Еще до собственного совершеннолетия он осунулся и помрачнел. Столь несчастно влюбленный юноша не мог никому рассказать о своих страданиях. Их сочли за переживания хрупкого ребенка; атмосферу дворца переполняло напряжение надвигающейся опасности. Под угрозой оказалось само существование Королевств, но за них Алуин на самом деле беспокоился мало. Он лишь понаслышке и из книг знал, что такое лишения, ужас войны. Все это казалось расплывчатым и далеким. Гораздо ощутимее было лишение любимой, столь близкой и столь бесконечно желанной. А если не могут они быть вместе, к чему стоять Королевствам, для чего жить?

Тяжелее всего далась Алуину собственная подготовка во Дворе Перехода. Если во время прошлой столь же долгой разлуки он был еще наивным восторженным мальчиком, теперь в нем бушевали вполне осознанные взрослые переживания. Без возможности даже видеть Амаранту ощущал он себя в неволе, в то время как нахальный кузнец там, на свободе, рядом с ней, и возможно, уже не стеснен ничем, владея ей по праву брака.

Младший принц с ревностью приглядывался к своему наставнику — не мелькнет ли на этом уверенном точеном лице нечто, что выдаст тайну, какая-то особая, таинственная радость, какую видел он у родителей или у старшего брата с женой. Приглядывался — и боялся увидеть, ибо это означало бы конец. Какая жестокая ирония — оказаться на полгода взаперти с тем, кто вот-вот отнимет у него его зимнее утро!

Тонкую, чуть заметную усмешку очень хотелось стереть с лица наставника в бою. Казалось, тот понимает несчастье Алуина и смеется над ним. Но вот беда: ни меч, ни шпага, ни кинжалы или копья, не говоря уже о боевом топоре, не давались младшему принцу и в половину так хорошо, как нужно было для победы.

— Удивительно бездарный год, — сказал однажды Наль в коридоре после тренировки ментору Эльгарту.

Слышавший это Алуин сжал от обиды зубы, стоя за дверью. Несомненно, из всех воспитанников речь именно о нем.

— Ты еще увидишь, — прошептал он, сам точно не зная, что имеет в виду.

Принц, тем более младший, не должен махать клинком, разве что для красоты и забавы. Весь Исналор и этот самый кузнец будут сражаться за него, если придется. Разумеется, такого исхода Алуин никому не желал, но все же… Никто ниже королевского Дома не может вызвать его на дуэль, а чем не забава дуэль с каким-нибудь младшим кузеном? Старшие не опустятся до вызова, других же угроз для него не существует. Самая страшная угроза — разлука с той, что красотой своей затмевает первый луч солнца на снегу.

Однако оказалось, что к тому Дню совершеннолетия Амаранта еще не вышла замуж. Неожиданно для самого себя Алуин понял, что собирается делать. Сострадать кузнецу было выше его сил: хотя принцу не нравились нехорошие чувства, поднимающиеся в душе, Наль был ему соперником. К тому же повзрослевший принц понимал, что соперник этот хорош, слишком хорош, а сам он оставался в проигрыше. Смазливое его личико и вышколенные аристократические манеры вызывали восхищение, в то время как Наль был красив, словно холодная точеная статуя. Притом на полголовы выше, с каким-то врожденным шармом, отточивший за много зим познания в придворном этикете и вдобавок совершенно превосходный воин.

Как усердно ни тренировался Алуин, ему не хватало ни запала, ни увлечения, ни таланта, которым обладал оружейник. Никогда не стать ему таким. Они вылеплены из разной глины. Однако, последнее слово еще не сказано. И принц кинулся в бой! Он не желал быть жестоким, ломать чужие судьбы, но был избалован, самолюбив, и привык получать желаемое.

На балу Дня совершеннолетия он оказал Амаранте большую честь, подарив свой первый танец.

— Что если бал был бы для нас четвертым испытанием? — спросил принц, и она засмеялась в ответ, как нежный хрустальный колокольчик.

— Для нас, Выше Высочество?

— Разумеется, ведь эту нашу победу мы разделим на двоих.

Он был невероятно галантен и обходителен, развлекал приятной беседой. Амаранта купалась во внимании. Ей льстило, что сам принц выделяет ее среди придворных. Все происходило и в присутствии Наля, ведь не было здесь ничего зазорного.

