Он поразмышлял над этим еще, но словно бился о стену. Ответ, вероятно, какой-то замечательно очевидный, подумал он. Проблема была в том, что не хотелось соваться повсюду с расспросами вроде этих, насчет Беглецов – если хочешь быть пси-копом. Твоя забота поймать их, а не понять их. Все же – не легче ли поймать их, если их понимаешь?

Он почувствовал, как начало открываться второе дыхание, а это всегда было приятно. Он отложил внутреннюю дискуссию ради вида, открывшегося с вершины холма. Он видел через стены и проволоку, защищавшие Тэптаун, текущую в золоте заката Рону. С легкой улыбкой на лице он пустился спринтом, чувствуя себя галопирующей лошадью или запряженным быком, непобедимым, бессмертным. В конце концов, ему пришлось замедлить бег, но ощущение осталось. И созвучное ему, такое славное имя – Джулия.

– Эл! Приятно видеть тебя. Рад, что ты смог это сделать, – улыбка Бретта была ослепительна.

Эл слегка улыбнулся и коротко, твердо пожал руку юноши в перчатке, такой же, как его собственная. Это звучало весело.

– Джулия сказала тебе, куда мы идем? Примерно до Монблана. Бывал там когда-нибудь? – он помедлил. – Ты добыл себе увольнительную, правильно?

– Да, для отлучки. Не на Монблан.

– На самом деле мы не пойдем на Монблан – но очень близко. Тебе понравится поход. В том месте, где у нас был привал, грандиозный вид, и можно наловить рыбы.

Эл кивнул, так как, по-видимому, иного ответа не требовалось. Бретт вытянулся в кости – он был на две головы выше Эла, с красивым суровым лицом такого рода, какие изображались на вербовочных плакатах Пси-Корпуса.

Эл отметил слово "мы" и прошедшее время в объяснении Бретта. Эти ребята и раньше совершали прогулки, возможно, часто. Это не было, как сказала Джулия, воссоединением. Они уже были едины; это только Эл Бестер, аутсайдер, присоединялся к ним. Но зачем? На что он им сдался?

Другие – Милла, Азмун, Экко – поприветствовали его, но их энтузиазм был сдержанным, и это усилило его подозрения, но Джулия была сама приветливость. Он позволил себе, через силу, счесть свою надежду оправданной: что он нравится Джулии, и она пригласила его по собственному почину, даже сознавая, что остальные могут быть этим совсем не так довольны.

– Мы поднимемся поездом до Шамони и пойдем оттуда, – объяснил Бретт, пока они стояли в очереди за билетами. – Когда мы спустимся, то можем сесть на другой поезд обратно до Сен-Жервэ.

– Добро.

– И, хм… ты не захватил какой-нибудь другой одежды?

Эл оглядел свои стандартные казенные коричневые штаны для прогулок, золотистую рубашку и легкую академическую куртку.

– Разумеется, у меня есть другая.

– Нет, я имею в виду… знаешь, не форменная?

– С чего это мне не носить форменную? Я не стыжусь Корпуса.

– Не в этом дело, – сказал Бретт. – Просто так лучше… Я имею в виду, никогда не скажешь, что сделают нормалы.

– Эй, – сказал Эл в редком порыве старой гордости. – Мы – Первое Звено. Пусть только попробуют.

Сказанное, это прозвучало неправильно, неуклюже, и он пожалел, что произнес это. Но глаза Бретта расширились, и он сказал:

– Ну, да! Верно, черт возьми! Я позабыл, с нами же лауреат премии Каргса! С тобою мы все одолеем.

– Пойдем, Эл, сядешь со мной, – сказала Джулия, когда они прошли через раздвинувшиеся двери в поезд.

Первый этап путешествия был легким, хотя Эл обнаружил, что должен сдерживать шаг, чтобы другие могли поспевать за ним. В итоге он оказывался ускакавшим вверх по склону, а потом их дожидался. Ясно, что даже физически он тренировался упорнее, чем они.

К разгару дня небольшая неловкость исчезла. В конце концов, они выросли вместе, даже если он виделся с ними мало в последнее время. Они были звеном. Они все вместе предстали Смехунам. Он к ним привык.

О других студентах академии нельзя было сказать того же. О, некоторые были из вторых и третьих звеньев, но даже они выросли в большинстве как нормалы или в Подвале. Большинство из них – почти все в его классе – были действительно поздними, не проявляли свое пси прежде двенадцати лет или старше. Он и не пытался завести дружбу с большинством из них; они считали его чудноватым, так сказать, или, может, даже побаивались его. Вероятно, оно было к лучшему – это оставляло ему больше времени на занятия, на лучшую самоподготовку к Высшей Академии.

