и рухнуть. К вечеру же, особенно по пятницам, народ активизируется.
Дни выдаются иной раз насыщенные, особенно в теплое время, когда тянет на подвиги и походы. Но и тогда фронт работ предсказуемый: традиционная буза у магазина со спиртным, война и мир в отдельно взятой коммуналке, воспитательное внушение местному сопляку-зацеперу. Вот лишь развращенные реалии вносят коррективы: все чаще приходится и участковому трещать по кустам, отлавливая знакомых закладчиков, делать тысяча первое китайское последнее предупреждение – и, натурально, отпускать.
Пока доскачешь с папочкой до лесополосы, где злодеи закладки распихивают – глядь, а там уж нет никого, а если и есть, то на руках пусто, что у курьеров, что у «клиентуры».
Просто дети просто гуляют, а что глаза в разные стороны – так это надышались воздухом с непривычки (и вообще, что вяжетесь, в кои-то веки ребенок из-за компьютера на пробежку встал), а что пакет с порошком под старым пнем – так то еще зловредный ганс в сорок первом потерял. В этом направлении помогает лишь почаще мелькать дружелюбным призраком и ныть мужикам из ППС о том, чтобы патрулировали по просекам, местным садовым товариществам и по вырубкам под линиями ЛЭП.
Вот, еще в свете последних событий приходится шарить по чердакам и подвалам в поисках тех самых подозрительных предметов, о которых, не трогая, надлежит немедленно сообщать в полицию. Поступают сигналы бдительных старушек и молодых остроглазых мамаш – и это правильно, времена такие, что лучше пере-, чем недобздеть.
Так-то поселок Мокша тишайший, с учетом того, что имеют место два производственных предприятия, хостелы для приезжих, оживленный транспортный узел. Или, может, и благодаря.
Те, кто предпочитает трудиться в столице, отчаливают с места регистрации с первыми петухами, возвращаются поздно, и сил хватает лишь доползти до кроватей. Патриоты, трудящиеся на местном производстве – легендарном Мокшанском снаряжательном заводе и фабрике электрокомпонентов, – сутки-трое отпахав, предпочитают выпить по чуть-чуть, ровно столько, чтобы вползти на родную горку и тоже улечься спать.
Немаловажно и то, что все друг друга знают чуть не с роддома, чужаки в коллектив вливаются с трудом, спустя год-два, а то и десять, а до того они все на виду, как на ладони. Ясное дело, трудящиеся с братского Востока, обитающие тут, в хостеле, или снимающие квартиры, при всем желании за своих не сходят, и потому их маршруты изучены до метра, а любое отклонение порождает сигнал участковому.
Мокшанский же участковый уполномоченный, младший лейтенант Зубков Сергей Юрьевич – чуткий и внимательный, грамотный сотрудник… ладно, ладно, все куда проще. Дело не столько в деловых качествах, не в чуткости или, там, особом умении кому-то в душу влезть. Скорее, в том, что для населения он никакой не товарищ участковый, а Сережа, Серега, Юрьич (зависит от возраста обращающегося), свой в доску, мокшанский во всех обозримых поколениях. (Возможно, кто-то из пращуров и был пришлым, но за давностью лет простительно.) Главное то, что Зубков свой, ему доверяют и охотно сотрудничают.
К тому же он обладает множеством качеств, для участкового необходимых: колоссальное терпение, умение ждать, миролюбие, неявное упрямство, умение слушать. К тому же белобрысый, курносый, улыбчивый, щербатый, глаза синие-пресиние, понимающие и чистые, как у умной дворняги – внешность у него весьма удачная, для женского пола приятная и не раздражающая мужской.
Есть лишь один момент, который создает напряжение между своим в доску участковым и населением, – это поля гаражей. Собственно, это не столько гаражи, сколько сараи. Или доты, если судить по крошечным оконцам под крышами этих приземистых строений.
Гаражей-сараев море, они занимают площадь, сопоставимую с третью всего поселка. Сплошное поле. Торчат, как поганки, иные свежевыкрашенные, другие – брошенные, замшелые, уродливые, с крошечными входами-амбразурами, и между ними петляют извилистые проходы, не все проезжие. Линия Маннергейма подмосковного пошиба.
Происхождение этой частной собственности туманно. Известно лишь то, что с незапамятных времен подобные сараи выделялись трудящимся. Конечно, не для размещения личного автотранспорта, столько его тут отродясь не было, и в стандартную дверь не проедет ничего, кроме не особо рогатого велосипеда или мопеда. Скорее, это кладовка для различного хлама. Поселок застроен бывшими фабричными казармами, переделанными под жилье, и пятиэтажками, балконы есть не у всех. Так что в этих гаражах хранят кто картошку, кто самогонку. Соленья складируют из года в год, сваливают хлам, который жалко выкинуть. Некоторые сараи переоборудованы под «дачи», в которых по пятницам-субботам жарят шашлыки, распивают по-тихому. Тут же ночуют мужики, выставленные с места прописки за пьянку, – и такое бывает, но нечасто, планировка не позволяет. Стандартный размер такого «гаража» – четыре на пять, если не позаботился прирезать сарай давно помершего соседа или просто растяпы.
Вот такой шанхай на Серегиной территории. Более того, вопрос о том, кто хозяин того или иного сарая, – неисследованный и больной. Кому-то они объективно принадлежат, ведь чьи-то руки их красят, косят наступающие кусты-травы, обороняют от чужих посягательств.
Ведь сколько раз покушались на эти строения. Пытались снести, расчистив площадку для новостроек под расселение – дело чуть не кончилось бунтом, после чего вопрос похоронили.
На заре возрождения производств ушлые капиталисты, установив путем наблюдения гаражи заброшенные, попытались организовать тут общаги для своих рабов.
Подогнали уже автобусы, выгрузили народ с матрасами – и тут сараи, которые во все остальное время были поводом пособачиться между собой и с участковым, дали повод сплотиться.
Органы правопорядка в лице Зубкова и неравнодушное население в лице немедленно появившихся хозяев решили миграционный кризис менее чем за полдня: упоминания о депортации в двадцать четыре час оказалось достаточно для того, чтобы пришельцы дали деру на своих двоих, не дожидаясь подачи транспорта.
Однако это было исключение, нештатный случай.
В остальное время поля гаражей – целый микрорайон под высоковольтными линиями – натягивали нервы Сереге Зубкову. Никто не знает, что там за разнообразными дверями. Постоянно зудело предчувствие, что вот-вот сверху спустят директиву их все проверить – и тогда крупномасштабный каюк спокойной жизни. Работы тут не на один месяц, к тому же не все хозяева известны. Да и как отыскать их, настоящих, если в большинстве случаев право собственности подтверждается тем, что «все знают, что мое». Между тем, если «общеизвестные» хозяева на просьбу открыть сарайку просто пошлют куда подальше, с чем идти к прокурору? Документов-то о праве собственности нет. Да и по каждому такому доту не наездишься за санкцией на вскрытие.
