Внезапное непреодолимое головокружение отрезвило, заставив остановиться. Какое-то время он тяжело, глубоко дышал, борясь с дурнотой и накатившей слабостью. Раны пощипывало при вдохе. Устремленный в пустоту взгляд встретил тусклый в свете луны блеск черного болота. Нечто светло вспыхнуло в стоящей маслянистой воде.

Наль вздрогнул.

Кто-то стоял перед ним, протягивая вперед руку с раскрытой ладонью.

— Вот, возьми. Хотя, думаю, ты не случайно его выронил.

Наль медленно поднял глаза. Его окружал замковый двор.

— Когда успел ты заболеть? — озадаченно протянул Меральд. — Мы с Деором приходили к тебе вчера; ты еще не вернулся от Амаранты. Но сегодня, я вижу, вы в ссоре…

Он качнул головой.

— Это не ссора. Расторжение помолвки.

Меральд потрясенно отступил на шаг. Глубокое изумление, почти ужас в глазах цвета рассветного неба вдруг показалось Налю таким наивным, словно сам он прожил уже семь веков и познал слишком многое.

— Неужели… дружба с принцем?..

— Да. Сомнения придворных оказались верны.

Друг все качал головой, сокрушенный известием, словно отрицание могло что-то изменить, а потом порывисто, крепко обнял Наля. Тот непроизвольно дернулся, хотя не почувствовал боли, скорее покалывание в корпусе.

— Да ты ранен! — понял окончательно ошеломленный Меральд. — Как, когда? Небо и звезды, не она же в ссоре пронзила тебя кинжалом?!

— Как сказать, — невесело улыбнулся Наль.

Меральд все еще пытался осмыслить услышанное. По-лисьему вытянутые с внешних уголков чистые глаза растерянно моргали. От изумления нос друга будто еще больше удлинился, уголки губ опустились. У него был такой оглушенный вид, что Наль едва не рассмеялся. Вычленив из потока вопросов главное, Меральд всплеснул руками:

— Но что делаешь ты здесь, когда должен находиться в постели под присмотром лекаря?

— Это я и собираюсь теперь.

— Пойдем. — Друг осторожно взял его под локоть. — Я провожу тебя.

Наль был глубоко благодарен за твердую руку, что дала опору не только телу, и за то, что всю дорогу Меральд молчал. Заслышав впереди шум Стролскридсэльвен, Наль повернулся и выжал из себя слабую улыбку:

— Я хотел бы… побыть один.

— Друг мой… Ты неважно выглядишь. Думаю, лучше довести тебя до дома.

— Уже недалеко. Я справлюсь; иди на дежурство. Заглянете с Деором к нам вечером.

Пристально посмотрев в глаза Наля, Меральд наклонил голову. Тот сжал его правую руку на уровне груди, но левой обнять не смог, просто привалился плечом к плечу. Меральд бережно похлопал его по спине и хотел еще что-то сказать, но не стал. Проводив друга взглядом, Наль вышел на берег. Жжение в ранах понемногу возвращалось. Он стоял сейчас, где когда-то стояли в закатных лучах незаходящего солнца Лонангар и Айслин, юные и полные надежд, охваченные чем-то, еще не имевшем названия, неизведанным, окрыляющим.

Он разжал левую ладонь и посмотрел на обручальное кольцо Амаранты. То самое, что она сорвала с себя в сердцах, что упало на безразличный каменный пол, никем не желанное, сделавшееся бессмысленным и ничего не стоящим, как попираемый ногами мусор. Конец разговора нечаянно увидел Меральд. Поднял брошенное и поспешил за удаляющимися шагами, желая уберечь друга от горячности, о которой тот мог потом пожалеть…

Обручальные кольца Наль выковал сам, создав настоящие шедевры из золота и метеоритного серебра. Сердце подсказало ему, как запечатлеть изящество, силу и нежность в металл, передав в нем изгибы перевитых друг с другом стеблей. Вернее, золотого цветка и серебряной ветви. Работа была очень тонкая, стебли и объемные крошечные листики казались живыми. Завитки обрамляли вправленные в них лепестки рубина и сапфира. И она носила его, когда Алуин добивался ее расположения, вел соблазнительные речи? Представлять это было невыносимо. Кольцо жгло ладонь, как яд болотного змея.

