Тэлиса, между тем, подобные суеверия совершенно обходили стороной.

Известие о смерти Скерзеля повергло Тэлиса в полное смятение. Он, собственно, не питал к своему ученику особой привязанности, но смерть Гери опечалила его, и вместе с тем возмутила. Было что-то зловещее в этом облаке, и бард, убежденный, что не следует поддаваться унынию, что опустить руки — не лучшее решение, намерился снова приступить к делу со всем пылом. Имелся один препарат, довольно опасный, которым он собрался воспользоваться, чтобы погрузить себя в новый транс. Некий кемуз; его добывали из шипов довольно редкой рыбы. Чтобы его принимать, однако, требовался уровень опыта, сравнимый с Тэлисовым; иначе выпивший зелье мог так и не очнуться. Глубокий сон, который затянулся бы на целые дни, барда не беспокоил: он знал, что способен управлять своим подсознанием, сохранять необходимую ясность рассудка, которой следовало не покидать его до конца. В этом отношении практики у него хватало. Но он в жизни не принимал кемуза и понятия не имел, как его организм воспримет это средство. Если он умрет сразу, как только его употребит, королевство просто потеряет еще одного барда. И кто тогда примет дело в свои руки? Кернек де Пувраш? Его голос с годами отказывал. Гурвон из Гвемгина? Мощный бард, конечно, но слабее него… Тэлис оставался самым подготовленным из всех, самым подходящим для разрешения ситуации. Поэтому умирать ему непозволительно; а приняв кемуз, он бы пошел на именно такой риск.

И тем не менее Тэлис, пока смешивал снадобье со свеженадоенным овечьим молоком, окончательно принял решение. Ему отчаянно требовался шанс копнуть глубже; и тогда облако наконец раскроет свою сущность. Но чтобы попасть в него, ему нужна была новая линия атаки. К счастью, он ее, по-видимому, нашел.

Тэлис наконец-то открыл дверь, ручку которой так отчаянно искал.

Везде темно; слишком темно оказалось кругом, когда его сознание возобладало над забытьем. Он не мог сказать, долго ли шарил так вокруг себя. Может, в его состоянии это было не так уж важно, только он чувствовал, как выступил на его лбу пот, как нарастала подспудно тревога, пока все его тело не задрожало как лист — и в подсознании, и в реальности. От страха. Он впал в такой глубокий сон, что не мог найти выхода из своего тела. Но когда разум Тэлиса наконец освободился, он почувствовал, как наполняет его новая сила — и с ней редкая ясность. И это было только начало. Когда он наконец освоится с этим новым трансом, его мощь возрастет еще. И тогда, и только тогда бард сосредоточится на облаке-океане и разрушит его. Наконец-то он убедился, что сможет этого добиться.

Обнаружив, что способен действовать, Тэлис превратился в птицу. У птицы не имелось выраженной формы, она не принадлежала к определенной породе, она скорее походила на абрис, набросок. С настоящей трансформацией он подождет момента, когда приблизится к облаку. Когда он почувствует обертоны облачной массы, когда она предстанет подобно канве для вышивки, тогда он впитает информацию, исчерпывающе ее декодирует, и мало-помалу подберет себе оперение.

Так Тэлис кружился несколько часов под брюхом громадной структуры, защищенной невидимой стеной, в которой он искал слабость, изъян. Ключевым словом служило здесь «терпение». Его уверенность в себе возродилась, бард знал, что добьется своей цели. У него не было выбора. Его тело покоилось так далеко позади него, что обнаруживало себя лишь легкими намеками.

Из клюва Тэлиса вылетали всевозможные звуки. От высочайших до нижайших. Басы нисколько не поколебали защитную преграду облака-океана. Чем больше, с другой стороны, он уходил в высокий диапазон, тем сильнее окружающий воздух терял прозрачность и обнажал тонкую мембрану, которая отбрасывала его, когда он на нее налетал. Все же он уточнил детали своего анализа, преобразился в ястреба и, вооружившись острыми когтями и изогнутым клювом, попытался прорвать перепонку. Безрезультатно. Он отделился от эластичной стенки и продолжил свой полет. Его проницательные глаза непрерывно наблюдали, слух выискивал нетипичные резонансы, странности внутри самого этого странного облака.

