– Как же я забыла?!
Пришла к ней спасительная мысль. Ей стало легче, она нашла выход. Так она думала тогда. Не знала она, что это был не выход из той ситуации, в которой она оказалась, а тупик. За эту ошибку, что сотворит она от растерянности, отчаяния и обиды, она будет расплачиваться всю свою жизнь. Некому было поддержать её, подсказать, уберечь от опрометчивого шага.
– Надо ехать на курсы, – решила она.
Быстро налила она две стеклянные бутылки молока, закупорила их пробками из губки, взяла булку хлеба, всё сложила в сшитую ею сумку. Туда же собрала кое-какие вещи для дочки и для себя. Запеленала спящую дочку в одеяло, оделась сама и вышла из дома. Как только закрыла за собой ворота, так вскрикнула от ужаса: показалось ей, что стоит белый гроб с покойником у ворот – она чуть не выронила дочку из рук. Сердце бешено колотилось:
– Что же это? – молодая женщина с ребёнком на руках стала всматриваться: это был белый телёнок. Видно, телок сбежал с усадьбы, куда его после долгого стояния в стайке, наконец, в солнечный тёплый день выпустили в огород размяться. Видимо, хозяева не сумели загнать телка обратно в стайку. Но почему телок спал у ворот избы Нади? Не судьба ли предупреждала: «Не езди!»? Молодая мать справилась со страхом, от сердца отлегло:
– Вот дура! Душа в пятки ушла!
Надя успокоилась и пошла в контору. Не восприняла тогда она это, как знак судьбы, не поняла, что не надо ей никуда ехать.
Контора была закрыта. Она села на крыльцо и стала ждать. Она знала: дядя Андрей приходит рано на работу, но сколько сейчас времени, она не знала, уходя из дома, она не взглянула на часы-ходики. Она боялась, что муж, не найдя их дома, может догадаться, где она с дочкой, прийти сюда и не дать им уехать. Когда управляющий пришёл, застал на крыльце озябшую племянницу с ребёнком на руках.
– Ты чего это, девка, с утра пораньше здесь делаешь?
– Я решила ехать на курсы.
– Хорошо, что надумала. Но чего так рано-то пришла, поди дитя застудила?
– Она не должна замёрзнуть. Я хорошо её укутала.
Ещё вчера управляющему доложили, что Николай Грехов чуть ли не насмерть загнал лошадь, он догадался, что произошла ссора между молодыми и, ещё ничего не зная, намеревался помочь племяннице:
– Ну, заходи. Сейчас печь затоплю, тепло будет. А через час, пожалуй, я поеду сам в район, заодно подброшу и тебя.
В очаге затрещали от огня поленья, Андрей поставил на плиту чайник. Через десяток минут чай закипел. Он налил в чашку чая, положил на стол пачку комкового сахара:
– Садись, пей чай, согреешься, да поедем! Бери, бери сахар-то, вон бледная какая.
Управляющий видел, в каком состоянии Надя, не стал ни о чём спрашивать.
Николай пришёл домой, когда забрезжил рассвет. Изба была открыта, но света не было, печь не топилась, на столе стояла вчерашняя еда. Дома не было ни жены, ни дочери. Николай тяжело опустился на лавку, стал перебирать в уме места, куда могла уйти жена и унести с собой ребёнка: К деду с бабкой? – вряд ли. К бабке-соседке? – глупо. К подруге Валюхе? – типа думала: я туда не пойду её искать? Он вышел за ворота, как раз в это время проехал мимо уазик управляющего отделением, и Николай разглядел в его кабине рядом с Андреем наклонившуюся женщину, которая явно наклонилась к ребёнку. От сердца отлегло. Как он сразу об этом не подумал? Она поехала на курсы комбайнёров. Значит, у него есть несколько дней всё обдумать и решить, как поступить.
Николай не боялся людской молвы, но то, что от него, от Гр. Николая, ушла жена, да ещё с ребёнком! Он не хотел, чтобы кто-то знал об этом. Ладно, он бы ушёл сам – куда ни шло. Но чтобы жена ушла! Нет, так не должно быть. В нём боролись два чувства: чувство своей вины и чувство тщеславия. Он настолько был уверен в стойкости его жены перед трудностями, что совсем не переживал за то, что они и как они там? Его переживания о разрушенной мечте были столь велики, что о жене и дочке он вообще не думал. В избе было холодно и неуютно, еда холодная. Надо было доить корову и поить телёнка. Он часто видел, как это делает жена, и, подражая ей, взял дойницу. За неимением тёплой воды, налил в неё холодную воду.
