— Ты просто не можешь простить мне, что я победил!

Мысль о том, что он касался Амаранты, была невыносима и отвратительна. Однажды она будет носить его ребенка. На скулах Наля заходили желваки.

— Ударив в спину? Не бился я с вами. Не победа, но бесчестье на вас, не на мне, и то ведает Солнце Правды.

Уши Алуина стали малиновыми.

— Все было по правде и закону! — Он осекся; неужели начал оправдываться, перед кем? Лицо обдало жаром уже не от горна. Он надменно фыркнул, чтобы скрыть досаду и смущение.

Наль резанул его взглядом, взглянул в упор.

— Хорошо ли вам спится, Ваше Высочество, после вашей правды?

— Что! Ты не более, чем дурно воспитанный, запачканный сажей кузнец с задетой гордостью, привыкший решать вопросы словесным ядом или силой! — Прежние обиды всколыхнулись в душе, лишив самообладания. Алуин не заметил, что кричит, указывая холеным перстом на виновника всех своих унижений. — Она выбрала меня, потому что ты ее недостоин! Она выбрала меня и счастлива со мной, потому что я оказался лучше! Не твое дело, как мне спится… Ты пытаешься достать меня словами, ибо не можешь даже вызвать на дуэль!

Принц едва успел заметить движение Наля, но отпрянуть не успел. Убранство кузницы промелькнуло вокруг, и он, только что стоявший на середине, врезался спиной в стену. От столкновения вышибло дух. Он больно ударился затылком о висевшую позади полку. Та обрушилась, сверху посыпались какие-то небольшие, но очень тяжелые металлические предметы. Наль не повел и бровью, хотя многое попало и ему по обнаженному предплечью. Менее чем в пальце от левого уха принца с силой ударил молот.

Оцепенев от неожиданности и ужаса, не в состоянии вздохнуть, Алуин беспомощно хватал ртом воздух, зажатый, как в тисках. Стальная рука в перепачканной сажей перчатке вдавила его в неровный булыжник, пережав горло. Юноша широко распахнул голубые глаза, в которых помимо воли блеснули слезы. Он не мог даже позвать на помощь — во дворе собственного замка, так близко к страже. Прямо к нему склонилось красивое, пылающее холодной яростью лицо оружейника.

— Вы думаете положением своим избежать нашего суда, но существует суд высший, нелицеприятный. Титул не обеляет того, что трусливо, грязно и низко. С этим войдете вы в историю Исналора.

Наль резко убрал сдерживающую принца руку, однако тому понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать это. Прерывисто втянув воздух, он почувствовал, как подкашиваются ноги.

Алуин выскочил из кузницы как ошпаренный. На голове у него теперь до Урожайной Луны не пройдут шишки. Стыд и боль захлестывали кипящим ядом. Он затравленно обернулся — не заметил ли кто его позора. На ходу приглаживая волосы дрожащими руками, принц судорожно вздохнул. Впервые в жизни ему было так страшно, но самое ужасное, он показал это, когда получил возможность уйти, а выбегая, споткнулся о какой-то хлам, и даже спиной чувствовал обжигающий ледяным презрением взгляд синих глаз. Он задохнулся от унижения и начал ожесточенно отряхиваться. Грязный кузнец испачкал сажей его прекрасную шелковую тунику.

43. Порочный круг

Проводив взглядом Алуина, Наль выронил из опущенной руки молот и долго стоял неподвижно у разоренной полки. От накатившей плотной, оглушающей, словно оплеуха, тишины, звенело в голове. Оба они показали себя не с лучшей стороны. Просто один на один лишившийся самообладания оружейник оказался куда опаснее лишившегося самообладания принца. Не было во всем мире в тот миг, кого бы Наль ненавидел больше. Ничего не желал сильнее, чем разбить это надменное, смазливое цветущее лицо. Образ вспыхнул в сознании неожиданно четким, раскрашенный боевым опытом. От непоправимого отделял один лишь миг.

Он опустил глаза на вытянутые перед собой худые руки. Те тряслись сильнее, чем в лихорадке. Он все еще болен, как если бы раны загноились от его безумия. Или это безумие подпитывало болезнь. Заточенная глубоко в душе ярость ослепила, прорвалась, как горная река по весне, сметая на своем пути переправы, смывая мосты. Теперь эта ярость схлынула, и на место ее приходило холодное осознание. Он поднял руку на королевскую кровь. Слов оказалось достаточно, чтобы не справиться с собой. А раз так, он больше не воин.