И наконец случилось то, чего он так долго ждал: он обнаружил аномалию внутри аномалии. Подходящую зацепку в мембранной сетке. Звук протечки воздуха, такой незначительной, что он, быть может, никогда не обнаружил бы ее без своих невероятно обострившихся чувств.

Тэлис улыбнулся. Теперь он мог начать свою первую атаку. Его песня развернется, уцепившись за дырку в мембране; настроившись на обертоны материи, из которой составлена защита, она заставит ее сотлеть и пройдет ее насквозь. Без этой защиты, когда она окончательно будет сметена, Тэлис узнает имя облака-океана. Начало конца облаку.

Молодая женщина быстро плыла к побережью. Ее призвали. Там, за завесой, испустил панический вопль Исток. Ситуация вновь обострилась. Только что в защите Кведира обнаружилась брешь, и монстру удалось проникнуть в нее. Но на этот раз рядом с облаком окажется она. Больше не случится, как прежде. Она твердо обещает.

СУДЬБА. Так вот как звалось облако-океан.

Тэлис ликовал. Оказавшись внутри, как волк в овчарне, он не без труда выяснил имя громадного ватоподобного объекта. Ему пришлось призвать все свои познания в искусстве пения, чтобы проникнуть в частицы, из которых состояло облако. Все упиралось в силу воздействия. Сначала он размягчал текстуру низкой нотой, ее приходилось долго тянуть, затем радикально сменял ее на крайне высокий тон, колющий словно иглой. Таким образом звук распространялся подобно приливной волне, доходя до каждой частицы. И каждую из них, будто осколочек, подбирала и сводила воедино песня барда, словно своего рода магнит. Кусочки соединялись медленно, один за другим, пока не воссоздался образ искомого имени.

Соответственно, коль скоро теперь Тэлис обладал этой информацией, одновременно он получил доступ к природе облака. Хотя понятного было немного. Проявившаяся слоистость лишь подсказала ему, что облако представляет собой разнородное сборище, смесь нескольких океано-облачных форм, с какими ему уже приходилось сталкиваться. Их скопище не имело собственной личности, зато обладало множеством различных характерных областей, которые с трудом поддавались локализации и опознанию. Даже зная имя океана, СУДЬБУ оказывалось не так просто расчленить и тем самым взорвать. Кроме того, облако сложилось настолько плотным, настолько мощным, что нельзя было упускать из виду вероятные последствия его разрушения: кислотные разливы, образование смертоносных ледяных глыб, распространение эпидемических вирусов, которые, высвобождались, как знал Тэлис, при конденсации влаги. Он мог их учуять и, как следствие, уничтожить; именно так он нащупал пузырчатую чуму и в конечном итоге покончил с нею.

Нэйели в последний раз взглянула в небо, такое голубое в своей вышине, и нырнула под воду. Вода была освежающая и прозрачная, и с тем нежно-йодированным вкусом, который она так обожала. Который так обожали она и ее народ. Не одно уже поколение прилагало силы, улучшая качество своей воды, уничтожая вредные водоросли, ядовитые кораллы и всяческих хищников, так что менее чем за шесть их смен продолжительность жизни ее вида резко взлетела. Ныне русалка могла прожить более трехсот циклов, в то время как русал в среднем доживал до двухсот. Сирены всегда были лучше сложены, более выносливы. Вот только их мир быстро настигли перенаселение и засуха. Поверхность становилась непригодной для жизни, а океаны, из которых на протяжении тысячелетий облака черпали воду (сам океан облаков не мог ее порождать в достаточном количестве и тянул туманные рукава, чтобы качать соленую жидкость), истощались. И если бы не Исток, центральное облако, их вид исчез бы. Вот как Львэйнри познали магию — ментальную магию, которая исходила от способности Львэйнри при желании проститься со своей плотской оболочкой, чтобы присоединиться к коллективному существу, вселившемуся в старейшее облако Львэйнри, Облако Освободившихся. Именно Истоку удавалось созидать новые облака, несмотря на скудость ресурсов их мира.