Эскадры расходились на контргалсах, имея дистанцию в пятьдесят три кабельтовых. Бой разгорелся по всей линии. Борта судов озарялись мимолётными вспышками и содрогались от суммарных залпов главных калибров. Обе эскадры окутались дымом от выстрелов, взрывов и оседающей сажи сгоревшего угля. На «Пересвете» и «Фудзи» синхронно вспыхнули пожары, которые так же синхронно удалось потушить. В бинокль виднелись белые суетящиеся точки суетящихся на палубе флагмана матросов.

Храбров не отрывал взгляд от оптики и пытался понять, как работают его артиллеристы. Но в том хаосе, от которого вода буквально кипела, а вражеские суда периодически содрогались от попаданий, сделать вывод о том, кто именно попал, «Наследник» или кто иной, было затруднительно. Поначалу они вели огонь по «Якумо», а затем, по мере прохождения друг напротив друга старались поразить «Читосэ» и «Мацусиму». Попадания были, но поди разберись, кому они принадлежат!

«Наследник» получил несколько повреждений. Один из снарядов разворотил кормовую ходовую рубку и вывел из строя компас, уничтожив находившихся там матросов. Второй с визгом ударил в скос боевой рубки. Моряки внутри вздрогнули от грохота и на несколько секунд оглохли.

— Все живы? — требовательно спросил Храбров.

— Так точно, но японцы неплохо шпарят! — заметил Колчак. Храбров держал лейтенанта при себе и был рад тому, что тот попросился на его корабль. Сейчас на крейсере служило трое будущих адмиралов. Если никто из них не погибнет, то и карьеры у них сложатся прекрасно. А могущественные друзья и союзники нужны всем, так что он с огромным удовлетворением пошел навстречу просьбе Колчака. К тому же, на него были виды, касающиеся службы особого отдела.

«Наследник» пока особо не пострадал, хотя надстройки, вентиляторы и мачты были испещрены мелкими пробоинами от осколков. Больше досталось флагману «Цесаревичу» и «Пересвету», где держал флаг Ухтомский. Временами их массивные силуэты скрывались среди водяных фонтанов и клубов дыма. Японские снаряды при разрыве давали целые облака дыма — зеленовато-бурого или черного. Чуть ли не каждое попадание создавало ощущение катастрофы, того, что корабль загорелся или готов пойти ко дну. От русских же снарядов появлялись легкие прозрачные дымки, отчетливо которые можно было рассмотреть только через оптику. Подобный контраст работал на японцев, создавая нешуточное психологическое давление, простым матросам наверняка казалось, что счет идет не в пользу Тихоокеанской эскадры. За своих, уже обстрелянных и вкусивших сладкий вкус победы, Храбров особенно не переживал, но надо полагать, что на остальных судах подобное зрелище настроения не поднимало. Вдобавок шимоза японцев при взрыве давала больше сопутствующего ущерба.

Возбужденный Молас уже два раза выскакивал в ходовую рубку, пытаясь более четко представить детали развивающегося боя. Рисковал он сильно, как будто мог повлиять на что-то решающим образом, но пока его авантюры заканчивались благополучно.

Эскадры разошлись, концевые корабли еще некоторое время обменивались залпами, но затем все стало стихать. Противники прощупали друг друга, не причинив никому серьезных неприятностей. У японцев имелось превосходство в крейсерах и миноносцах, а начиненные шимозой снаряды давали большее разрушение, не зря же ее так опасались. И скорость у японцев была выше, им принадлежала инициатива и они имели возможность навязывать свои условия боя. Но превосходство в броненосцах не могло не сказаться, главный калибр действовал более внушительно, да и благодаря богатырям из числа обслуги, русские орудия стреляли быстрее. Храбров не мог ручаться наверняка, но по первым прикидкам оценил бы первую фазу сражения в пятьдесят пять процентов на сорок пять в пользу своих. В целом, эта часть боя не потребовала от него никаких героических подвигов или неординарных решений, знай себе иди в общем строе и выполняй команды адмирала, изредка отдавая тот или иной приказ экипажу.

