– Повезёшь, так по дороге не езжай. Езжай рядом по бездорожью. Снега много, никто там зимой не ездил – целина. Они не поймут, что ты не по дороге едешь. Машина в сугробах застрянет, пешком в лес в такую даль по снежной целине они не пойдут. Корову в падальную яму не кидай, оставишь в лесу. На обратном пути к Юрию забеги, пусть идёт с ружьём в лес, коров охраняет.
Так и вышло. Скотник вёл лошадь под уздцы, сзади шли ещё двое мужиков, утопая в снегу по колено, а местами по пояс. Лошадь из последних сил тащила сани, мужики как могли, помогали ей, толкая сани сзади, стараясь не дать трупу коровы скатиться с саней. Уазик, с членами комиссии, застрял в первом же сугробе. Долго выкапывали машину из снега, но машина не хотела ехать ни вперёд, ни назад. Второй уазик, пытаясь вытащить первый, так же сел в снег на брюхо. Пришлось идти за лошадью. Верёвкой, привязанной к саням, зацепили за задний крюк уазика и стали понукать лошадь. Люди толкали машину назад за передок. Наконец, с трудом вытолкали уазик на дорогу. Так же высвободили из снега второй уазик. Вопрос ехать или не ехать за лошадью с коровой, и проследить всё ли мужики сделают правильно, отпал сам собой.
Все люди, измотанные попытками высвободить машины из снежного плена, вернулись в свинарник и стали изучать живых коров в дальнем углу. Здесь было совсем темно, но члены комиссии старались делать вид, что добросовестно исполняют свою обязанность. Дали на подпись протоколы, все подписались, в том числе Андрей и скотник. Комиссия уехала только тогда, когда мужики вернулись обратно после того, как отвезли третью корову в лес. То, что ни на кого не надели наручники и не забрали с собой, давало надежду Андрею, что план его сработал и, даст Бог, впредь пройдёт всё нормально. Лишь бы старый ветработник не подвёл и после исследования анализов, написал в заключение, что у коров действительно был туберкулёз.
Этой же ночью, в эти же сани запрягли другую лошадь и пошли в лес по проторенному следу, держа лошадь под уздцы. Мёртвых коров перевезли по очереди обратно в свинарник и приставили к воротам свинарника сторожа с ружьём.
С утра пораньше, как только забрезжил свет, собрались около коров мужики: все, кто был свидетелями перевозки коров, скотник и сам управляющий. Вообще, все те, которым Андрей больше всего доверял. Начали разделывать коров. Трупы успели хорошо подстыть, и мужикам пришлось нелегко. Коровам в первую очередь отрубили головы, кровь стекла густой струйкой в вёдро, это говорило о том, что туши ещё не насквозь промёрзли. Перевалили корову на спину, от копыт надрезали шкуру и с большими усилиями содрали её с ног вниз, вернее к основанию ног. Затем разрезали шкуру от шеи по животу до зада, соединили разрез с разрезами на ногах и также содрали шкуру: в первую очередь с живота, потом с боков, постепенно спустили её на пол. Расправили шкуру по полу, получилось нечто вроде ковра ворсом вниз, в центре которого лежала туша коровы. Мужики были все опытны в этом деле, знали, как и что делать, ведь все имели или раньше имели в хозяйстве крупнорогатый скот, и всем приходилось его колоть. Стали разделывать тушу: вскрыли живот, внутренности отделили от лёгких и огромный пузырь с внутренностями живота коровы с большими усилиями извлекли из его природного гнезда. Достали остальные внутренности. Так же разделали и оставшиеся две туши. Рога и копыта отрубили, завернули в шкуры коров, скотник отвёз и скинул их в падальную яму.