Путешествие было приятным. Дикие цветы усыпали блестками освещенные солнцем луговины и пастбища, а лес был словно вечнозеленый храм. Эл редко бывал в лесу – несколько пикников и экскурсий на природу, когда они были детьми, ни единого со времени поступления в Начальную Академию. Это было нечто, что он подумывал предпринять, но на что вечно не хватало времени.

Они устроились отдохнуть возле старой каменной стены – тихая минута, как бы в благодарность дню – когда услыхали голоса поднимающихся вслед за ними. Эл почуял слабые, неупорядоченные сознания – нормалы, конечно. Он принялся отталкивать их, затем из любопытства перестал. У него было немного контактов с нормалами.

Те поднялись на холм довольно скоро. Пятеро молодых людей, может, несколькими годами старше него. Двое были высоки и худощавы, достаточно схожи, чтобы быть братьями. Один был не выше Эла, но куда толще, почти как бульдог, с черными сросшимися бровями. Другие двое были среднего телосложения, рыжий и блондин. Они о чем-то бодро болтали по-французски и мимоходом приветствовали телепатов почти незаметными кивками.

Все, кроме одного, Бульдога, чей взгляд, с интересом пробежавший по девушкам, вдруг задержался на Эле.

– Q'est-ce que c'est que ca? – спросил он скорее резко. Он указывал на академическую одежду Эла.

– А? – он тыкал пальцем, будто во что-то вонзал. – В чем дело, ты? Не можешь читать мои мысли по-французски?

Его друзья теперь обернулись.

– Viens, Антуан, – сказал один из худощавых.

– Нет-нет, – уперся Антуан и жестом подозвал их. – Я так давно хотел повстречать одного из этих маленьких вундеркиндов. Вы все мозголомы или просто этого выгуливаете? – спросил он Бретта и остальных.

Эл сжал губы и ничего не сказал, но Бретт ответил по-французски:

– Послушайте, парни, мы просто путешествуем. Мы не хотим никаких неприятностей.

– Неприятностей? Это ты нас назвал неприятностью?

– Нет. Я так не говорил.

– Просто идите своей дорогой, – посоветовал Эл.

– О, это приказ, капитан Мозголом?

– Это предложение, – сказал Эл. Он отметил, что у него щекочет в коленках. Вся сцена стала слегка нереальной, будто резко изменилось освещение. Его сердце застучало сильнее. Почти бессознательно он обхватил свои колени.

– О, предложение. Что ж, у меня самого есть парочка, – сказал Бульдог. – Я предлагаю, чтоб вы оставались в своей конуре в Женеве и не околачивались здесь наверху, где вас могут увидеть приличные люди. Я предлагаю вам отвалить из моих, черт возьми, мозгов.

– Правила Пси-Корпуса запрещают сканирование без допуска, – указал Эл. Он сделал паузу, а затем, к собственному удивлению, услышал, как сам продолжил:

– Кроме того, я бы не стал читать твои мысли, как не стал бы нарочно наступать на собачье дерьмо.

Бульдог-Антуан усмехнулся, обнажая зубы, похожие на клавиши пианино:

– Ух, это остроумно. Писи-Ко пошутил, – он выделял "пи".

Джулия попыталась улыбнуться.

– Ладно вам, мальчики…

– Эй, парни, п-сучка умеет разговаривать. Что еще ты умеешь, п-сучка?

Эл окинул парня пытливым взглядом, вышел вперед и врезал ему по носу.

Что случилось потом, было как в тумане. Эл ожидал, что мальчишка нападет на него – он так и так этого добивался, это ясно. Он ожидал, что поймет, откуда будет нанесен удар, как на тренировке по каратэ или фехтованию с более слабым тэпом.

Но это была не тренировка, и Антуан вообще не думал, что ему делать дальше – копье чистой ярости вонзилось Элу в мозг, ослепив разум, и кулаки-кувалды последовали почти тотчас, лупя Эла без разбору, но с поразительной жестокостью. Он рефлекторно вытянул руки, так что его предплечья приняли основную часть удара, шедшего в голову, но он все равно качнулся назад, все равно попятился, когда голова противника боднула его и впечатала в дерево. Затем Антуан навалился на него и дубасил теми же толстомясыми кулаками…