* * *

Домой Наль вернулся поздно, едва волоча ноги от усталости, которой пытался загнать себя до беспамятства, чтобы отпустили ходящие по кругу мысли. Какая-то часть его даже ожидала, что если остаться в кузнице, за ним явятся прямо туда, и младшей семье не придется переживать хотя бы вид королевской стражи на пороге.

Он не станет оправдываться ни долгой тяжелой болезнью с ее трагическими последствиями, ни глубоким душевным потрясением, что не залечит и время, ни тем, что стоящий за страшным преступлением Алуин счел возможным прийти в кузницу и кичиться своей безнаказанностью. Представитель знати не может вызвать на дуэль члена королевской семьи, будто равного. Единственным выходом в таком случае остается искать справедливости через суд. В первые века после Огненного Дождя посягание на чужую невесту или жениха каралось как тяжкое преступление, сразу после убийства, колдовства, супружеской измены и жестокого оскорбления родителей. Наль отказался от суда, от виры, не обличил при дворе ни принца, ни бывшую невесту. О, он мог бы!

А молот все стучал, и эхом отдавалась кровь в висках. Потом пламенеющее тяжелым алым заревом солнце скрылось за горами. Замковый двор погрузился во тьму. Руки дрожали точно так же, как днем, теперь от усталости, и судорога сводила мускулы до боли. Нетронутым прошел он через замковые ворота.

Дойдя до своих покоев и отпустив возившегося с Даром Бирка, Наль скинул сапоги, прислонился спиной к стене и дал себе съехать по ней на пол. От начинавшей понемногу возвращаться на этой седмице в тело легкости не осталось и следа. Он заготовил с десяток способов предупредить близких, но не остался доволен ни одним. Мягкого пути объявить о преступлении против принца и предстоящем суде с потерей чудом спасенной недавно должности просто не было.

«Я позабочусь о репутации нашего Дома.»

Наверное, столько бесчестья Фрозенблейдам не приносил даже четверодный прадед Агнарион.

Дар восторженно пыхтел рядом, теребил за штанину, нападал на ногу Наля и неловко падал назад, теряя равновесие. По крайней мере, Алуину хватило совести отложить арест до утра. Нужно появиться в кузнице как можно раньше, чтобы в замке знали, где его искать. Или совести хватит и на то, чтобы дать провести Урожайную Луну на свободе? Суд все равно не начнется в праздник. А послезавтра Страэллад, Светодень, когда суды и наказания запрещены законом. У него есть два дня, чтобы дарить настрадавшейся семье иллюзию благополучия и безмятежности.

«О, Создатель…»

Прижатые к лицу натруженные с непривычки ладони холодили щеки. Он больше не воин. Он больше не ювелир. Скоро больше и не королевский оружейник, и уж точно не гордость Фрозенблейдов. Нужно будет попробовать выспаться перед арестом.

Сопение и возня на полу сменились азартным урчанием. Начинающие резаться зубки требовали своего. Целью стал мизинец хозяина. Наль раздраженно окрикнул щенка, но тут же подхватил на руки.

— Прости, — прошептал он, поднимая на уровень глаз доверчивое маленькое существо. — Что же твой хозяин натворил. Как вырваться из этого порочного круга? Только кажется, что ты на свободе, но вот видишь перед собой очередной виток. Знаешь, кто-то очень порадуется, увидев меня у позорного столба. А кто-то будет скорбеть.

Дар усиленно махал хвостиком и пытался лизнуть Наля в нос.

* * *

Выспаться не удалось. Он опасался возвращаться к настойке с корнем мандрагоры и даже отведать сон-травы. Хватало и ежедневной тяги выпить гораздо больше красного вина, чем того требовало восстановление крови. Полночи пролежал он в тревожной полудреме, вскидываясь от каждого шороха охотящихся летучих мышей-кожанков, скрипа веток на ветру за окном. Луна, зловещая и холодная, глядела в покои. Когда бледная, как предчувствие, небесная вуаль протянулась над Сумрачным Лесом, знаменуя Час Росы, Наль встал, погладил свернувшегося под одеялом Дара и начал собираться.