Посмотрев в указанную женщиной сторону, Гладышев поморщился.

– Терпеть не могу торговаться.

– Что сделаешь. Люди многое чего терпеть не могут, однако же, терпят.

– А может, вы приютите? – зная, что получит отказ, спросил Антон, не забыв при этом польстить. – Уж больно уютный у вас двор и дом такой ладный.

– Нет, – приняв слова незнакомца за комплимент, улыбнулась женщина. – Сами ютимся. Нас двое, внуков трое, дети на выходные приезжают.

– А в том? – развернувшись лицом к дому Басмановых, Гладышев постарался придать голосу как можно больше безразличия. – Ни света нет, ни движений. Может, не живет никто? Так я бы весь дом снял.

– Не живут, но и сдавать не сдают.

– Почему?

– Потому что хозяева умерли, дочь укатила неизвестно куда. За домом наняла следить соседку, наказав, чтобы не пускала ни своих, ни чужих.

– Сама не живет и другим не сдает?

– Так и есть. Люди поначалу недоумевали, потом привыкли. В конце концов, это дело каждого, сдавать или не сдавать, жить или не жить.

– И давно пустует?

– Почти год.

–И что, за год так никто и не приехал?

– Почему не приехал. Пару раз дочь наведывалась. Ни с кем не общалась, из дома не выходила. Маленькой была – ребенок как ребенок, выросла – не узнать.

– Так говорите, будто лично общались.

– Общалась. Пошла поговорить насчет дома, хотели, чтобы у сына дача рядом с нами была. Даже слушать не захотела. Через дверь сказала, что дом не продается. Что? Как? Почему? Ни слова, ни полслова.

– Может, не вовремя подошли? Может, у человека настроение плохое было?

– Да какое там настроение, если даже в дом не пустила.

Судя по тому, насколько негостеприимным стал взгляд женщины, продолжать удерживать разговор в прежнем русле не имело смысла.

Поблагодарив, Гладышев дождался, когда женщина удалится вглубь двора, после чего, пройдя мимо дома Басмановых, зашагал дальше, проигрывая в голове все, что удалось узнать.

Дойдя до машины, сел за руль. Задумался: «День насыщен событиями. Ермилов со своим хитроватым взглядом. Басманова – младшая, которая ни в какую заграницу не отбывала, живет в Москве или близлежащем городе. Вопрос, что заставляет ее не продавать дом и почему вокруг фамилии Басмановых столько всего таинственного?».

Выйдя из кабинета начальника управления, первое, что сделал Мостовой – включил мобильник. Так было заведено: входя в кабинет руководителя, нужно было выключить телефон, дабы не отвлекать себя и не раздражать генерала.

Трубка заверещала спустя секунды. Посыпались сообщения, после чего раздался звонок, требующий незамедлительного ответа.

Мостовой настолько хорошо знал характер телефона, что с ходу мог определить, как тот относится к вызову – уважительно ровно или без видимых и невидимых переживаний.

Звонила секретарша, что даже не насторожило полковника, а повергло в смятение. Зная, что шеф находится у генерала, та не постеснялась воспользоваться мобильником, чего до этого не случалось ни разу.

«Что-то серьезное, – подумал Мостовой. – Просто так Валентина звонить не стала бы».

– Что случилось? – произнес Мостовой.

– Ничего, – испуганно ответила секретарша. – Просто я подумала, вдруг вы решите еще куда-нибудь зайти.

Голос в трубке прервался, чтобы спустя секунду зазвучать вновь, на этот раз не столь открыто и не столь возбужденно.

– Вас ждать?

«Ждать!» – хотел было произнести Мостовой, но что-то подсказывало, что следует проявить смекалку.

– Кто-то дожидается в приемной? – спросил полковник после нескольких секунд раздумий.

– Да.

– Кораблев?

– Да.

– Давно?

– Полчаса.

Мостового будто ужалило – «полчаса криминалист просидел без дела?».

– Ноги, в каком положении?

– Что? – не поняла секретарша.

– Спрашиваю, ноги удерживает на цыпочках или опирается на ступни?

– Первое.

Сбитая с толку, женщина могла ожидать чего угодно, но только не того, чтобы шеф мог видеть сквозь стены.