Николай никогда сам не доил коров и, глядя на жену, которая быстро и ловко справляется с дойкой, считал, что это дело лёгкое. Пошёл в стайку, корова мычала, она хотела есть и пить, мычал и телёнок. Ему не пришло в голову, сначала дать корове сено и напоить её. Чтобы корова охотней отдавала молоко, ей давали что-нибудь «сладенькое»: картофельные очистки или просто ломоть хлеба. И об этом он не подумал. Коровы привыкают к одним рукам и не любят, когда кто-то другой их доит. Тем более, не терпят бесцеремонного к себе отношения. Хозяин, которого корова редко видела в стайке, быстро уселся под корову, забыв поговорить с ней, похлопать по шее и спине, чтобы корова поняла его доброе намерение. Набрав горсть холодной воды, попытался помыть вымя и тут же в ответ получил удар копытом по дойнице. Дойница опрокинулась, вода пролилась. Матерясь, хозяин пошёл за водой. Вернувшись с водой, присел под корову, дотронулся рукой до соска, корова снова лягнула и сбила его с ног. Он вскочил и начал бить корову ладонью и кулаком. Подвернись ему под руку что-нибудь потяжелее, не задумываясь, он схватил бы это в руки и исхлестал бы корову. Как говорят, сорвал бы злость на ней: злость на брата жены, злость на жену, злость на самого себя… Ошарашенная таким поведением хозяина, корова начала рваться с привязи и ещё сильней бить копытами.
Сорвав злость на корове, Николай понял: у него ничего не выйдет. Пошёл к бабе Дусе с просьбой о помощи, мол, уехала моя-то на курсы комбайнёра. Бабка укоризненно посмотрела на него и спросила:
– Вода-то есть тёплая? Я заметила: печь-то сегодня не топили.
– Нет, нету! – в ответ буркнул Николай.
– Тебя самого бы холодной-то водой в холодной-то стайке, да на самоё тёпленькое место! – ворчала баба Дуся, глазами показывая, где находится это тёпленькое место между ног соседа.
Она отодвинула заслонку своей русской печи, из большого чугунка налила теплой воды в свою дойницу и пошла к соседям в стайку:
– Принеси хлеба ломоть.
– Зачем? – удивился хозяин.
– Вот человек. Корова – она что, неживая? У неё тоже характер есть.
Ломтя хлеба корове хватило на один укус, проглотив хлеб, корова не хотела стоять, всё косилась на хозяина.
– Ты вышел бы из стайки-то. Боится она тебя, – сказала баба Дуся, – аль не видишь?
Николай вышел из стайки, закурил: «Вот скотинина и та не прощает!» Баба Дуся погладила корову, тихо говоря:
– Дурак твой хозяин, ой, дурак, в жизни всё силой мерит. Успокойся, успокойся, видишь, телок ревёт, молочка хочет.
Корова успокоилась и позволила себя подоить. Старушка налила молока в ведро и напоила телёнка, остатки молока занесла в избу и сказала:
– Пока Надюхи нет, я буду ходить доить корову и поить телёнка, мне их просто жалко. Но всё остальное делай сам, – и ушла.
Николай видел, как Надя цедит молоко через марлю, и сделал так же. Но молоко не убрал со стола, не выполоскал марлю, не помыл дойницу. Посидел, посидел, замёрз и стал растапливать печь. Печь упорно не хотела топиться. Приготовленную еду доел холодной, хотел попить чаю, вода кончилась, во дворе орала корова. Хозяин, коим он себя считал, впервые подумал:
– Как же она успевала всё сделать до работы, да ещё с ребёнком?
Вечером баба Дуся сделала ему выговор и предупредила:
– В следующий раз не будет тёплой воды и не будет вымыта дойница – будешь сам доить корову и поить телёнка.
Николай Граханов, заметил сразу, что среди учеников появилась Надя, он давно предполагал, что рано или поздно она здесь появится. Он наблюдал за ней со стороны и заметил, что она невесёлая, а его вообще не замечает. Он выждал момент и подошёл к ней.
– Здравствуй, давненько не виделись. Да ладно отворачиваться-то. Я ж с добром подошёл. Ты знаешь, где я здесь живу? У меня отдельная комната, приходи, поговорим.