Как это уладить Галина тоже придумала – она купит для Вити гармонь. Мальчик талантлив, у него хороший слух и душа лежит к музыке и к пению, пошёл в мать. Так размышляя, тем и оправдывая свой некрасивый поступок, Галина подошла к избе Кусновых, постучала в калитку. Вышел на крыльцо сам Андрей, управляющий этим отделением колхоза, поздоровавшись, спросил:

– Здравствуй, Галина Николаевна. Чего тебе?

– Здравствуйте, Андрей Кирилович. Мне нужно вам кое-что важное сказать.

Андрей подошёл к калитке.

– Андрей, к вам в гости приезжает Егор?

– Бывает иногда, – неохотно ответил Андрей.

– Почему вы не познакомите его с Надей, она всё же ему родная дочь и по крови, и по закону.

– Я стараюсь не вмешиваться, но я не раз говорил жене, чтоб она поговорила с братом о его дочке.

– А Вы, Андрей, сами, как мужчина с мужчиной, поговорите с ним, вы же знаете, что у неё мать померла. Ну, хотя бы, когда он приедет, пошлите своих сорванцов позвать её, пусть отец с дочерью хотя бы посмотрят друг на друга.

– Хорошо. До свидания, – согласился Андрей.

– До свидания!

С чувством выполненного долга, Галина вышла на дорогу и, довольная сама собой, думала только о том, как бы не опоздать на автобус до Челябинска, о племяннице она, типа, уже подумала.

На следующий день был выходной, выходной в городе, а в сёлах выходные бывают только у начальников и у тех, у кого работа заключается в сидении в конторе – «в переборе бумажек», как здесь говорят. Как шутит народ: «Дела идут – контора пишет, а когда не пишет – дела всё равно идут». Ближе к обеду в окно постучали. Надя сквозь проталинку в замёрзшем стекле увидела знакомого мальчика, спросила:

– Чего тебе?

– Надька, беги к нам, твой отец приехал!

Надя растерялась, так неожиданно, вчера только тётка Галя говорила о нём. Раз позвали, значит, отец велел. Значит, сам вспомнил или помнил всегда? Витя уже убежал к деду с бабкой. По выходным Надя не ходила помогать бабке по хозяйству: и без неё помощниц было много, ибо по воскресеньям их дочери в школу не ходили и вечерами были свободны. Надя быстро оделась и пошла, думая как выглядит отец, как он её встретит. Накануне метель быстро улеглась, и светило солнце. Девочка подставила щёки ласковым лучам солнца, и её настроение сразу улучшилось. Она ускорила шаг, сердце радостно забилась, в головку девочки закралась мысль, что она не одна, у неё есть родной отец.

У дома Кусновых стоял уазик, крытый брезентом, всё вокруг ярко освещало солнце, словно вчера метель, услышав её слова, позволила прийти теплу. Надя замешкалась, перевела дух и начала подниматься по крыльцу, постучала в дверь. Никто не ответил. Она потянула дверь на себя – дверь легко поддалась, и она заглянула внутрь. В сенях никого не было. Она подошла к следующей двери и ещё раз постучала. Дверь открыли и пустили её в избу. В красном углу за большим семейным столом сидели двое мужчин и женщина. Женщина обратилась к незнакомому мужчине:

– Егор, это Надя пришла.

Надя поняла, что второй и есть её отец. В комнате было достаточно светло, она хорошо его разглядела: высокий, крепкого телосложения, молодой красивый мужчина. Он продолжал разговор с дядей Андреем, словно не слышал, что сказала ему сестра. Дети, которые не знают своих родителей, верят, что их родители хорошие люди и обязательно поступят с ними так, как должны поступить – справедливо.

Наконец, Егор повернул голову в сторону девочки, с минуту молча смотрел в её сторону, как будто что-то обдумывал, встал, пошарил рукой по столу и, видимо, не найдя то, что искал, подошёл к дочери и протянул ей… фантик от конфет. Надя машинально протянула руку и взяла фантик, до боли зажала в ладони, боясь расплакаться. Егор развернулся, не оглядываясь на дочь, молча вернулся к столу, сел на лавку, стал что-то говорить, видно хотел продолжить разговор.

Андрей схватил чашку с супом со стола, с силой грохнул её об стол, суп выплеснулся, разлетелся во все стороны по столу.

– Ты чего, Андрей? – как ни в чём не бывало, спросил Егор.

