— Дуэль окончена победой лорда Нальдерона Фрозенблейда! — провозгласил Ортальд.

Правила требовали завершения дуэли рукопожатием в знак того, что взаимно нанесенные оскорбления и обиды оставлены на том же самом месте. Так, считалось по крайней мере, легче будет прийти к этому со временем. Вальбер резко шагнул к Налю и, не смотря в лицо, протянул освобожденную от перчатки руку. Он отдернул ее сразу же, как правило можно было считать исполненным. Также отказавшись от перевязки, он поспешил удалиться, не сказав более ни слова.

— Ваши Высочества, — Наль помедлил, оценивая, сможет ли теперь поклониться. Те одновременно вскинули руки, останавливая его. Исполнив подобающее прощание, Фенрейя, Меральд и Деор переглянулись. Пора увести друга со двора.

Их обступили придворные. Кто-то набросил плащ ему на плечи. Наль узнал Вандалена Кетельроса. Несколько извинений прозвучало с разных сторон: похоже, предложение Ортальда было принято всерьез.

— Теперь вы можете появляться при дворе, не ожидая косых взглядов, — сказала Уилтьерна.

— Благодарю, высокая леди, но не тянет, — Наль медленно выдохнул сквозь зубы. — Отныне появлюсь лишь, если того потребует особый случай — или Их Величества.

— Не слишком ли смело? — воскликнула придворная с другой стороны. — Сами Их Величества должны просить вас явиться?

— Трус, леди Хальгерда, не командовал бы даже дюжиной.

— Лорд Нальдерон, — выступила лютнистка Лингарда, — вы здоровы теперь; я хотела бы заказать у вас брошь.

— Вынужден отказаться, леди. Обратитесь к ювелирам нашего Дома.

— Мне хотелось бы сделать заказ именно вам. Решения ваши особенно близки моему вкусу.

Наль повернулся к ней, отрешенно кутаясь в плащ Вандалена.

— Я не могу. И не знаю, вернусь ли когда-то к ювелирному делу.

Разве что пальцы однажды окажутся вновь способны на прежнее.

Оставив потрясенных придворных осмысливать эту новость, он вышел из замковых ворот. Тело сотрясала крупная, нервическая дрожь. Внезапно, в этой изматывающей усталости, холоде от сгущающегося над замковой горой тумана, с горящими щеками, ноющими ладонями и в сорочке, липнущей к телу от пота и крови из разошедшейся раны, он почувствовал себя необыкновенно живым. Фальрунн расстилался внизу, разбегались от площадей во все стороны узкие извилистые улицы. В них бился неповторимый пульс, дыхание почти двух десятков поколений эльнарай от Огненного Дождя. Весь Фальрунн окутывало дыхание Сумрачного Леса, заставляя сердца биться в такт, и вздымалось над головой небо, на день творения старше этого леса и этих гор.

— Не по душе пришлось возвращение ко двору, Огонек? — двоюродный дядя по матери, Деланнар Ларетгвар догнал, шутливо ткнул кулаком в плечо.

— Как похмелье, — бегло усмехнулся Наль. — Мучительно, но недолго.

— Ты еще болен, — сказала Фенрейя.

— Нет, — ответил Наль. — Мне хорошо.

42. Кузнец и принц

Трое суток пролежал он в постели не вставая, чтобы на четвертые вернуться в королевскую кузницу. Перед уходом Айслин поймала его руки, все еще неладно холодные, и крепко сжала, заглядывая в глаза.

— Помни, что спешить в ущерб твоему исцелению нет причины, Огонек. Я возьму работу на полный день. Эйверет готов продать Бурана, но надеюсь, не придется. Конь этот — его гордость.

— Пусть это не печалит тебя, мама. — Сказал и сам удивился, как спокойно прозвучало. — Есть у нас деньги. Моя доля от скопленного на свадьбу и Мидгард. В нем может и пригодиться, но пока и здесь мы не будем бедствовать.

Одиннадцать ударов колокола оповестили о втором завтраке, однако в последнее время, как заметили окружающие, королевский оружейник потерял аппетит. Он остался в кузнице один, когда помощники и подмастерье потянулись по домам или в таверны, и продолжал работу, безотчетно кусая сухие бескровные губы. Вокруг царило оживление. Уже завтра праздник Урожайной Луны. Впервые, будучи в Фальрунне и на ногах, он проведет его вдали от придворного веселья, и ему не жаль.