Река в этом месте была сравнительно узкой. Достаточно узкой, а за внешним ее каменистым берегом недалеко до обрыва. Еще далее внизу — бескрайнее зеленое море Сумрачного леса. Бок начинала оплетать еще смутная дергающая боль. Сделалось жарко. Кольцо словно само оказалось в правой руке. Широко размахнувшись, Наль бросил его в пропасть за рекой. Сверкнули на солнце серебряные и золотые блики, вспыхнул кроваво-красным рубин. Описав длинную дугу, символ вечной любви и верности в последний раз отразил луч света и канул в глубокую темную зелень среди остроконечных верхушек елей.

Резкий порыв ветра ударил юношу в лицо; тот встретил его, широко раскрывая заслезившиеся от неожиданности глаза. Пусть сметет, сорвет прошлое. Пусть охладит разгорающиеся пламенем раны. До самого края земли, границы миров, тянулся перед ним лес, и хотелось улететь, расправить крылья, подняться высоко над всем, что терзает и тянет к земле, над пронизывающей мир скверной. Ветер рвал волосы, трепал полы туники, а Наль стоял, открытый стихиям, остро проживал шум деревьев внизу и движения эфира в вышине, приподняв голову, словно надеясь услышать зов.

Зова не последовало. Ветер утих. На солнце наползло большое и еще по-летнему кучерявое облако. Только рваные края его были пепельно-серыми, осенними, предвещали возможную непогоду. Наль оглянулся, словно выпал из короткого сна. Позади него город, на который не хотелось смотреть, однако юноша ощущал, как по израненному боку расползается усиливающееся дергающее жжение. Действие снадобья Обновленной Жизни заканчивалось. Пора возвращаться в дом, который никогда не станет их с Амарантой домом.

Каждый шаг отдавался под ребрами, когда Наль пробирался сквозь благородные кварталы. Силы испарялись, и шаги казались один тяжелее предыдущего. От навалившейся усталости дышалось труднее, а малейшее движение ребер при вдохе раздирало рану. От попыток совладать с дыханием виски начали наливаться болью.

Нужно поторопиться, — смутно понимал Наль. Должно быть, он потерял счет времени на берегу. Чем дальше шел он, тем явственнее ему казалось, что нога проваливается в холодную болотную жижу, а сырой гнилостный запах витает вокруг. Но вот особняк Фрозенблейдов… Перед глазами расплылись темные пятна. Он пошатнулся, но не упал. Слепо протянул руку, чтобы нащупать дорогу. Бок сверлило обжигающим жаром.

Последнее, что увидел Наль, как от крыльца к нему спешит Эйверет. Земля разверзлась трясиной под ногами, особняк закачался и поплыл вверх и в сторону.

28. Призрак счастья

Принц Алуин был влюблен в Амаранту очень давно даже для такого долгоживущего существа, как он — почти две трети всей его жизни! Сначала это была детская влюбленность, очарование невиданной красотой и немое восхищение. Дети королевской семьи и Первых Домов частично воспитывались вместе. Амаранта играла со старшими принцами, и Алуин видел ее то на главном, то во внутреннем дворе замка, то в оранжерее. Полгода ее подготовки во Дворе Перехода в замке было тускло и скучно. Каким же праздником обернулся тот День совершеннолетия! За время всех испытаний Алуин почти не замечал других. Ночью, вместо того, чтобы лечь, он танцевал по своим покоям, представляя, как будет танцевать с Амарантой, когда сам достигнет возраста. А две ночи спустя, на праздничном балу, стало известно о ее помолвке с внуком королевского оружейника!

Принц отчетливо помнил ощущение болезненной щемящей безысходности, когда увидел, как смотрят друг на друга влюбленные, как горят их глаза, как расцветают улыбки. Оставалось заглушать в себе это юношеское увлечение, но со временем оно лишь укреплялось, перерастало во все более серьезное, сильное чувство. Вместе с этой красотой в душе поднимало голову глухое раздражение. Чем так привязал к себе сердце Амаранты этот заносчивый нахальный кузнец? Чем заслужил ее, сияющую звезду на небосклоне, нежную утреннюю зарю? Да, он хорош собой, умел в своем деле — и только! Можно ли отдавать величайшее сокровище в эти грубые руки, предназначенные держать молот да стучать по кускам стали? А он, Алуин, ничуть не хуже, и притом королевской крови, единственно способный составить партию прекраснейшей из эльнайри. И вообще, не заведено разве, что мастеровые лишь находят и ограняют величайшие сокровища мира, а принадлежать по праву те должны принцам и королям?