– Ясно, – стараясь смягчить ситуацию, произнес Мостовой. – Проводите в кабинет. Скажите, буду через пять минут. Сделайте кофе, сахара одну ложку.

«Если Глеб впал в состояние транса, значит, открыл нечто особенное», – подумал Мостовой. Но не успел он разобраться с одной мыслью, как возникла другая: «А если он нашел нечто, что сможет помочь сдвинуть с мертвой точки дело Мытника?»

Представив лицо Глеба, то, как тот потеет и морщит лоб, Мостовой ускорил шаг. Со стороны его походка была похожа на бег трусцой, что никак не вязалось с полковничьими звездами.

Войдя в кабинет, Федор Николаевич занял место напротив Глеба. Стоявшая перед криминалистом кружка с кофе, а также прилипшие к губам капельки пены говорили о том, что тот успел сделать глоток, самое большое – два.

– Что-то случилось? – спросил Мостовой.

– И да, и нет, – ответил Глеб.

– Если точнее?

– Получены данные экспертизы взятых со стрел микрочастиц слюны киллерш.

– Ты хотел сказать – киллерши?

– Нет. Сказал то, что хотел сказать.

У Мостового перехватило дыхание. Глеб, наоборот, словно сбросил с души камень.

– Микрочастицы слюны на одной стреле не совпадают с микрочастицами слюны на другой.

– Но этого не может быть.

– Еще как может. Криминалистика – наука точная, вы это знаете не хуже меня.

–– Знать – то знаю, но…

Мостовой не мог понять, как микрочастицы с одной стрелы могут не совпадать с другими. Это значило, что в Мытника и Черкашина стреляли два разных киллера. Правильнее будет сказать – киллерши.

– Так, давай по порядку. Экспертиза определила – и в том, и другом случае стреляли женщины. Не буду спрашивать, откуда вы это взяли, однако методику определения разности в микрочастицах ты должен будешь рассказать. Начни с момента, откуда на стрелах могла оказаться слюна.

– Все проще, чем вы думаете, – сделав умное лицо, произнес Кораблев.– Человек мог чихнуть, кашлянуть, что позволило капелькам слюны попасть на арбалет и на стрелу. У киллерши, что стреляла в Мытника, содержание в крови сахара превышает норму. Иначе говоря, имеется склонность к диабету. У ранившей Черкашина такой предрасположенности нет, что дает право утверждать – киллерш было две.

– Час от часу не легче.

Глядя на криминалиста, Мостовой не видел, как Кораблев, взяв в руки кружку с кофе, поднес ту ко рту. Все слилось в водовороте мыслей, выделив одну и сделав ту приоритетной.

Полковник мысленно вернулся к разговору с генералом. Полчаса назад он с пеной у рта уверял начальника управления, что в обоих случаях стреляла женщина. В принципе, ничего не изменилось, если не считать того, что стреляла не одна женщина, а две.

– Это же надо! – воскликнул Мостовой и расхохотался, чем поверг Кораблева в смятение, он даже чуть не опрокинул кружку.

– Вы чего? – Глеб посмотрел на полковника не столько с удивлением, сколько с опасением.

– Лицо генерала представил, – поспешил успокоить криминалиста Мостовой. – Уверял, что в обоих случаях стреляла женщина, а теперь придется доказывать, что женщин было две. Можно представить, как отреагирует генерал.

Разговор прервал телефонный звонок. Беспокоили из приемной.

– Федор Николаевич, – прозвучал голос секретарши. – Тут Гладышев пробивается. Говорит, что у него дело, не терпящее отлагательств.

– Что, сидит на диване и раскачивается из стороны в сторону?

– Нет. Ходит из угла в угол, при этом хлещет по ноге папкой.

– Если так, пусть заходит.

Войдя, Гладышев увидел Глеба и подмигнул ему, на что тот ответил взглядом мрачнее тучи.

– Проходи, присаживайся, – показав глазами на стул, произнес Мостовой. – Случилось что?

– Есть новости по делу Мытника.

– Надо же, – пожав плечами, полковник боковым зрением глянул на криминалиста. – Прямо день открытий какой-то. Сначала Кораблев, сообщает новость, от которой не знаешь, то ли хохотать, то ли плакать. Теперь ты…