Еще одна груженая телега выехала из ворот под напутственные окрики слуг. Младший принц обвел занятый приготовлениями замковый двор исполненным лукавого задора взглядом и грациозно сбежал вниз по массивным ступеням. Золотое, серебряное и бронзовое шитье оплечья его туники сияло на солнце. Он небрежно откинул за спину платиновые волосы, сверкнуло на пальце обручальное кольцо. На этом балу они с Амарантой будут танцевать как муж и жена. В предвкушении предстоящего праздника он направился туда, откуда раздавались мерные удары молота о металл.

Целые сутки в замке обсуждали дуэль и отказ оружейника являться без приглашения. Только отрадно, что тот все решил сам. Пока Алуин пересекал просторный двор, решимость его слегка повыветрилась, однако это нужно было сделать ради полноты их с Амарантой счастья.

В массивных открытых дверях виднелась внутренность кузницы, увешанные инструментами и заготовками стены из серого булыжника, свисающие с потолочных балок цепи и выложенный грубо обтесанным камнем пылающий горн, от которого по стенам полыхали красные отсветы. Против обыкновения, Наль работал в тонкой безрукавке. «Чтобы не бросались в глаза повязки», — подумал Алуин, с некоторой настороженностью вступая под полутемный после залитого солнцем двора свод.

Постороннего шороха оказалось достаточно. Наль обернулся, несколько мгновений погруженный еще мыслями в прерванный процесс. На нем был грубый кожаный фартук, выпавшие из узла скрученных на затылке волос пряди влажны от пота.

Поклон, отдающийся в боку, оттого не менее глубокий.

— Ваше Высочество, — он поднял голову с леденящей, ровной ненавистью в глазах.

«У него есть на то причины», — напомнил себе Алуин.

— Лорд оружейник, — произнес он, постаравшись придать голосу некоторую благожелательность. — Мне нужно говорить с тобой.

Наль резко опустил выковываемый тесак в высокую лохань. Оранжево-алое мерцание металла погасло в воде с оглушительным угрожающим шипением. Принц невольно отступил на шаг. Мастер в ожидании остановился перед ним, не выпуская из опущенной руки кузничного молота. Это не слишком располагало к доверительной беседе. Сразу попросить прощения оказалось нелегко и неловко, и Алуин начал издалека.

— Вижу, ты уже работаешь, как прежде, — проговорил он, проходя в кузницу и разглядывая мехи, почти готовый кинжал-мечелом на верстаке и развешанные по стенам инструменты. Было жарко, пахло огнем и металлом.

— Что вам до того? — отрывисто ответил Наль. Он не приглашал принца войти, однако тот, пользуясь титулом, не имел нужды спрашивать разрешения. Вторжение в личное пространство, а кузница Фрозенблейдов несомненно представляла для Наля нечто большее, чем место для занятия ремеслом, являлось недвусмысленным вызовом, демонстрацией силы и власти.

— Не слишком ли ты смел? — протянул уязвленный принц, оборачиваясь.

— Смелость не порок, Ваше Высочество. В отличие от обратного.

— Ты о своей вольности в обращении к члену королевской семьи? То скорее глупость и неблагодарность. Вторым Домом стали вы лишь благодаря щедрости моего отца.

— Заслуга эта по праву принадлежит моему отцу, Ваше Высочество, ибо ваш справедлив и не выносит поспешных решений.

— Мой отец властен…

— Что нам меряться отцами, Ваше Высочество? Дело не для достойного эльнора.

Увидев в этом намек, Алуин вспыхнул. Мало того, рожденный в Третьем Доме ремесленник перебил его, принца!

— О достоинстве говорит кузнец, воспитанный своим Домом столь дурно? Или забыл ты, кто перед тобой?

— Я не забуду, Ваше Высочество. Возможно, меня задели бы эти слова из уст другого принца. Но вы открыли свое истинное лицо, и его я не забуду.

Младший принц вскинулся. Он пришел с миром, но нахальный кузнец отчитывает его, как если бы они все еще находились во Дворе Перехода! Наль будто в насмешку гонял его по тренировочному залу, разоружал и заставлял до упаду отрабатывать ошибки, словно обычного мальчишку. В чужом неприветливом пространстве кузницы, на территории недавнего соперника, Алуин вновь почувствовал себя тем мальчишкой. Он выпалил прежде, чем вспомнил о гордости: