— Средней паршивости, Евгений Петрович, но к делу это не относится, — капитан дернул подбородком. Ему сложившееся положение так же не доставляло радости.

Храбров поздоровался со всеми офицерами, а затем прошел вдоль строя, осматривая экипаж. Матросы вызвали двоякое впечатление. Вроде румяные, сытые, но в глазах проскальзывала какая-то неуверенность или апатия. На флоте у Андреева сложилась репутация командира нервного, импульсивного, вспыльчивого, часто третирующего свою команду по пустякам, так что удивляться увиденному не стоило.

Около получаса он осматривал крейсер и ознакомился с повреждениями ходовой рубки, которые тот получил. Не став озвучивать свои мысли, просто сообщив Андрееву, что ждет его к себе на борт в семь вечера на общее совещание, Храбров отправился дальше.

Следом он осмотрел «Громобоя». С его капитаном, сорока семилетним Дабичем, Храбров был знаком, но близко они никогда не общались. Крейсер и экипаж произвели хорошее впечатление, тем более, он имел на него определенные планы.

Следом был «Рюрик» и каперанг Трусов, человек деликатный и вежливый. Сам корабль заслуживал отдельного разговора. В 1892 году, на момент рождения, «Рюрик» признавался одним из лучших крейсеров мира. Проект считался удачным и весьма перспективным. К сожалению, двенадцать лет в нынешней эпохе значили многое, и крейсер начал устаревать, с трудом выдавая восемнадцать узлов хода. Зато здесь служил замечательный старший офицер Хлодовский, прирожденный тактик эскадренного боя, автор нескольких статей в «Морском сборнике». Он читал лекции, выступал с различными новаторскими идеями, пытаясь пробить лбом каменную стену российской бюрократии, в тщетных усилиях поднять РИФ на более внушительную высоту, но особой поддержки не снискал. Его задвигали и за ум, который не нравился многим адмиралам, и за прошлые свободолюбивые идеи. Несмотря на руководство Особым отделом и проистекающей из подобного рода деятельности всеобщей подозрительности, Храбров серьезно к подобному не относился. Он вообще считал, что у того, кто в молодости не был революционером — нет сердца. А кто в старости не стал консерватором — у того нет мозгов. Данная мысль принадлежала Черчилю, но англичанин озвучить ее еще не успел, так что имелся шанс приписать авторство себе. Осталось лишь дождаться подходящего случая.

Кают-компания «Рюрика», куда Храбров заглянул по приглашению Хлодовского на чай, заставила его улыбнуться. У иллюминаторов стояла огромная клетка с десятком певчих птиц, ведущих себя шумно и нагло. Особенно выделялся здоровенный попугай Кочубей, никакого отношения к певчим птицам не имеющий, зато знающий огромное количество морских команд и не стесняющийся их громогласно озвучивать. Посмеявшись и пригласив Трусова на вечернее совещание, Храбров отправился дальше.

«Богатырем» командовал каперанг Александр Стемман, невысокий моряк с густыми усами, аккуратной бородкой и умными глазами. Насколько Храбров помнил, главным недостатком сам Стемман считал свое простое недворянское происхождение — он родился в семье какого-то чиновника, пусть и получившего впоследствии звание почетного гражданина Санкт-Петербурга. Стемман имел репутацию надежного, проверенного моряка, умеющего хорошо играть в бридж и не любящего музыку. Жена его жила во Владивостоке. «Богатырь» же считался самым быстрым крейсером отряда, способным выдавать двадцать четыре узла хода. Построили его на немецкой верфи «Вулкан» и спустили на воду в 1901 г.

Храбров не стал знакомиться с миноносцами, отложив их посещение на следующий день. Последним кораблем, на борт которого он поднялся, стал транспорт «Лена», по случаю войны повышенный в статусе и отныне проходящий по документам как крейсер 2-го ранга. Командовал «Леной» кавторанг Павел Тундерман, выглядевший плохо, болезненно, с мешками под глазами и бледным лицом.

День выдался насыщенным, но это было лишь начало. Обговорив все, что требовалось, Храбров убыл на берег, в Морской Штаб, на встречу с адмиралом Гауптом, комендантом Владивостокского порта.