Старший принц в ту пору уже был женат, средний не проявлял особенной общительности, предпочитая книги. И все же дети королевского дома, тайр-лордов и первых домов продолжали общение. Младший принц оказывал Амаранте знаки внимания, взял на себя инициативу приглашений на общие прогулки, пиры и охоты. С годами между ними возникла искренняя теплая привязанность. Никто, включая Амаранту, не мог заподозрить, во что это выльется.

Если Наль отлучался в дозор или военный поход, Алуин утешал девушку, помогая ей отвлечься от ожидания и тревожных мыслей. Он все чаще приглашал ее танцевать, разделить обед со своей свитой. Когда же тончайшее, как осенняя паутинка на цветке, по замку прошло смущение, выражавшееся сначала в мимолетных взглядах, а потом и в перешептываниях, и Наль, и Амаранта улыбались нелепой сплетне. Потом общение сделалось совсем близким, но никто не смел говорить — прежде всего, подозревая в бесчестном поведении королевского сына.

Однажды Амаранта будто проснулась от приятного сна — расположения принца; ее охватил страх. Она отметила его взгляд, когда руки их, как бывало, по-дружески соприкоснулись во время игры в кнефтафел. Такое видела она ранее лишь в глазах Наля, и оно было исключительным, чудесным, согревающим, сближающим до боли. От взгляда Алуина девушка ощутила себя одновременно польщенной и униженной. Он вторгался в неприкосновенное, видел ее так, так должен был видеть лишь один эльнор в целом свете. Самой себе показалась она оленухой перед охотником, горячо желанной добычей. Уши почему-то вспыхнули, сердце забилось сильнее. Разве может дружба вызывать такие порывы?

Она ужаснулась осознанному и отдалилась от принца. Не отвечала и не распечатывала письма, кроме самого первого, в котором было много вопросов, недоумения, извинений. Здесь не осталось места гордости. «Скоро год как избегаешь ты наших балов и пиров, уклоняешься от приглашений на охоту, — взывали непрочитанные строки. — Скажи мне, что случилось, чем я оттолкнул тебя?» Алуин страдал, даже плакал у себя в покоях горячими юношескими слезами. Он не знал, что делать, и ужасно боялся, что она вот-вот выйдет замуж. Тогда все будет кончено. Разрывать соединенных священными узами брака он страшился. Но помолвка ведь еще не брак…

Амаранта нашла другие занятия, однако леди Первого Дома невозможно постоянно уклоняться от придворных торжеств, как и от приглашения на танец, когда принц сделал это в главном зале при всех гостях в день годовщины правления Ингеральда.

— Мое счастье вновь видеть тебя, — прошептал Алуин во время танца.

Амаранта опустила ресницы.

— То лишь призрак счастья, Ваше Высочество, изменчивый и неверный, как дым на ветру.

— Если и призрак его столь отраден, каково же само счастье?

Она поняла, что скучала по этому вниманию, голосу, даже по взгляду, от которого так вспыхнули уши во время невинной игры. Принц более не смущал ее, по крайней мере, в этом она себя убеждала. Общение их восстановилось. Вновь Наль уезжал, и Алуин с Амарантой гуляли по королевскому саду, охотились, пировали и танцевали. Но однажды Амаранта поссорилась с Налем перед его отъездом, а в разлуке заметила, что мысли ее занимает Алуин. На краткий миг вернулись страх, смущение, но ведь она любила своего жениха. И когда тот вернулся, все сомнения и обиды забылись.

Она думала, Алуин добился уединенной встречи, чтобы наконец развеять оставшуюся между ними недосказанность, что неясным облачком маячила вдалеке после той злосчастной игры. Все станет ясно и легко, как раньше. Тот много говорил, в конце концов проговорился о своем чувстве — и требовал решить его судьбу.

— Вот я перед тобой, вольна ты поразить меня смертельно или сделать счастливейшим из эльноров…

Глаза у него были больные. Она убежала в смятении. Принц признался ей в любви!

Сердце Амаранты все еще принадлежало Налю, и ее начала тяготить эта тайна, это беспокойство. Она вспоминала лихорадочно блестящий взгляд Алуина, его горячечный голос. И иногда — как и раньше, правда же? — мысленно примеряла на себя платье и венец принцессы. Ведь леди Первого Дома почти принцесса…