Так называемая в народе падильная, вернее падальная яма представляет собой вырытую глубокую яму размером примерно метра четыре на три. Поверх ямы плотно друг к другу наложены брёвна в два наката, один слой вдоль верха ямы, другой поперёк, поверх первого ряда брёвен – так, что посередине оставалось отверстие примерно метра полтора на метр с небольшим. Поверх брёвен была насыпана земля, чтобы ядовитый, смрадный запах не так сильно выходил из ямы. У ямы была нужной длины съёмная крышка из жердей, переплетённых тальником. В принципе, спуститься в яму можно, если прихватить с собой нужной длины лестницу. Летом люди эту яму обходят стороной, ещё метров двадцать до неё, зажимая нос руками. Но зимой, оголодавшие люди вполне могли спуститься в яму за костями разложившихся животных и только страх остаться в яме навсегда, останавливал людей. Пока останавливал…
Теперь Андрей знал, люди дотянут до тепла: один мужик принялся разрубать на четыре части туши, а остальные взялись за внутренности, пока не промёрзли. Отделили лёгкие, сердце, почки, селезёнку, достали плод ещё маленького телёнка. Затем взялись за кишечник. Рубили кишки на части, разрезали их вдоль и освобождали от содержимого. Желудок коров, который состоит из нескольких камер, так называемой «книжки», очистили от ещё не разложившегося сена и соломы. Закончив разделку, всё мясо, кроме одной половины туши, повесили на крюки под потолок свинарника. Внутренности разложили так, чтобы хорошо промёрзли.
Оставшуюся половину коровы взвесили, потом тщательно изрубили на мелкие кусочки. Один сходил в контору за списком всех сельчан. Посчитали по весу, сколько разрубленного мяса приходится на одного человека. Бригадир, поняв, что управляющий решил раздавать мясо отдельными порциями, сказал:
– Надеюсь, Андрей, ты понимаешь, что рано или поздно молва дойдёт до милиции или до главы района? Разумней было бы раздать мясо сразу и избавиться от каких-либо улик в свинарнике.
– Знаю, – ответил Андрей, – я не хочу, чтоб кто-нибудь повторил участь деда Сороки. Человек не жвачное животное, на одной сушёной траве пережить такую холодную зиму, да ещё постоянно работая, не может. Люди оголодали и могут съесть лишнего за один раз, а это может привести к смерти.
Из пустой торговой лавки принесли весы. Скотник пошёл оповещать людей, что будут выдавать мясо. Народ собрался быстро. Выдавали по списку «под роспись», примерно по полкилограмма на члена семьи. Список выглядел странно: на лист бумаги переписали только фамилии глав семей, а вместо инициалов ставили цифру. Цифра означала, сколько человек в семье, в том числе старых и малых. Если были однофамильцы, то вписывали первую букву имени главы семьи для избежание путаницы. Выдавали по весу, в качестве добавки давали кишку длиной сантиметров двадцать. Объясняли, что ровно через неделю будет повторная выдача мяса. Всем, кто не смог прийти, отвезли мясо на дом. Половина коровы – это шестая часть всего мяса. Итого: мяса должно хватить на шесть недель, а там апрель не за горами…
Вскоре отелились те коровы, что стояли в дальнем углу свинарника. Молоко решили раздавать детям, в чьих семьях не было коров или они ещё не отелились. Дети приходили сами в свинарник и получали свой стакан молока. Андрей прекрасно понимал, чем грозит ему такое самоуправство, и в душе молил бога, чтобы милиция по поводу мёртвых коров нагрянула после того, как кончится мясо, но тогда, когда снега будет ещё много. Молоко дети тут же выпивали, и следов этого, типа «преступления государственного масштаба», не оставалось, кроме свидетелей в виде детей.
В начале апреля вновь в село приехали два уазика, комиссия в том же составе, только без ветврачей. Андрей знал, что они рано или поздно приедут и облегчённо выдохнул: снега ещё много, в лес не поедут и заглядывать в падальную яму не станут. Да и за ними грешок есть: не проследили, куда дели мёртвых коров. Мясо было уже всё роздано, следы тщательно «заметены». Члены комиссии не нашли ни мяса, ни каких-либо следов. Пошли по домам, так же не нашли ни мяса, ни каких-либо следов. Да и не могли найти. Люди съедали даже кости: варили их до тех пор, пока они не становились мягкими настолько, что их можно было жевать. Люди молчали, разводили руками, мол: «Ничего не видели, ничего не знаем». Комиссия перебралась в контору и устроила допрос управляющему отделения колхоза Андрею, бригадиру, скотнику и тем мужикам, что помогали отвезти мертвых коров на падальную яму. Никто ничего не сказал, все твердили: «Коров в яму сбросили. Слухи, так они и есть слухи. У ямы никто не дежурил, может, кто и слазил за мертвечиной, разве за каждым уследишь?» Глава района подумал, подумал, поглядывая на главу отделения милиции, и решил – пора возвращаться…