Предварительное маневрирование заняло чуть больше часа, а сама первая часть боя еще меньше. Окончательно разойдясь, сражающиеся получили возможность перевести дух и оценить потери. В четырнадцать пятьдесят на всех судах, кроме миноносцев, пробили «дробь» и команде раздали обед. Матросы ели прямо на палубах, не отходя от орудий, офицеры перекусили в рубке и на постах бутербродами и горячим чаем.

Глава 13

Храбров выслушал отчет Харитонова о повреждениях, погибших и раненых. Пока Молас переговаривался по семафору с капитанами прочих крейсеров и адмиралом Макаровым, он успел обойти судно. Больше всего неприятностей доставило уничтожение кормовой ходовой рубки, в результате чего погибло пятеро нижних чинов и лейтенант Голубев. И все же настроение у матросов было прекрасное, боевое. Тут и там дымили «носогрейки», слышались забористые шутки и крепкое желание расквитаться с самураями за смерть своих.

Японцы находились с юга, их дымы едва виднелись на горизонте. Мичман Жилин докладывал, что на вражеской эскадре происходит интенсивный обмен радиосообщениями.

— Понятно, что происходит, не будут же они в молчанку играть, — заметил нервничающий Молас.

Пользуясь последними спокойными мгновениями, с «Цесаревича» подали сигнал всей эскадре окатить палубы и надстройки водой. Заработали помпы, матросы деловито взялись за шланги, понимая, что даже таким простым способом уменьшают риск возникновения пожаров.

Вторая фаза боя началась через пятьдесят минут. Макаров вновь выстроил корабли в одну колонну. Первый отряд миноносцев и «Новик» шли слева и впереди, отправленные на разведку. Эскадры начали сходиться, послышались пристрелочные выстрелы.

Над водой появилась легкая туманная дымка, а в небе ветер нагнал облака, сквозь которые изредка проглядывало солнце. Как-то разом море потемнело, верхушки волн окрасились белыми барашками, стало пасмурно.

Матусевич первым вступил в бой с миноносцами противника, сумев при поддержке «Новика» отогнать их к обратно к своей эскадре. С крейсера непрерывно семафорили «Остерегайтесь плавающих мин». Макаров прислушался и приказал взять пять румбов влево. Хитрость Того, пытавшегося затащить Тихоокеанскую эскадру на выставленные мины, не удалась. Затем, пользуясь преимуществом в скорости хода, он попытался выполнить маневр, который носил название «кроссинг Т», так же называемый «палочкой над Т». Суть его заключалась в том, что кильватерная колонна своих кораблей занимает положение впереди и перпендикулярно такой же колонне неприятеля. Подобное позволяло сосредоточить суммарный бортовой залп на неприятельском флагмане и кораблях позади его, так как даже перелеты имеют шанс поразить второй и третий вымпелы.

Минут пятнадцать «Цесаревичу» и «Ретвизану» пришлось тяжко, но Макаров знал, что делает. Выдержав град попаданий, флагман выполнил неожиданный маневр. Вместо того, чтобы, как и раньше, разойтись контргалсами, адмирал решился и круто повернул эскадру в противоположную сторону. Теперь противники двигались параллельными курсами на расстоянии сорока кабельтовых.

— Все, пошла потеха стенка на стенку, теперь кто крепче, тот и победит, — констатировал Харитонов. По боевой рубке прокатился взволнованный вздох. Макаров сильно рисковал, занимая подобную позицию. С другой стороны и японцы неожиданно для себя очутились в аналогичном положении. Макаров был готов к подобному. А что думал Того?

Корабли принялись буквально мордовать друг друга, без особых маневров, положившись на Бога, собственных артиллеристов, надежность брони, действий экипажа и конечно, толики удачи. Теперь, как и сказал первый помощник, победа будет за тем, чья сила духа окажется выше. Как же Макаров верил в своих, коль решил, что русские смогут одолеть самураев, чье презрение к смерти стало общеизвестным.

— Я на верхний мостик, — бросил Молас и убежал. Храбров махнул рукой, устав останавливать порывы бесшабашного адмирала. Если человек хочет рисковать, это его право. Сам он покидать боевую рубку не собирался.