Облако оставалось неуязвимым перед его натиском. Совершенно. Хуже того, оно злой тенью нависло над Тикером. День более не отличался от ночи, и крестьяне по своим домам жалобно причитали, умоляя Оратоса. Тэйлис ясно слышал их безнадежные псалмы и больше не мог оградиться от них.

Что ж, отчаянные времена — отчаянные меры. Бард сдвинул ковер из медвежьей шкуры, расстеленный посередине своей гостиной. Он открыл прикрытый ковром люк и спустился по деревянным ступеням в свое убежище. Там исчезнут песнопения и слезы. Там он мог лучше сконцентрироваться. Войти в свой транс, придав ему больше сил.

Когда заявила о себе ночь, он уже лежал на удобном тюфяке с закрытыми глазами и успокоившимся дыханием. Скрещенные на груди руки Квана время от времени подергивались, словно его одолевали кошмары. На самом же его духовное воплощение уже парило в небе Гваоля, отправляясь навстречу туче-океану. Оно цеплялось за стеклянную лестницу — лестницу полностью символическую, материализованную только в сознании барда. Твердо упирая ступни, Кван вскарабкивался на одну поперечину за другой, иногда задирая голову, чтобы окинуть взглядом облако, с виду неподвижное — однако Дыра продолжала изрыгать черную мокреть. По лицу барда беспрестанно хлестал мелкий дождь. Он регулярно утирался рукавом, потом с новыми силами двигался к облаку. С выбранной тактикой подъема «ступенька за ступенькой» его транс углубился и все больше напоминал кому. А когда он достигнет края облака, его разум приобретет такую ясность, что он больше не встретит никаких препятствий, прежде чем доберется до своей цели и проникнет в нее. Вдобавок он принялся петь, переходя от одной вокальной вариации к другой, чтобы проверить, не отреагирует ли на какую-либо из них облачная масса. Пока что он не обнаружил никаких заметных изменений. Эбеновая чернота не просветлялась, туманная плотность не рассеивалась, дождь не прекращался и не усиливался. По правде говоря, Тэлису начинало чудиться, что его силы рассеиваются в воздухе, словно облако перевернуло ситуацию в свою пользу и уже выиграло партию. В то время как обычно последнее слово всегда оставалось за бардом. Всегда.

Восхождение барда продлилось два дня и две ночи.

А после он рухнул.

Ронан оглядел его своим единственным, странно выпученным глазом. Второй скрывался под черной повязкой на голове; он потерял его подростком, пытаясь усмирить разъяренного быка.

— Плохо выглядишь, бард, — начал он, едва лишь уселся на гостевую банкетку.

Сделать вид, что все обстоит наоборот, у Тэлиса бы не вышло. Он обнаружил, что его кожа обвисла, а мышцы потеряли тонус. К тому же, должно быть, у него сместился позвонок: шею в определенных положениях мучительно ломило, нижнюю часть спины пронзала пульсирующая боль. Что же касается глаз, то ему не требовалось заглядывать в зеркало, чтобы угадать вокруг них темные круги, придавшие ему одутловатый вид. Может быть, еще и морщины глубже врезались.

— Ты не отвечаешь, бард. Но как деревенский Озак и представитель королевской власти, я обязан кое-что сообщить. Король Сколан направляет сюда Гери Скерзеля — пронаблюдать, как наступает облако-океан. Он будет здесь через два дня, чтобы оказать тебе поддержку.

Тэлис, внезапно заинтересовавшись, поднял глаза на Ронана Кюденнека. До сих пор он не в силах был сосредоточиться на разговоре, но имя бывшего протеже вывело его из оцепенения.

— Если Сколан считает, что Гери Скерзель способнее меня, то пусть. Но его, увы, ждет серьезное разочарование. Гери очень силен, за него молодость, но Гери все еще не хватает опыта и бардовской практики. И он никогда не сталкивался ни с одним облаком.

Ронан пожал плечами и всем телом наклонился к Тэлису, который сидел в своем кресле в гостиной менее чем в метре от него.

— Ты великий бард, ты должен попробовать что-нибудь еще. Целый месяц это черное чудище лезет из Дыры, а ты уже две недели как пережевываешь свою неудачу. Соберись. Все королевство ждет чуда. Сегодня падали ледяные глыбы. Если бы наши крыши не были рассчитаны на такую напасть, все бы остались без жилья.

