Поднять девяносто с хвостиком килограмм левой рукой? В спортивном зале? Ни за что. Но здесь не гантели, не штанга. Здесь ее Саша. Висящий над острыми кольями!

Дальше? Она вспоминает святого Николая Угодника. Богоматерь. И осознает в одно пронзительное мгновение: Я ЭТО СДЕЛАЮ, Я МОГУ, Я ЛЮБЛЮ ЕГО, ЭТО САША! На выдохе она (одной рукой!) втаскивает мужа на мост по пояс, затем, вторым рывком, вытягивает полностью.

Надо идти, помощи ждать неоткуда, тем более был будний день, в лесу – никого…

Идти по лесу далеко, километра два. Без лыж – расстояние… Кровь по лицу течет, снег подержит на переносице – маленько останавливается. Это Саша так ударился о ребро лыжи, когда падал. Так и шли – я впереди, он сзади. Руку держит, стонет, но идет… Когда совсем невмоготу – опускается на колени, смоет кровь снегом с лица, боль поутихнет – встает и идет дальше.

А я иду и думаю: слава богу, глаза не повредил, ноги целы, иначе бы как дошли… И в овраг не свалился – тоже хорошо… Потом муж мне сказал, что я впереди как путеводный маяк шла и вела его за собой.

Услышать от Саши такое поэтичное сравнение – это что-то… Надо знать жесткого и консервативного, абсолютно не склонного к сантиментам бизнесмена. Но для него в этой метафоре нет ничего, кроме правды. Образ не надуман, не вставлен ради красного словца. Не тот у Саши характер.

До машины добрались. Ну а дальше, как положено, – травмпункт и все остальное.

«Теперь я точно знаю – ты меня любишь».

Что происходит, если к Сергию Радонежскому едут редакторы, продюсеры и сценаристы?

В лавре (Сергиев Посад) мы общались с проректором Духовной академии, встречались с наставниками, знающими по пять-восемь-девять языков. Видели людей, которые возвращают на родину невероятные сокровища (драгоценные редкие книги) и при этом ходят в старых кроссовках, ездят кто на «Ниве», кто на древней «девятке», усыновляют детей, подшучивают друг над другом и в целом выглядят невероятно счастливыми. Нас угощали вкусной простой монастырской едой.

Помню, как отстояли службу. Получили ответы на какие-то свои вопросы. И к мощам попали без очереди, но не потому, что нас провели мимо (по блату, что было бы не очень красиво)… Нет. Налетел буран, и на какое-то время случился транспортный коллапс.

Мы когда увидели, что из дверей не выглядывает хвостик очереди, удивились донельзя. Так в лавре не бывает.

А один из батюшек радостно воскликнул: «Так ждет же Он вас. Бегите! Кланяйтесь».

Сразу вслед за нами и правда приехали, пробрались через заносы автобусы с паломниками. И к раке с мощами преподобного выстроилась длинная вереница людей. А мы сами успели в тишине, одни, помолились от души, никто не подгонял, не торопил.

И на душе было светло, празднично.

Но речь сейчас совсем не про меня, продюсеров и редакторов, а про мою хорошую знакомую Лену, которой я взахлеб, в полном восторге пару недель спустя рассказывала про наше неожиданное паломничество.

Лена впечатлилась.

Собралась и вскоре рванула в лавру одна. Потом мы около года не пересекались.

Вдруг получаю письмо, в котором она меня благодарит.

«За что?» – спрашиваю я.

«Так ведь Сергий помог».

Оказывается, она поехала с просьбой о выздоровлении мамы. И попала по полной программе. Припахали барышню. Здесь помыть, тут почистить. Сама не заметила, как оказалась вовлечена в послушание. С утра до ночи как пчелка. Все выходные. На гудящих ногах, но отчего-то радостно и бодро. Перед отъездом еще раз сходила к мощам – попрощаться. Когда стояла в стороне от людей, забилась в какой-то уголок и ее не тревожили. О своей маме Лена помолилась, попросила не раз, не два.

