— Я начинаю тебе завидовать, Гарри.

— Вот этой эмоции у меня не будет, — рассмеялся Лайт. — Она несовместима с разумом. Хватит! Насмотрелись, — сказал он, выключая голограф. — Есть дела более срочные. Рэти не вызывала меня?

— Каждый день. Я отвирался как мог… Какие твои планы? Хотя бы в общих чертах мы должны наметить план наших действий.

Сейчас трудно предусмотреть ход событий. Мало информации. Получу ее только в Кокервиле. Но кой о чем договориться нужно. Ты будешь ждать, пока выяснится, решил ли я свою первую задачу — сумел ли остановить руку, занесенную над пультом управления ракетами. Могут быть два варианта. Либо я выйду из борьбы со щитом и прямо из Кокервиля радиокомандой уничтожу субмарины. Тогда дальнейшая операция по разоблачению юбилея упростится. Но меня может постигнуть и неудача. Тогда ты немедля поднимаешь свои «КД» и обращаешься за помощью во Всемирный Комитет Бдительности. Пусть мобилизуют все средства, что бы изолировать Кокервиль от Земли, окружить его надежной зоной радиопомех, чтобы ни одна команда оттуда не достигла цели.

— Будем исходить из успеха. Ты сразу вернешься?

— Вряд ли. Вслед за первой задачей встанет вторая. Пока вся элита агрессии будет находиться в космосе, нужно, чтобы начался процесс разоружения — полного и окончательного. Было бы непростительной глупостью отпустить на свободу ядовитую гадину, вырвав у нее только один зуб.

— Ты собираешься держать в осаде Кокервиль, пока не будет уничтожено все оружие?

— Все! Геофизическое, ядерное, химическое, биологическое, лучевое. Все боеголовки, военные корабли и самолеты, все системы, созданные для стрельбы, взрывов, отравления, поджогов.

— Если у людей отнять даже пистолеты и ножи, они начнут воевать дубинами, — горько усмехнулся Милз.

— Да, мы слишком хорошо знаем их голограммы. Но разве я стремлюсь к мгновенному устранению зла? Об этом не мечтают и те, кто настаивает на разоружении. И они хотят только выиграть время, нужное людям для достижения нравственной и интеллектуальной зрелости. Времени нужно много. И на всем его протяжении выродки будут убивать — дубинами, камнями. Будут омрачать жизнь злоба, алчность, жестокая тупость национализма и религиозной нетерпимости. Кто знает, когда они исчезнут?

— Когда коренным образом на всей планете изменятся социальные условия.

— Не уверен. Но это уже не наша забота. В мире достаточно сил разума, чтобы справиться с дубинами и камнями. Я же, прежде чем вернусь в лабораторию, хочу только помочь твоим друзьям и союзникам. Ты убедил меня в том, что до создания чева нужно добиться, чтобы сила оружия навсегда перестала быть аргументом в борьбе народов за справедливую жизнь.

Настойчивый сигнал зуммера прервал их беседу.

— Это Рэти, — уверенно сказал Милз. — Ты готов к разговору с ней?

— Включай.

Перед ними возникло сердитое лицо Рэти. Увидев Лайта, она дала волю своему гневу:

— Где ты пропадал? Я искала тебя по всему миру.

— Не сердись, милая. Я был очень занят… Я потом объясню.

— И не мог предупредить?

— Не мог.

— Ты чудовищная скотина. Немедленно собирайся. Нам пора.

— Я готов.

— Слава богу! Жду тебя на… Нет, я сама за тобой заеду. Ровно в пять часов. Последний срок. Запомнил?

— Да.

— Господи! Какая ты скотина! И все-таки я тебя целую.

Рэти отключилась, и они снова остались вдвоем.

Двухместный «Кенгуру» последней модели из личной флотилии Кокера стартовал в назначенное время и взял курс на промежуточную орбиту. На время сбора гостей прямая дорога к Кокервилю была закрыта. Служба охраны утроила бдительность. Патрульные катера стыковались с каждым приближавшимся кораблем, люди Макрожера без церемоний вторгались в него, направляли на пассажиров бесконтактные датчики, которые тут же передавали компьютерному центру все данные о внешности, голосе, запахе и прочих индивидуальных приметах гостей. Только после этой процедуры выдавали пропуска: пилот получал расчет дальнейшего курса и номер причала, а гости — подробнейший проспект, в котором с точностью до минуты был расписан распорядок дня в том космотеле, где их ждали отведенные им апартаменты.

Рэти знала, что на время юбилейных торжеств такой порядок установлен для всех без исключения, однако не преминула наговорить дерзостей молодчикам Макрожера. Окончательно вывела ее из себя заминка, происшедшая с идентификацией Лайта. Компьютеры службы охраны не подтвердили его личность. Они не говорили ни «да», ни «нет».

Такого в практике Макрожера еще не бывало. Он знал, что в ракете любимая праправнучка босса со своим хахалем, зачисленным в разряд хотя и не самых почетных, но и не третьесортных гостей. Он видел их лица на своем экране и не сомневался, что это они. Но инструкция требовала подтверждения компьютера, а этот электронный болван молчал.

Два агента охраны смущенно топтались около кресел, в которых сидели Рэти и Лайт. Они ждали команды и не знали, что делать.

— Сейчас же убирайтесь! — приказала Рэти.

Они угрюмо молчали, не отрывая глаз от своих пальцев с перстнями телесвязи.

Рэти набрала очень немногим известный шифр прямого контакта с Кокером и увидела прапрадеда.

— Что случилось, Рэти? — встревоженно спросил Сэм VI.

— Ничего особенного. Хочу только сообщить тебе, что я поворачиваю домой.

— Я спрашиваю: что случилось?

— Это ты спроси не у меня, а у своего задохранителя. Два его истукана стоят около меня уже пятнадцать ми нут, ничего не говорят и не дают пропуска.

— Подожди минутку.

Кокер вызвал Макрожера и раздраженно спросил:

— Каких идиотов ты направил на ракету Маргарэт? Почему они ее изводят?

— Это не их вина, сэр. Какая-то нелепость, сэр… — Макрожер перешел на совсем для него необычный лепет. — Компьютер не дает подтверждения, сэр.

— Кому?

— Спутнику мисс Маргарэт, доктору Лайту.

— Он выпал из списка?

— Нет, сэр, это не могло случиться. Он есть, но… как будто его нет…

Макрожер как будто сам подавился своими последними словами, такими нелепыми они ему показались.

— Компьютер считает, что это не он? — допытывался Кокер.