— Я знаю, Ронан. Я знаю. Я пытался. Несколько раз. Облако все время меня выбрасывало. Я совершенно ничего о нем не знаю, понимаешь? Ничего!

— В первый раз вижу тебя таким подавленным. И так близко к тому, чтобы сдаться.

— Я и сдался…

— Но ты же не можешь!..

— Ты не дал мне закончить предложение. Я сдался — на время, потому что мне нужно восстановить силы и обдумать новый угол атаки.

Ронан встал. Его старые кости затрещали. И он растер колени, прежде чем заключить:

— Деревня рассчитывает на тебя, бард Тэлис. Королевство тоже. Ты спасал нас сотни раз, и все вокруг тебе благодарны. Я помолюсь Оратосу еще усерднее. Чтобы он тебе помог.

— Спасибо, Ронан. Я надеюсь, твои молитвы будут услышаны. У меня иссякло вдохновение, и мне не помешало бы хоть маленькое чудо.

На следующей неделе Гери Скерзель добрался до самых окрестностей Тикера. Он гордо восседал на прекрасном белом коне, которого король под влиянием порыва подарил ему в знак благодарности и доверия. Гери Скерзель превзошел все ступени бардовской подготовки, будучи учеником Тэлиса Меклера. Его пению были подвластны самые богатые и разнообразные тона — от самых высоких до самых низких. По мере роста он превратился и в бесподобного сказителя, способного погружаться в сказки и легенды, вплоть до того, что ему удавалось материализовать перед собой героев прошлого, чудовищ, фольклорных существ. Ему, например, довелось вызвать в небо столицы знаменитого Разу, дракона, который долгое время терроризировал графства королевства Гваоль, и, наконец, сразить его, воплотив рыцаря-мага из рода де Гляссе. Такое мастерство вмиг снискало ему восхищение короля с его окружением. Соответственно, когда высшие сановники королевства узнали, что Тэлис Меклер не справился со своей задачей, они отправили Гери, верхом на прекрасном скакуне, встать поперек дороги облачных океанов Тикера. Скерзель не сомневался в своем успехе. Он чувствовал себя таким молодым и таким сильным; кому же под силу помешать ему идти все вперед и вперед, пока его миссия не будет исполнена? Пусть ему никогда не приходилось сталкиваться с облаками-океанами, он прекрасно помнил Тэлиса Меклера и его наставления. Меклер старел, его силы слабели. Неважно, что Гери не приходилось сталкиваться с тем, что выползает из Дыры; он разберется, как ему преградить путь. Ему поможет Оратос. Его поддержит Дуару. Он понесет огонь Лушеда.

Да. Он выйдет победителем. И будущие поколения будут вечно восхвалять его имя. Гери исполнился гордости. И не стыдился того. Гордость была основой его успеха, пламенем, питавшим его непоколебимую уверенность.

К моменту, когда его лошадь одолела последние несколько метров по склону холма, чтобы выйти на окраину Тикера, небо еще сильнее потемнело. Гром так грохотал, что Гери пришлось заткнуть уши. А затем обрушились огненосные молнии — на деревья, на дома, на храм Оратоса.

Гери инстинктивно выхватил свою мидолину, небольшой струнный инструмент, который он избрал своим Защитником. Он овладел всеми хитростями игры, всеми ее нюансами. Он обращался со струнами так ловко, что из них лилась магия. Магия, которая окутывала его, не давая никому к нему прикоснуться или причинить боль. Никто бы к нему не приблизился, пока он держал в руках мидолину.

И все равно, когда с неба повалились, словно обычный град, глыбы льда весом по двадцать килограммов каждая, Гери Скерзеля расплющило как блин.

На следующий день вокруг трупов Гери и белой лошади обнаружили валяющимися десятки крупных мертвых рыб. Глыба льда, виновная в смерти барда и скакуна, растаяла; запах уже стоял омерзительный.

Жители деревни увидели в этом два знака судьбы: единственным человеком, способным победить облако, остался бард Тэлис; и еще — вскоре наступит голод: именно это с незапамятных времен символически означала дохлая рыба.