– Про жену ничего сказать не могу. Видел пару раз. Скажу, что впечатление оставляла весьма и весьма благоприятное. Красивая, стройная…. Первый раз встретились в Москве, в театре. Пошли с женой на «Жизель», смотрим – навстречу Иван с супругой. Познакомились, пару минут поговорили, разошлись. Когда места в зале заняли, моя мне говорит: «На герцогиню похожа». «Кто?» – не понял я. «Жена твоего знакомого, будто с экрана фильма «Война и мир» сошла».

– Что, и вправду выглядела как герцогиня?

– Не то слово. Интеллигентка голубых кровей. Второй раз встретились на пикнике, устроенном Басмановым по поводу представления нового арбалета. Во время пикника Басманов познакомил нас с дочерью. По чертам лица, манере держаться – копия мать. После смерти родителей Анна уехала жить за границу.

– После смерти родителей?

– Да. Анна Варламовна скончалась за полгода до смерти мужа. Долго хворала. Иван возил по разным докторам. Бесполезно. Богу угодно было призвать душу страдалицы. Он и призвал.

– Басмановы жили в Москве?

– Нет, в Чернецком, в двадцати километрах от Чехова. От нас – шестьдесят пять. У Басмановых там дом. В свое время дед Ивана построил, отец расширил. Басман пристроил веранду, гараж.

– Я так понимаю, уезжая за границу, дочь Басмановых дом продала?

– Не знаю. По поводу дома ничего сказать не могу.

Новость относительно дома Басмановых настолько озадачила Гладышева, что тот даже не пытался скрывать этого. Требовалось время, чтобы полученные данные смогли образовать череду фактов. И хотя существенных изменений в настроении не произошло, изменилась настройка мышления: от арбалетов к личности, от личности к семье, от семьи к дому, от дома…

Глянув на часы, Гладышев хотел было поблагодарить Ермилова за гостеприимство, однако взгляда хватило, чтобы понять – не все сказано, не все услышано.

– Думаю, следствию будет полезно знать, что Басман, кроме того, что слыл искусным мастером, был еще и превосходным стрелком, – произнес Егор Ефимович, явно настроенный продолжать удивлять гостя.

– Стрелком?

Мысль о дороге, о поездке в Чернецкое испарилось быстрее, чем Гладышев смог понять, что означали слова Ермилова.

– Да. Иван владел арбалетом так же, как победитель Уимблдонского турнира владеет ракеткой. Мог десять раз подряд выстрелить в цель с расстояния сорока метров и ни разу не промахнуться. А то и того лучше, стреляя навскидку, цель поражал с первого выстрела. Помню, однажды зашел спор, сможет Басман попасть в мишень с расстояния пятнадцати метров на звук и в темноте. И что ты думаешь? Трижды стрелял – трижды в «яблочко».

– Прямо-таки в «яблочко?» – не смог удержаться, чтобы не выразить сомнений, Антон.

– Не веришь?

Выйдя из-за стола, Ермилов направился к книжному шкафу, достав похожий на амбарную книгу фотоальбом, вернулся на место.

На предложенных вниманию Гладышева снимках были засняты группа людей, машины, лес, щиты с мишенями. Последних Антон насчитал пять. В каждой торчало по стреле.

Выбрав несколько снимков, Ермилов разложил их перед Гладышевым.

– Здесь все наши. Это мишени. Это стрелы. Это я с арбалетом. Это Басман целится. Это…

– Басманов? Где?

Перехватив руку хозяина дома, Гладышев взял в руки альбом и углубился в изучение фотографий. Лицо стрелка можно было разглядеть наполовину, зато был виден арбалет.

– Сколько вам тогда было лет? – откладывая в сторону снимок, спросил капитан.

– Мне 63. Басману 61. Мы ведь почти ровесники, отсюда и общие интересы, и понимание жизни.

– А воспитание?

– Воспитание разное. Он – выходец из интеллигенции, я – из рабочих-крестьян.

– Об этом вам сам Басманов рассказывал?

– Нет. Родители, происхождение, семья – темы запретные, поэтому особо никто не интересовался. Общались, развлекались. По душам не исповедовались, в этом Басманов – скала. От вопросов уходил, не напрягаясь, а когда цепляли, говорил: «Не люблю распространяться о том, что других должно волновать меньше всего». Все сразу затыкались, переводя разговор на тему, в которой Басман чувствовал себя как рыба в воде.

