– Голова что-то разболелась, – простонала Мария.

Она встала, хотела прилечь на кровать, да не успела, потеряла сознание. Надя вернулась из школы и застала мать, лежащей на полу. Витя отучился раньше сестры, но задержался с мальчишками на улице. Увидев, что сестра вернулась домой, он поспешил в избу. Не раздеваясь, они кинулись к матери, стали её тормошить. Мария открыла глаза:

– Ну, что вы? Обычный голодный обморок.

Мария тяжело поднялась с пола, пряча своё лицо от взгляда отчаянных глаз детей, она налила в чашки то ли чай, то ли похлёбку из измельчённого сена и муки грубого помола. Замерев на месте, дети испуганными глазами следили за каждым движением матери.

– Идите ешьте, – сказала мать, дети жадно выхлебали болтушку и облизали чашки.

Пришла старшая сестра Люба, не здороваясь и, оглядываясь по сторонам, попросила:

– Мария, я сказала маме с тятей, что пошла к тебе ночевать, а сама хочу на свидание сходить, дай мне твоё пальто. Ну, что тебе, жалко? Схожу и верну!

– Хорошо, надевай. Не до тебя мне, – отмахнулась Мария, ей действительно было ни до сестры и ни до пальто.

– А что случилось? – поинтересовалась Люба.

– Ильдар приезжал, – с каменным лицом пояснила Мария.

– Приезжал? Почему приезжал, а не приехал? А где он? – оглянулась по сторонам Люба.

– Наверное, там, где и Егор, – ответила Мария.

– Не поняла, – сестра сделала удивлённый вид.

– Я сама ничего не понимаю. За что они со мной так? – тяжело вздохнула Мария, опустив глаза в пол.

– Да ладно, не принимай близко к сердцу, – отмахнулась Люба, уже надев пальто. – Мне пора бежать!

В голову не могло прийти Марии, что змея подколодная, которая второй раз ужалила её, кроется в теле её родной сестры. Не могла она тогда задать себе вопрос: «Зачем приходила сестра? За пальто или хотела посмотреть: сработала – нет её подлость?»

Дети сели за уроки. Зимой день короткий, надо успеть до того, как в избе с заиндевевшими окнами совсем не стемнеет. Мать сидела на лавке, всё думала одну и ту же думу: «Почему? За что? Как же так можно? Ладно, на неё, но тот и другой на детей наплевали…»

Вдруг из её груди вырвался страшный, но приглушённый звук и скрежет зубов, она упала с лавки на пол, на губах показалась кровь, у неё начались судороги. Дети перепугались, не знали что делать, как помочь матери.

– Витя, беги быстрей, зови деда и бабку! – приказала Надя брату.

Витя, схватив телогрейку, выскочил из избы, а Надя, стоя на коленях, старалась удержать мать, но мать извивалась, её сводили судороги, кровь с губ матери капала на пол. Мать глубоко вздохнула и затихла… Перепуганная девочка заплакала в голос:

– Мама, мама! Что с тобой? Только не умирай!

Пришли дед с бабкой, выслушали рассказ детей, тяжело опустились на лавку. Посидели молча, потом стали поднимать дочь с полу, уложили её на кровать.

– Витя, ты иди погуляй! – сказал дед.

Витя молча, нехотя вышел во двор, понимая всю серьёзность положения.

Когда Витя вырастет, он сменит свою отцовскую фамилию Юлдашев на фамилию деда Шмаков, также изменит отчество. Так и пройдет он по земле свой жизненный путь под фамилией деда и с отчеством по имени деда. Где был всё это время его отец, и что в дальнейшем с ним сталось – никто не знает.

Дед помолчал и стал тихо говорить:

– Надя, по всему видно, припадки у мамы начались. Видно, не выдержала голода да работы непосильной.

При этих словах у бабки покатились слёзы. Дед продолжал:

– Бывает люди с такой болезнью долго живут. Просто когда у них приступ, надо им помогать. Им надо в рот засовывать ложку, – дед встал, подошёл к столу, взял столовую ложку и на себе показал, как надо засовывать ложку в рот. – Вот так, чтоб зубы не сжимались. И очень важно сразу же, как человек упадёт, повернуть его на бок, чтоб не задохнулся, язык у них западает. Ты, Надюха, никому о том, что случилось с мамой, не рассказывай и брату накажи, чтоб молчал. Нам бы с вами до весны дожить. Может, Ильдар вернётся, полегче будет.

