— Вот уж не думал, что она на такое способна!.. — вырвалось у него.

— Когда это случилось, она была не намного старше меня.

— А кто был этот человек?

— Не знаю.

Реймонд посмотрел на него, не скрывая недоверия.

— Я правда не знаю! — От обиды Коннал чуть не заговорил в полный голос. — Все, что мне известно, — во всем этом как-то замешана моя мать.

— Так это Шивон ее прогнала?

— Нет, Фиону прогнал ее отец.

У Реймонда буквально не было слов.

— Ее клану под страхом смерти запрещено разговаривать с ней и даже смотреть на нее, но все равно находились отважные люди, которые нарушали запрет.

Реймонд тут же вспомнил Дугана. И ту старуху, Изольду.

— Она родилась и выросла здесь, на этой земле, но не имеет права приближаться к замку. — Коннал кинул на Фиону сочувственный взгляд. — Отец сам выгнал ее из крепости. Сто ударов кнутом, от которых ее платье на спине превратилось в клочья. Но ее раны не кровоточили. — Коннал спокойно ответил на вопросительный взгляд Реймонда и сказал: — В место нее истекала кровью ее мать. Пока не умерла.

— Боже правый!

— Я уже вижу — вы не верите, что такое возможно.

— Ты хочешь сказать, что тот человек высек свою дочь, но от ее ран скончалась его жена? — вкрадчиво промолвил Реймонд.

— Это у них в роду. — Коннал пожал плечами с таким видом, как будто говорил о чем-то само собой разумеющемся.

Но Реймонду явно требовались пояснения.

— Они же чародейки, милорд.

— Разве ты забыл, что любая особа, именующая себя ведьмой, является обманщицей и что на свете нет никакой магии и колдовства?

— Я помню, милорд, — устало вздохнул Коннал и повернулся, чтобы вернуться в пещеру. — А костер у нас загорелся от молнии.

Реймонд, ошалело хлопая глазами, смотрел то на мальчишку, то на Фиону, то на мерцавший в пещере огонь. Наконец он пришел к выводу, что все это просто дурацкие фокусы.

Шарлатанство.

Дождавшись, пока Коннал уляжется, Фиона открыла глаза. Невыразимая тяжесть легла ей на сердце. За десять лет она успела смириться с горечью от людской неблагодарности. Но как прикажете принять этот жгучий напиток от Реймонда?

Измучившись от бессонницы и тревоги за Шинид, Фиона поднялась задолго до рассвета. Она добавила хвороста в костер, и пламя осветило Реймонда де Клера. Он тоже не спал и наблюдал за ней, переводя взгляд с ее лица на весело полыхавший костер и обратно.

Сделав вид, что ничего не заметила, чародейка вышла из пещеры. Де Клер встал и отправился следом. Фиона ничего не могла с собой поделать: она слишком бурно реагировала на присутствие этого человека. Эта слабость не доведет ее до добра.

— Как ты это сделала?

— Магия. — Она едва слышно вздохнула, старательно отводя глаза. — И я знаю, что для тебя эти вещи не существуют. Но они у меня в крови.

— Вот и Коннал об этом твердит.

— Коннал — всего лишь мальчишка, которому еще трудно отличить правду от вымысла. — Фиона зябко куталась в плащ Реймонда, прижимаясь щекой к теплой ткани. — Наверняка он наплел тебе всяких небылиц.

— О твоем изгнании тоже?

— Нет, это правда. — Она поникла, придавленная грузом вины.

— Почему ты ничего не сказала?

— Это вряд ли кого-то волнует, кроме меня.

Де Клер протянул было руку, чтобы обнять ее, прижать к себе и утешить — такая душевная мука прозвучала в ее голосе. Но рыцарь вовремя опомнился, и его рука безвольно повисла.

— Господи, Фиона! Целых десять лет! Ты была изгнана, когда мы встретились в Донеголе?

— Да. Местные вилланы ничего не знали обо мне — или это их просто не интересовало. До тех пор, пока туда не добрались беженцы из Антрима. Они и разнесли повсюду мою историю.

— Тебя выдворили оттуда силой?

— Быть отверженной — само по себе наказание. — Чародейка болезненно поморщилась, — И не важно, где именно оно тебя настигнет.

— Но ведь это же твой народ!

— Это народ, который я предала! — выкрикнула она, яростно сверкнув глазами.