Как и в Порт-Артуре, да и в любом другом Морском Штабе, во Владивостокском служил определенный тип моряков. Те, кто бы влюблен в море, пытались всеми силами выбраться отсюда и попасть на корабли. Сюда же стремились «кузнецы своего счастья», мечтающие быть поближе к начальству, всяческим льготам и береговому теплу, подальше от ночных зимних вахт, жуткой качки в семь баллов и блевотины по углам. Такие мечтали о службе без кошмарных аварий и дерьма из разорванных кишок во время боя. Их можно было понять, не все же проявлять удаль, но заставить уважать подобный береговой балласт Храброва не могло ни что на свете. Именно такой, высокий, статный и видный адъютант Павлов встретил его в адмиральской приемной и проводил к своему покровителю.

Гаупт принял Храброва в собственном, просторном и хорошо обставленном кабинете. Комендант порта сильно напоминал Макарова высоким ростом, хорошим телосложением, короткой, с залысинами, стрижкой и шикарной, расчесанной надвое «верноподданнической» бородой.

— Наконец-то вы прибыли, Евгений Петрович, — контр-адмирал подал ему руку. — Очень рад, значит, теперь будем служить вместе. Степан Осипович ознакомил меня с общими вопросами, но, полагаю, вам найдется что рассказать более детально.

— Безусловно, хотя ничего принципиально нового я вам не скажу. Командующий Тихоокеанской эскадрой ждет от нас лишь выполнения своих обязанностей, вы на своем месте, а я — на своем.

— Да-да, послужим России, — кивнул Гаупт. По его знаку подали горячий чай. Завязалась неторопливая беседа. Храбров не мог ничего требовать от адмирала, ему лишь требовалось, чтобы все те вопросы, которые неизбежно возникнут, решались как можно быстрее и эффективнее. Макаров в приватной беседе характеризовал Гаупта, как моряка, который «медленно разводит пары, но быстро ходит». То есть, тот не торопился браться за что-то новое, не спешил с решениями, но, когда начинал, задачу выполнял хорошо. Подобное отношение Храброва полностью устраивало. Оставалось проверить, действительно ли Гаупт такой, как о нем говорили.

Ближе к четырем часам Храбров покинул Гаупта и нанес визит двум пехотным командующим, постоянно находящимся во Владивостоке. Первый, генерал-майор Дмитрий Николаевич Воронец служил комендантом крепости. Именно он предпринимал все доступные способы для усиления обороны Владивостока от возможного нападения противника. По итогам его руководства обороноспособность недостроенной к началу войны крепости даже за первые месяцы 1904 год увеличилась в несколько раз.

Вторым был генерал-майор Алексей Михайлович Колюбакин, военный губернатор Приморской области. Ничего конкретного про него Храбров не знал, тут следовало разбираться. Сами визиты он сделал из вежливости, как более младший офицер. Если все пойдет хорошо, то во Владивостоке ему предстоит служить несколько месяцев, а значит, надо налаживать контакты со всеми теми, кто может принимать различные решения и влиять на ход войны.

Беседа с генералами заняла около часа и в целом, для первого раза, получилась продуктивной. Обоим, Воронцу и Колюбакину, было за пятьдесят лет. На тридцати восьмилетнего Храброва они посматривали с любопытством, но без всякого пренебрежения или спеси, чего он опасался. А подобного уже хватало для построения нормальных деловых отношений.

Храбров сильно устал, но вернувшись на «Наследника» быстро принял душ, перекусил и принялся готовиться к совещанию капитанов Владивостокского отряда.

Глава 17

— Итак, господа, задача перед нами поставлена самая простая — Владивостокскому отряду требуется как можно чаще выходить в море и тревожить коммуникации японцев, — Храбров оглядел собравшихся в каюте капитанов: Андреева с «России», Дабича с «Громобоя», Трусова с «Рюрика», Стеммана с «Богатыря» и Тундермана с «Лены». Так же здесь присутствовали старший офицер Харитонов и командир отряда миноносцев Подъяпольский. Во Владивостоке находился и десяток других кораблей, навроде транспортников «Алеут», «Якут», «Камчадал», ледохода «Надёжный» и парохода Добровольного флота «Москва», но их командиров на совещание приглашать не стали, так как будущий план напрямую касался лишь боевых вымпелов. По уму следовало позвать Гаупта, но Храбров расценил, что при адмирале не сможет проводить полностью независимую линию, авторитета и возраста ему все еще не хватало.