Вдруг на нее нахлынуло отчаяние, что одна, одна, одна… У-у-у-у!.. А уже тридцать пять, сил нет, друга нет, безнадега полная. И еще – внезапно, – что в детстве мечтала жить у моря. И так явно она увидела себя на берегу…

Выходя из храма, поклонилась. И шепнула торопливо, как другу, мол, отче Сергий, если можно, подари мне счастливую встречу с будущим мужем… Если можно. Нет так нет… Перед глазами мелькнула картина, где преподобный рядом с медведем…

Вы, разумеется, догадались, что мужа нашей Лены зовут Михаил. Он родом из южного города. И теперь просительница живет у моря.

Мама не исцелилась, но диагноз поставили, лечение подобрали, с врачом тоже повезло – в общем и целом состояние стало гораздо лучше.

Нет. Мое желание пока еще не исполнилось. Врать не буду.

Милая косметолог Оля (возраст не определить, в районе тридцати с хвостом, но выглядит юной) с шоколадными глазами и красиво уложенным узлом волос пообещала мне за две-три процедуры отбелить коричневые пятна, оставшиеся на моей физиономии после поездки в горы.

Возлежу я в первый раз с плотной маской на лице. А Оле кто-то позвонил. Она торопливо запищала, что как же здорово, ты в Москве, ура, ура, позже перенаберу… Вернулась ко мне.

Один слой маски сняла. Я не успела обрадоваться, что процедура закончена, она новый наносит… Мол, еще минут двадцать полежать придется.

– Вы потерпите.

Тут я и спросила:

– А кто звонил? Молодой человек?

Оля хмыкнула, мол, нет.

– Мой крестник. Двоюродный брат. Обожаю его!

Дальше она заливалась соловьем, а я представляла себе Олиного роднусика. Два метра ростом, плечи богатырские. Автомеханик. Раньше работал на дядю, сейчас свою мастерскую открыл. Верней, уже вторую. А в Москву регулярно мотается. То за делами. То за машинами. Наверняка от тети привез вкусняшек.

Ваша покорная слуга (в данный момент клиент) – слушатель благодарный. Особенно если лицо под толстым слоем крема, воска, глины, пасты – не пойми чего. А рот болтливый замазан медом.

– Для губ очень полезно. Не облизывайтесь.

Уши растопырены. Издаю вздохи, вдохи, подбадривающие рассказчицу.

История началась больше двадцати лет назад. Отмотали время, да?

Верно. Девяностые во всей своей красе.

Тетя Оли была тогда молоденькой, худенькой, выглядела как девочка, хотя уже семь лет как выскочила замуж. И сыну шесть стукнуло на днях. Но вся порода купцовская у них, по словам Оли, именно такая: женщины моложавые, энергичные, стройные, а мужики – бирюки, медведи, богатыри.

Марине в ее тридцать никто больше двадцати двух не давал. Она работала медсестрой. А муж Иван – водителем автобуса.

В памятный, изменивший всю ее жизнь день Марина после смены освободилась около восьми часов. Пока собралась и выбежала, пока дождалась троллейбуса, наступила ночь. Темень. Сыро. Фонари на улице горят через один. В салоне полумрак. Народа немного. И Марина не сразу обратила внимание на мальчика, который забился в уголок на заднем сиденье и задремал.

Стала оглядываться, чтобы понять, чей малыш. А в троллейбусе кроме нее и водителя только пара стариков. И те выходят.

Через остановку конечная. Марине от нее до дома – три минуты бегом. Что ее толкнуло? Она подсела ближе к ребенку.

Лет пять или около того. Одет не по сезону.

Взяла пацана за руку. Ладошка ледяная. Начала тормошить. Спрашивать, как зовут. Потерялся? Знает ли адрес?

Он набычился: лобастый, упрямый. Глазки маленькие, как у медвежонка. И головой отрицательно покачал, ни полслова не произнося вслух.

Троллейбус прибыл на конечную.

Наша девушка решилась. Мол, малыш, меня зовут Марина. Если хочешь, сегодня переночуешь у меня, а завтра пойдем искать твоих. Он кивнул. Теперь уже сам взял Марину за руку. Вдвоем пошли по плохо освещенной улице.

В подъезде тоже было темновато. Почему? Лампочки воровали, выкручивали. Кто не помнит? Девяностые же… Хотя допускаю, что где-то, может быть, и без талонов обошлись. Без дефицита зубной пасты. Заявляют же некоторые, что это были «радостные святые года».