– Нет, – соглашаясь, ковырнул ботинком отвалившуюся от стены штукатурку Четвертной.

– Коли нет, выход один – звони диспетчеру такси. Какая-никакая, а все-таки связь.

Мостовой оказался прав. Парни в кожаных пальто разделились на подходе к метро. Длинный нырнул в подземку. Тот, что ниже ростом, потоптавшись возле кассы, исчез в направлении выхода.

– Я за Длинным! – Выкрикнул Четвертной, метнувшись к служебному проходу.

Федор не успел сообразить, как ежик коротко стриженых волос исчез в лаве, ползущей в направлении эскалатора толпы. Определив направление движения удаляющего человека в плаще, Мостовой попытался отыскать глазами белые «Жигули». Не найдя, шагнул в сторону павильона «Блины».

Дальше наблюдение должно было идти по сценарию отработанных десятки раз действий. Объект будет делать вид, что прогуливается, петлять, устраивать проверки, нет ли хвоста. Не обнаружив, поймает такси или воспользуется общественным транспортом, в зависимости от лимита времени и дальности места расположения пункта назначения. Почувствует слежку, попытается оторваться, и тогда без машины каюк.

Вычислить наблюдение объекту не удалось. Тем не менее, острота не была снята. Предстояло решить проблему транспорта, и это когда объект не определился, на чем будет добираться – на такси или на автобусе.

Дождавшись автобуса, парень проделал с десяток шагов в сторону остановки. Дальше, как в кино, на мгновение, опередив закрывание дверей, играючи ступил на подножку.

Выйдя из-за высокой чугунной ограды, Мостовой поискал глазами место парковки такси. Ни одной машины. «Пятница, – подумал Федор. – Хрен кого остановишь. А если и остановишь, за просто так никто не повезет».

Сигнал, призывающий оглянуться на свет фар, заставил развернуться лицом в противоположную сторону. «Жигули» белого цвета, взвизгнув тормозами, квакнули звуком клаксона. Водительская дверца распахнулась, и за вихрями взбалмошных волос появилось знакомое лицо.

– Карета подана, – улыбаясь так, будто встретил близкого друга, пропел паренек.

Не веря глазам своим, Мостовой сделал шаг в направлении «Жигулей». Парень распахнул дверцу.

– Садись, следопыт! Автобус уедет – хмыря в плаще будешь пасти до скончания века.

Поражаясь осведомленности парня, Федор на всякий случай глянул на прикрепленную к крышке бардачка табличку: «Геннадий Котенков». Дальше шел номер автомобиля и телефон диспетчера.

– Откуда знаешь про хмыря?

– Оттуда. Диспетчер позвонила, сказала, что знакомые мне клиенты ждут у станции метро. Подлетаю к подземке, гляжу, вы уже на след встали. Сначала было не понятно, на чей, потом врубился – хмырей в кожаных пальто.

– Догадался?

– Просчитал. Редко встретишь одинаково одетых людей.

От того, насколько лихо «Жигули» обгоняли автомобиль за автомобилем, создавалось ощущение, что четырехколесному другу даже не требовались дополнительные нажатия на газ, жигуленок сам знал, как вести себя, какую держать скорость.

При появлении очертаний автобуса Геннадий, сбросив скорость, нажал на педаль тормоза.

– Видно, кто вошел, кто вышел?

– Не очень, – вглядываясь в то, как ведут себя на остановке люди, произнес Федор. – Метров бы на десять ближе.

– Ближе, так ближе.

Включив скорость, Генка отдал команду «Жигулям» продвинуться вперед.

Автобус, остановившись, высадил одних пассажиров, принял других, после чего покатил дальше. Человек в плаще оставался внутри.

Дождавшись, когда жигуленок тронется, Федор решил продолжить «допрос».

– Как догадался, что мы из милиции?

– Знаю, – произнес в ответ Генка.

– Знаешь? – Не ожидая, что таксист в курсе, кто они, Мостовой на пару секунд выпал в осадок.

– Не грузись, – не отрывая взгляда от дороги, прочитал мысли Федора Генка. – Братан рассказывал двоюродный. Вы с ним в одной команде играете в волейбол. Высокий такой, нос горбинкой. Он еще повторять любит: «Чин чинарем».

– Котя, что ли?

– Сам ты Котя! Котенков Виктор Леонидович. Старший лейтенант ОБЭП.

