Ракдар принёс мне новёхонькие часы со стеклом в боку, сквозь которое было видно, как шевелятся шестерёнки. Это был один из самых интригующих экспериментов с колодцем, которые мне приходилось проводить.

Я опустила заведённые часы в воду наполовину, а затем поставила срезанным дном на стол.

— Они продолжают идти, — шокировано проговорил парень.

— Это какое-то безумие, — сказала Карин, наблюдавшая за нами со спины.

— Ничего внутри не видно, — отозвалась я. А затем решилась вскрыть часы.

Устройство тут же остановилось, и разрубленные шестерёнки прямо в движении повываливались из корпуса.

— Прости, — пробормотала я Ракдару. — Я сломала магию.

— Важнее то, что это надо записать, — ответил парень, указав на дневник.

— Да, ты прав, — отозвалась я. — У тебя есть ещё часы?

— Нужно съездить в Балтхиор.

— Хорошо.

Охотников, тех, которых заковали в свежевыструганные колодки за неимением кованых кандалов, я «простила». Видеть мне их было неприятно, поэтому я приказала освободить их и вернуть домой. Здесь, в бывшем доме Сэра Родрика, им делать нечего. Мужчины почему-то благодарили меня, называли великодушной, но я просто безразлично смотрела, как они кланяются мне в ноги и произносят хвалебные речи. Наверное, это из-за того, что я сказала в сердцах. Про кишки и дедров. Могла ли бы я приказать такое зверство? Или даже приказать им окунуться в наказание в золотую воду? У меня не получалось представить.

Карин теперь дежурила возле меня одна, остальных гвардейцев рассредоточив по поместью, не доверяя им до конца. Наверное, боялась, что Лессайр или Теойен позволят мне сделать что-то такое, за что Карин, как моей личной телохранительнице, достанется от отца. Я её не винила. Мне и самой в последнее время часто казалось, что я способна на такое. Ждать конца света и ничего не делать, даже не пытаться что-то сделать, ощущалось невыносимой перспективой. Поэтому я прорабатывала каждую зацепку, каждый вариант, что приходил мне на ум.

Но теперь, спустя две недели в поместье Кордарт, осталось только одно.

Я сидела на краю колодца и всматривалась в золотистую воду, на которой моё лицо то приобретало чёткость, то исчезало в мерцании. Я записывала это. Это и то, что возле колодца ощутимо тише поют птицы, если их внести в клетке в подвал, да и другой шум доносится будто из далека.

Кстати о шуме — стражники снаружи кого-то громко поприветствовали. Карин шевельнулась, посмотрев на вход. Я напрягаясь, отложив перо и дневник на край колодца. Затем на лестнице послышались шаги. Гулкие мужские и кроткие женские. Это напрягло меня ещё сильнее — так ходила только мама.

Я вскочила с места, ища, куда спрятаться. Но кроме открытых стеллажей, стола и колодца здесь ничего не было. Ни тайного прохода, ни сундука…

— Лана! — увидев меня, пророкотал король. Потом посмотрел мне за спину и удивлённо приоткрыл рот. — Что это?

— Это загадка, — пробормотала я. — И разгадка. У меня пока нет ответа.

— Леди Тешер, оставьте нас, — проговорил папа, кивнув Карин на выход.

Я почувствовала, как лишаюсь поддержки. От этого ещё сильнее захотелось спрятаться, и прыгнуть в колодец переставало казаться безумной идеей. Моя телохранительница бросила на меня тревожный взгляд — отец никогда не просил её вот так вот выйти, — но всё же подчинилась слову короля. Я молча проводила её взглядом и снова посмотрела в лицо папы. Он не выглядел, словно явился объявлять приговор, но всё же.

— Ладно. Я здесь не за этим, — произнёс отец. — Что тебе сказал герцог Ювей? Как ты поняла, что он опасен?

— Что? — удивилась я.

— Ты околдовала его? — спросила мама, опасливо выглядывая из-за плеча папы.

— Что? — снова переспросила я.

Отец вздохнул.

— Наверное, гонец ещё не нашёл тебя. Герцога казнили за измену.

— Элтрисса вчера ночью разбудила весь замок своими криками! — возмутилась мама.

— Сэра Шорнара застали у покоев принцев, и Элтрисса защитила мальчиков, ударив герцога канделябром.