Андрей молча встал, подошёл к тюкам Егора с товаром, стал рыться в них. Девочка проглотила слёзы, повернулась, чтобы уйти, чтобы не видеть, не слышать, не знать, забыть… Дядя Андрей остановил её:

– Надюха, покади-ка маленько!

Привыкшая повиноваться взрослым, Надя остановилась. Андрей достал из тюка валенки:

– На, Надюха, носи.

– Ты что делаешь? Не тронь, они же денег стоят!

Егор соскочил со своего места и попытался забрать валенки у Андрея. Андрей то ли ударил, то ли толкнул Егора, тот отлетел и бухнулся задом на лавку. Андрей, сохраняя видимое спокойствие, подошёл к племяннице жены и протянул ей новенькие, чёрные валенки. Девочка продолжала стоять у двери, замерев от обиды и отчаяния, что принесла ей первая встреча с родным отцом.

– Иди, Надюха, иди!

Андрей сам открыл дверь, девочка шагнула за порог избы. Выходя в сени, Надя услышала:

– Зачем ты отдал ей валенки? – без зазрения совести, возмущался её отец.

– А ты не заметил? Не заметил, что она всю зиму в резиновых сапогах ходит.

– Пусть работает, да покупает себе, что нужно.

– В двенадцать-то лет? – с презрением спросил Андрей Егора.

– Ей уже тринадцать. Сейчас время такое, все рано работать начинают.

– Нет, Егор, ей двенадцать, а тринадцать будет в конце апреля. Сейчас март. Но она работает во время страды в полях. Ты в курсе, что мы колхозники весь год за палочки-галочки работаем? А у неё ещё брат малой на руках.

– Он не мой ребёнок! – едва сдерживая злость, парировал Егор.

– А она твоя? – пытался усовестить зятя Андрей.

– Может быть, а может, и нет, – ответил Егор, поправляя валенки в тюке.

– Совести у тебя нет!

Не давая злости вырваться наружу, Андрей едва сдерживал себя. Жена Андрея и сестра Егора в одном лице испуганно смотрела то на одного мужчину, то на другого, не зная что делать. Она понимала негодование мужа и не хотела обижать брата. Она растерялась и не знала, как поступить, чтобы эта ссора далее не разгорелась.

– Ты всегда ко мне относился предвзято.

Казалось, очерствевшее сердце отца не чувствовало за собой никакой вины перед осиротевшей дочкой.

– Как родственника жены, я старался тебя уважать.

– «Старался уважать?» Ха, ха! Весь район в глаза заглядывает, а муж сестры – пытается уважать! Да кто ты такой? Какой ты мне родственник, рвань безродная!

– Вот здесь ты прав – родственных чувств у тебя нет.

Андрей, пытался сохранить хотя бы видимое спокойствие, сел на стул за стол.

– Это твои сорванцы все конфеты съели, кто знал, что она придёт?

– У неё есть имя, её зовут Надя, Надежда Егоровна.

– Не был я у вас сто лет и ещё сто не приеду!

Егор встал, вскинул на плечи свои кошели с товаром заготконторы, что привёз менять на шерсть у сельчан, сплюнул и, не оглядываясь, вышел из избы.

В это время дочка Егора вышла за калитку, остановилась. Так же, как сутки назад посмотрела на свой кулачок и раскрыла ладонь – ветерок тут же подхватил фантик и унёс. Девочка проводила его взглядом, фантик был цветной, наверное, красивый, а конфеты наверняка были вкусными. Голова девочки тихонько опускалась на грудь, верный признак того, что сейчас закапают слёзки. Но тут она увидела в своих руках новенькие, совсем новенькие валенки. Она тут же надела их и вприпрыжку побежала домой, как будто на несколько минут к ней вновь вернулось неведомо, где заплутавшее детство. Лишь дома, снимая валенки, она поняла, что натворила: ноги были мокрые, валенки промокли насквозь. Она поставила их на ещё тёплую печь, к утру валенки высохли, но сильно сели, и надеть их было уже невозможно.

Всю свою жизнь Надежда будет рассказывать своим детям, а потом и внукам, про этот фантик и валенки, в которых прошла вприпрыжку метров сто пятьдесят до дома. Как говорится: где тонко, там и рвётся. Этот цветной фантик был единственной помощью родного отца своей дочери-сироте в течение всей её жизни.