Не знал Николай с бабкой, и дети не знали, что Ильдар побывал уже дома, что именно его приход довёл Марию до этой страшной болезни. Дед продолжил:

– Со дня на день коровка отелится, полегче будет …, – кого утешал дед, то ли жену с внучкой, то ли себя? Кому больше повезло: коровам, оказавшимися стельными на момент изъятия всего, что годилось в пищу, или семьям, у которых коровы были стельными?

На другой день Мария, как обычно, пошла на работу. Бабы косо смотрели на неё и шушукались за спиной. «Нет, они не могут знать ничего о моей болезни. Да просто не могли успеть узнать. Чего взъелись?» В конце рабочего дня одна из баб не выдержала и громко сказала с праведным гневом в голосе:

– Что ни блядь, та и Машенька. Вон сколько баб в девках засиделись! Так нет, эту сучку с ребёнком подобрал. А ей и двух мало, посмотрите на шары её бесстыжие! С третьим связалась, пока муж на заработках был. И когда только успевает! – Женщина брезгливо смерила с головы до ног глазами Марию, всем своим видом показывая ей, на каком низком уровне её отношение к Марии.

– Что вы такое говорите? С чего вы это взяли? – растерялась Мария.

– Ты святошу тут из себя не строй, родная сестра и та вон что о тебе говорит. А она-то уж наверняка знает, что говорит. Уж наверно о родной сестре врать не будет, – не унимались бабы.

Мария почувствовала, что ей плохо, боясь припадка, поспешила домой. Вслед ей донеслось:

– Ишь, правда глаза колет – побежала! Беги, беги. От себя не убежишь!

Мария никогда не увиливала от работы, делала всё хорошо и быстро, была приветлива и добра со всеми, всегда помогала другим, поддерживала в трудную минуту добрым словом. Теперь, когда ей так нужна была поддержка людей, люди почему-то озлобились на неё: «Что они там о сестре говорили? Что она могла сказать такого плохого обо мне? Просто этого плохого нет, просто сказать нечего. Люди просто что-то спутали, ошиблись. Ничего, разберутся, всё-таки в деревне живём. Не могут же они не знать правды, потом самим будет стыдно за свою злобу».

К матери с отцом за поддержкой она не могла пойти, сколько раз они ей говорили: «Не спеши ты за Егора выходить, аль не видишь, какой он дерзкий, нахлебаешься ты с ним проблем, намотаешь соплей-то на кулак». А про Ильдара вообще слышать ничего не хотели: «Слыхано ли дело, чтоб русская дочка казака за татарина пошла да ещё за пришлого?» Сама не послушалась, чего теперь ходить жаловаться? Видно, правы были…

Не знала тогда Мария, что будь ты хоть семи пядей во лбу, если идёт параллельно с твоей судьбой сатана, который мажет на тебя свой грех и свою грязь, никогда и никто не поверит в твоё честное имя, даже те, кто тебя хорошо знает. Ибо сатана, на то и сатана, что умеет манипулировать людьми. Не разглядела она в своей сестре сатану. Ещё несколько дней ходила Мария на работу. Осознание своей чистоты и невиновности помогали ей переносить предательство её мужа, насмешки и упрёки женщин. Но она хорошо понимала, что не может контролировать свои приступы, что рано или поздно приступ случится на работе и тогда огласки о её болезни не избежать.

В школе шустрый одноклассник подбежал к парте Нади, выплеснул ей на тетрадь чернила из её чернильницы:

– Вот, так-то оно справедливей будет! А то сидит тут, из себя чистенькую корчит! Твоему татарчёнку сегодня морду намылили!

Чернила и тетради были большим дефицитом. Детям выдавали старые, не ведомо чьи тетради, писали между уже кем-то написанных строк. Тетради берегли и экономили. Но девочку больше задело то, что он сказал о брате. Надя не умела постоять за себя, но давать брата в обиду она не собиралась. Не думая, она как кошка вцепилась когтями мальчику в щёки. Он отодрал её руки, на щеках остались глубокие царапины, на месте которых показалась кровь. Хулиган превосходил её силой, но не ловкостью, Надя извернулась и зубами впилась ему в руку. Мальчик взвыл:

– Дура, бешенная! Такая же бешенная, как твоя мать!