Молодой, прыткий, насмешливо улыбавшийся Генри прибыл вовремя и с любопытством оглядывал незнакомую обстановку.

— Вы, наверно, с кем-то меня спутали, Скинертон, — сказал он. — Я никогда полицейскими делами не занимался.

Скинертон протянул гостю порцию коктейля «космический», снимавшего послеполетную усталость, и, помедлив, спросил:

— Что твоя «КД» знает о юбилее Кокера? Почему-то никаких вопросов по этому поводу я от тебя не слыхал.

Генри улыбнулся еще шире и признался:

— Вот чего мы не подозревали — что среди наших заинтересованных слушателей полиция космополо. Или это тоже входит в ваши обязанности?

— Нет, малыш, в мои обязанности это не входит… От скуки балуюсь — думаю. Я жду ответа на мой вопрос.

— Юбилей Кокера нас не интересует, мистер Скинертон. Мы не считаем его событием, над которым следует думать. Мало ли глупостей делают люди, потерявшие счет деньгам.

— Напрасно, Генри, напрасно… И вовсе это не глупость. Совсем не глупость… Есть в этом событии мате риал для размышлений. Да ещё какой!.. Известно тебе, например, сколько гостей будет у Кокера?

— А какое это имеет значение? Тысяча, пять тысяч — сколько захочет, столько и будет.

Скинертон вызвал на экран какой-то патрульный катер, выслушал короткий рапорт, потом связался с диспетчерской навигационной службы и выложил дежурному все нехорошее, что он о нем думает. Он занимался своими делами, словно забыв о госте. Однако, переключив оперативную связь на ДМ, он откинулся в кресле, закинул ноги на стол и, прищурившись, переспросил:

— Значит, тысячу или пять… Вот что, малыш, я тебе дам много материала для вопросов. Но меня держи на крайний случай. Раскопал сам, сопоставил, задумался, а я пока тут ни при чем. Если уж очень мое имя понадобится, тогда пользуйся. Договорились?

Диренхэм посерьезнел. Он уже понял, что у этого полицейского есть не только интересный материал, но и кой-какие мысли, достойные внимания.

— Наша станция никогда никого не продает.

— Это верно… Гостей будет сто двадцать тысяч.

Диренхэму показалось, что он ослышался, но по выражению лица Скинертона догадался, что цифра и должна была показаться немыслимой.

— Сто двадцать тысяч! — повторил он. — Сто двадцать лет и сто двадцать тысяч гостей. Потрясающе! А как это можно проверить?

— Можешь не проверять, — не в этом числе главное. Ты представляешь себе, парень, во что обойдется такой спектакль Кокеру?

— Выдержит, — отмахнулся Диренхэм.

— Не о том речь. Ты знаешь, что Кокер никогда не выбрасывал на ветер ни одной монеты. Ни одной! А тут вдруг на трехдневный праздник вытряхивает миллиарды… Тебе это не кажется странным?

Диренхэму все больше нравился этот старый полицейский служака. Не ясна была только цель, ради которой он делился сенсационной информацией.

— Не понимаю, Скинертон, куда вы гнете? — признался Генри. — Почему вас так беспокоит все это — число гостей, сумасшедшие затраты?

Скинертон включил маленький настольный экран, напоминавший старинные блокноты, заставил быстро пробежать столбики каких-то цифр и строчки текста, нашел то, что ему было нужно, и остановил изображение.

— Смотри, парень. Слева — даты. Потом — число проведенных маршрутов. Справа — характер груза. Крайняя колонка — пункт назначения. Он один и тот же: Кокервиль. Мое дело — помочь охранять. Поэтому я обязан видеть все. И слышать, что доступно. Думать не обязан, но тут уж сама голова распоряжается. Так вот… Уже второй год в окрестностях Кокервиля идет строительство, какого космос еще не знал. Все делают роботы, и ни один человек не имеет представления об истинном размахе стройки. Недавно начала прибывать и начинка в готовые кемпинги и космотели. Круглые сутки идут в Кокервиль караваны грузовых кораблей. В графе «характер груза» записи одинаковы: «продукты питания» или «предметы домашнего обихода». Но ты мне объясни, парень, для чего нужно «продукты питания» переправлять с такой же охраной, с какой на Земле переправляют золото? Некоторые караваны с «предметами домашнего обихода» эскортируют по двадцать самых маневренных полицейских кораблей. Это не считая моих москитов.

— Кодированные названия? — предположил Генри.

— Это и дураку ясно, — не выбирая слов, подтвердил Скинертон. — Точно знаю, что везут картины, мрамор, бронзу из музеев, чтобы украсить Кокервиль к празднику. На прокат берут. За большие деньги и бешеную страховку. Как ты думаешь, есть ли резон перевозить вещи, которым нет цены, на орбиту, чтобы они повисели три дня?

— А не кажется ли вам, Скинертон, что вы недооцениваете возможность кокеров, когда речь заходит об их капризах?

— Каприз, говоришь… Возьмем продукты питания. Без них не обойдешься. Праздник должен продлиться три дня. А знаешь, сколько уже завезли? На целый год хватит. И всё везут, везут… Тоже каприз? Тогда проглоти еще один. Избранным гостям велено прибыть со всеми детишками и внучишками до грудного возраста включительно. Начальник охраны Кокервиля жаловался мне, что никогда еще не приходилось ему обеспечивать младенцев пеленками и женским молоком. Хватит капризов или добавить?

— Вы правы, Скинертон, — ответил Диренхэм после долгого раздумья. — Затевается что-то неладное…

— А что неладное, что? — подгонял его Скинертон.

— Уж не ждет ли Кокер войны?

У Скинертона весело блеснули глаза. Он явно обрадовался догадке журналиста.

— Значит, и тебя все эти капризы привели к тем же мыслям. А то я начал подумывать, что рехнулся от треклятого космического бдения.

— Другого ничего не придумаешь.

— И сомнений не было бы, если бы не другие чудеса. Предположим, ждет Кокер войны. Узнал. Свои люди у него всюду. Узнал и решил спасти ценные вещи и ценных людей. Но вот какая штука. Среди гостей не будет ни президента, ни премьер-министра. Это мне точно известно. Из государственных заправил тоже удостоятся считанные люди. Остальные останутся на Земле. А уж кто как не президент, не председатели разных комиссий должны были бы знать о войне больше, чем Кокер? Как ни богат он, но главные-то секреты у них. А заметил ли ты хоть какие-нибудь признаки тревоги и подготовки у земного начальства?