– Тему арбалетов?

– Не только. Оружие средних веков.

Переворачивая страницы, Гладышев выбрал три фотографии и вопросительно глянул на Ермилова.

– Можно возьму? С возвратом, конечно.

– Можно, – вынимая снимки из альбома, произнес Ермилов. – Вот только помогут ли? Десять лет прошло.

Непонятно почему, но слова «десять лет прошло» засели у Гладышева в голове настолько прочно, что на протяжении всего пути от Ступино до Чернецкого он не мог избавиться от ощущения недосказанности.

Вроде бы, говорил старик непринужденно, в отдельные моменты даже больше, чем желал услышать Антон, но это создавало ощущение преднамеренности. Такое бывает, когда человек в словах преследует цель.

«Зачем Ермилову понадобилось подводить меня к разговору о Басманове? – думал Гладышев. – Написал адрес дома и даже нарисовал план проезда, при этом вид был такой, словно сорвал джек-пот».

Вопросов было много, ответов – ни одного. В обычной ситуации должно было расстроить, в крайнем случае, подпортить настроение. Однако Гладышев не ощущал ни того, ни другого, хотя в глубине души, интерес был. Партия, что разыграл Ермилов, была знакома. Единственное, что удручало – давно не играл в шахматы. Настолько давно, что стал забывать комбинации.

––

Чернецкое предстало огромным утонувшим в зелени пространством. Крыши домов купались в кронах дубов. Неширокая, но невероятно красивая река змейкой протекала вдоль берегов, виляя, то вправо, то влево. Создавалось ощущение, будто сам бог, стоя за мольбертом, придавал этому пейзажу особую красоту.

Улицу Зои Космодемьянской Гладышев пересек, проезжая по Набережной. Пришлось вернуться. Бросив машину в двадцати метрах от проулка, Антон направился вдоль улицы, изображая туриста, нуждающегося в приюте.

Останавливаясь то у одного дома, то у другого, искал, у кого спросить. Не найдя, продолжал движение дальше.

Согласно нарисованной Ермиловым схеме, дом Басмановых должен был быть седьмым от поворота.

Гладышев уже видел забор и часть крыши, как вдруг со двора, мимо которого он проходил, раздался женский голос.

– Кого-то ищете?

Обернувшись, Антон увидел средних лет женщину в переднике с дуршлагом в руке.

– Ищу, – улыбнувшись, произнес Гладышев.

– Кого, если не секрет?

– Какой уж тут секрет – ищу, где комнату снять.

– Комнату?

Удивление хозяйки выглядело настолько естественным, что у Антона возникло сомнение, не переборщил ли он с комнатой.

– Да. Захотелось, знаете ли, от суеты городской отдохнуть. Сел в машину, поехал, куда глаза глядят…. Вот, приехал.

– А вы кто? – пропуская мимо ушей слова Гладышева, спросила женщина.

– В смысле?

– Писатель или художник?

– Почему сразу писатель? Обычный человек.

– Обычные люди из Москвы в деревню не бегают. Только писатели или художники. Про них в кино показывают. День-два живут, на третий влюбляются в дочь хозяев, получают прилив вдохновения и начинают творить.

– Такое кино не про меня. Я не художник и не писатель, обычный клерк обычной компьютерной фирмы.

– Вот я тебя и поймала, – стукнув дуршлагом по забору, расхохоталась женщина. – Никакой ты не простой. И деревня тебе наша побоку. У клерков свои дачи имеются. И тишины там столько, что кричать хочется.

– Верно. И дача имеется, и речка, и сад. Все как у людей. Только там мать, отец и бабушка. Представляете, каково мне, когда только и слышишь: «Антоша, тебе чая налить? Антоша, оладушек принести?» И так постоянно. Вот уже где… – Приставив ладонь к горлу, Гладышев, как мог, изобразил тоску.

– Представляю, – пожала плечами женщина. – И надолго к нам?

– Дней на пять, максимум на неделю.

– Тогда придется прогуляться. За поворотом дом с зеленой крышей, на заборе табличка «Сдаем комнату». Только имей в виду, хозяева цену деньгам знают, могут такую назначить, что стыдно сказать.