Вглядываясь в лицо сидевшего за рулем парня, Федор попытался вспомнить, где и когда видел таксиста. После недолгих мучений память, сжалившись, сдалась, и Федор, облегченно вздохнув, произнес:

– Это ты во время игры с «Локомотивом» в дудку гудел?

– Я, – гордо произнес Генка. – Продули вы тогда всухую.

– Что поделаешь, – вздохнул Мостовой. – Сегодня они нас, завтра мы их.

Автобус, совершив обгон припаркованного к бордюру фургона с надписью «Цветы», начал сбавлять скорость.

Генка, понимая, что появление в поле зрения одного и того же автомобиля дважды может сказаться на исходе слежки, поспешил спрятать жигуленка за фургон, что было оценено Мостовым как элемент правильно выбранного решения.

Движение автобуса совпало с тарахтением рации.

– Шестьдесят пятый! Шестьдесят пятый! Ответь!

– Говори, – нажав на клавишу, произнес Генка.

– Тут звонит какой-то Четвертак, просит передать, что клиент пересел в автобус до Потапово. Как понял меня, Шестьдесят пятый?

– Понял нормально. Передай, сообщение приняли. Клиент номер два движется в том же направлении. В Потапово прибудем через тридцать минут.

– Поняла, передам.

Лицо Мостового озарилось удивлением.

– Считаешь, парни в плащах разделились, чтобы запарить нам мозги?

– Не знаю, кто кому хотел запарить, но что двигаются они в одном направлении – это факт.

– Факт-то факт. Вопрос, что подтолкнуло их к этому?

– Что не вы – это точно. Иначе и тот и другой «встали бы на лыжи» еще у метро. Ребята ушлые. От слежки уйти – что два пальца… – не договорив, Генка замешкался. – Одного понять не могу, слишком они уверенные какие-то, покрутили носом и айда – один в автобус, другой в метро.

– Ты прямо как наш полковник, – улыбнулся Федор. – Того хлебом не корми – дай порассуждать, «какие грамотные пошли преступники: грабят – хрен подкопаешься, алиби готовят, что комар носа не подточит».

––

Затушив сигарету, Мостовой вынул следующую. Не потому, что хотелось забыться в облаке сигаретного дыма. Руки помимо воли делали то, что хотели делать. Необходимо было занять себя, вот и хватались то за сигареты, то за зажигалку.

Потянувшись к бутылке, Мостовой вспомнил, что та пуста. Обхватив голову руками, взвыл, как воет волк в студеную зимнюю пору. Не от голода, не от одиночества, а потому, что не в состоянии изменить то, чего изменить невозможно.

«Послать кого за коньяком, что ли? – Мысль, вспыхнув, потухла, не дав разгореться огню желания до конца. – Кого пошлешь? Восьмой час».

Поднял голову. На глаза попали торчавшие в дверце сейфа ключи. Выйдя из-за стола, Мостовой подошел к призывающей запереться на замок дверце. Хотел было проделать то, что проделывал по несколько раз в день, но взгляд упал на бутылку из-под колы, в которой находился спирт. Обрадовался, как радуется ребенок, когда удается уговорить родителей купить новую игрушку.

Через пять минут бокал на треть был заполнен разбавленным водой спиртом; разбавлен не один к трем, как это делают «нормальные» люди, а так, как делают лишенные возможности мыслить адекватно – на тридцать граммов спирта десять граммов воды.

Выпив, Мостовой обхватил голову руками. «Эх, Серега! Серега! И зачем я тогда поддался на твои уговоры? Сидели бы сейчас в баре, вспоминали минувшие дни. А то и того лучше – по кружечки пивка, да партию в бильярд».

Ударивший в голову хмель отозвался разливающейся по телу истомой. Тоска схватила за горло так, что стало трудно дышать. «К чему бередить рану, когда все давно в прошлом? Сколько вспоминаю, ни разу не было так больно».

Запрокинув голову, Мостовой сделал пару движений вправо-влево. Обведя взглядом стол, придвинул папку с надписью «Мытник». Взяв карандаш, зачеркнул, не забыв поставить точку.

«Мытника нет. Радоваться надо, я же – будто прощаюсь. Бред какой-то. Где доказательства, что еврей виновен в смерти Четвертного? – Нет. И взять их негде».