— Ради мужчины… — Одной мысли об этом было достаточно, чтобы в груди де Клера проснулась черная ревность.

Фиона предпочла промолчать.

— Кто он?

Снова Реймонд остался без ответа.

— Ты его любила?

Алые губы сжались в упрямую черту.

— А он тебя любил?

— Нет.

— Нет. Значит, ты пошла на предательство ради мужчины, которому было на тебя наплевать? — процедил он, скрестив руки на груди.

— О, не на меня! — фыркнула чародейка. — На мое искусство!

— На твое искусство?! — Реймонд не поверил своим ушам. — Значит, он еще больший болван, чем ты!

Его ядовитые слова попали точно в цель. Лицо Фионы так исказилось от боли, что Реймонд чуть не закричал.

— Моя непростительная беспечность до сих пор ежечасно напоминает мне о себе, де Клер. Но я благодарна за то, что ты лишний раз освежил мою память. — Ее голос предательски дрогнул. — Потому что на миг я позволила себе обо всем забыть.

— Ох! — вырвалось у Реймонда, подавленного собственной грубостью. — Фиона, прости меня!

— Вы просите прощения у ведьмы, милорд? Право же, напрасно.

— Ты женщина, и я вел себя грубо.

— Из-за меня ты можешь не расстраиваться. — Меньше всего Фиона нуждалась в его проклятой жалости!

— Этот приговор лишил тебя не только твоего народа, — сказал он, не в силах оторваться от ее чудесных голубых очей. — Он лишил тебя гордости.

— Гордость — слишком большая роскошь для меня, — сдавленно прошептала чародейка. Реймонд по-прежнему не спускал с нее глаз, стараясь отыскать хоть малейшие признаки обычных человеческих эмоций.

— Ты никого не подпускаешь к себе, верно?

Она с болью подумала о том, что просто не может позволить себе такую слабость.

— Оставь свою жалость при себе! — вырвалось у нее. — Этим ты ничего не добьешься, а я не хочу лишний раз возвращаться в то время!

Фиона оттолкнула де Клера, собираясь вернуться в пещеру, но он встал так, что их тела оказались совсем близко. Чародейка застыла, не смея шелохнуться. Он чувствовал, как полыхавшие в ней гнев и обида заставляют душу буквально корчиться и рыдать от невыносимой боли. — А как насчет вот этой самой минуты?

— Ох, де Клер, — ее лицо жалобно скривилось, — ты все еще ищешь то, чего не способен дать ни один из нас!

Реймонд провел рукой по ее щеке, коснувшись кончиками пальцев полных влажных губ.

— Я ищу объяснения тому странному пламени, что разгорается во мне в твоем присутствии. Я хочу понять, истинное оно или это очередной обман?

Фиона оцепенела под его взглядом, и вся ее беззащитная поза словно молила об утешении и ласке.

— Я никого не обманываю, и в особенности тебя. Даже если мое изгнание закончится и ты поверишь в меня, это все равно ничего не изменит!

— Но почему? — Реймонд сдерживался из последних сил. Все, о чем он мог думать в эти минуты, — как бы обнять эту странную женщину, прижать к себе и… да, черт побери, сделать ее своею! — Почему? — повторил он, не спуская с нее восхищенного взгляда.

— Я принадлежу стихиям. — Фиона едва соображала, что говорит. Ведь пламя, бушевавшее в груди у Реймонда, давно разбудило в ней ответный пожар. — Я не могу быть просто женщиной. — И она добавила дрогнувшим голосом: — Больше не могу.

— Но любой мужчина скажет, что не видел женщины настолько совершенной, как ты! — Он осторожно приподнял ее лицо.

С уст Фионы сорвался невнятный жалобный звук. Она уперлась ладонями ему в грудь и простонала:

— Не делай этого, де Клер! Я тебя умоляю!

— Почему ты боишься меня? — удивился он, уязвленный этим паническим страхом.

— Потому что, отведав этого однажды, я погибну, мечтая большем, — запинаясь, произнесла Фиона.

— И я тоже, — признался Реймонд. А потом сделал то, о чем мечтал почти шесть лет.

Он поцеловал ее в губы.

Это было подобно удару молнии. Они сами не заметили, как их руки сплелись в объятиях, а тела тесно приникли друг к другу, побуждая искать все новые и новые ласки. Реймонд чувствовал, как жадно Фиона вбирает в себя все, что он способен дать. Его нежность. Его страсть. Его голод. Его желание обладать ею.