— Ведьма! — бросила мама. — Ты околдовала его за то, что он тебе просто не понравился!

Мы с папой одновременно вздохнули.

— Франни, ты же понимаешь, что если Орфелана ведьма, то и ты — тоже.

Мама поджала губы, не зная, что ответить. Что ещё придумать такого, как ещё меня задеть.

Я подумала о том, что Элтрисса, скорее всего, подговорила герцога прийти к ней ночью, а затем ударила и обвинила в покушении на мальчиков. Это было больше похоже на правду. Возможно, её источники доложили ей какие-то сведения помимо моих слов. И принцесса решила действовать.

— Одного того, что он не отказался от танца, когда я пригласила Карин, — вслух сказала я, — было достаточно, чтобы счесть его подозрительным.

— Ты сгубила такого прекрасного человека, — проговорила мама. — Он готов был заботиться о тебе, несмотря на твои... — Она обвела жестом комнату: свитки и книги, мерцающий золотом колодец и банки со скверной на столе. — ...странности.

Папа нахмурился, а я присела обратно на край колодца. В моей памяти снова всплыл образ той тонущей здесь кошки. Она была до смерти перепуганной, но не билась в агонии, не умирала. Она перешла в другой мир. В Рай. В место, где, возможно, таятся все ответы на мои вопросы.

Мама что-то сказала, но я попустила это мимо ушей, думая о более приятных вещах, чем грубый и наглый герцог, перешедший дорогу будущей королеве Кертодола. Интересно, что Элтрисса бы подумала об этом золотом колодце? Какой совет бы дала? Стоили ли в её глазах этот подвал, эти дневники, эти книги столько внимания? Посчитала бы она, что мир ещё можно спасти?

— Ты вообще меня слушаешь?! — воскликнула мама, резко развернув меня за плечо. Так грубо, будто я какая-то неподчинившаяся простолюдинка.

Неприязненно сбросив её руку, я прорычала:

— Не прикасайся ко мне.

— Лана… — проронил отец.

— Что? — выплюнула я, посмотрев и на него.

Зачем они вообще приехали? Лишать равновесия мой и без того разрушающийся мир? Повидаться со мной до волны? Забрать меня домой? Запереть в монастыре?

— Твоя рука… — негромко пробормотал он.

Я посмотрела на свою левую руку, которой коснулась мама — с ней всё было нормально. Но когда перевела взгляд на правую…

— О, Создатель, — вырвалось у меня.

Мама зажала рот руками и попятилась к выходу. Я почувствовала, как мои недостающие пальцы стало покалывать. Я задела воду, когда мама развернула меня. И даже не ощутила этого! Наверное, была раздражена.

Подскочив к лампам, я повнимательнее рассмотрела «повреждения». На моём среднем пальце отсутствовала вся последняя фаланга, а указательному и безымянному «срезало» только подушечки и половину ногтя. Если бы пальцы отрубило мне мечом или топором, я бы кричала, как та чёрная белка, когда я её мыла. Но боли я никакой не чувствовала. Срез был покрыт обычной кожей, как на соседней подушечке.

— Ты… в порядке? — подал голос отец.

— Лучше не бывает! — отозвалась я и ткнула в срезанные подушечки палочкой. Ощущений не было. Только это покалывание. Такое же, как скверна.

О нет, на той стороне вироточина!

Недолго думая, я запрыгнула на бортик колодца и прыгнула в воду.

Я ожидала, что погружусь быстро и полностью, как в настоящую воду, но упёрлась во что-то твёрдое ногами. Возможно, у колодца было дно.

«А не такой уж он и глубокий!» — успела подумать, прежде чем ко мне подскочил отец.

— Лана, что ты вытворяешь!? — закричал он.

Тем временем меня начало медленно затягивать в пучину. Как будто я угодила в болото. Сама «вода» при этом была даже немного тёплой.

— Я ухожу, — проронила я и улыбнулась маме. Она не понимала, что происходит, не понимала, чему я радуюсь. А я была просто счастлива тому, что мои теории оправдались. Кошке не было больно, она просто до жути перепугалась.

Отец обхватил меня за подмышки и потянул, но увидев, что мои ноги полностью исчезли в золотой воде, шокировано отпустил. Мама смотрела на происходящее, оцепенев от ужаса.