Задержав дыхание, Макс швырнул мешок в черный зев модуля, и темнота жадно поглотила его, словно оголодавший зверь, вцепившийся в свою добычу.

– Теперь верни обе створки двери в одно положение. Вот так. Поверни вентиль до упора по часовой стрелке, – командовал Герман, следя за работой, – Нет-нет, обеими руками. Поворачивай, помогай себе всем телом. Видишь, нет ничего сложного. И нет ничего страшного в том, чтобы испачкать руки.

– Это тяжело!..

– Ты должен всему научиться сам. Что будет, если со взрослыми что-то случится?

– Гадость, – сморщил физиономию Макс, стараясь отряхнуть ладони от грязи, – И почему нет никаких роботов, как в книжках, которые помогают космонавтам?

– Потому что Армагеддон на Земле наступил слишком рано. Таких роботов еще не придумали.

Про Армагеддон Макс знал. Немного, но тем не менее.

– Ты имеешь в виду Конец Света, да? – переспросил Макс на всякий случай.

– Армагеддон – это война между Богом и Дьяволом. В Армагеддоне погибнут те, кто губит землю, и дьявол будет «заключён в темницу» на тысячу лет. «И рассвирепели язычники; и пришёл гнев Твой и время судить мёртвых и дать возмездие рабам Твоим, пророкам и святым и боящимся имени Твоего, малым и великим, и погубить губивших землю1», – процитировал Герман поучительно, – Но, да. Тут ты прав, парень. Снова был в библиотеке?

– Пока папа не знает.

– Уверен, что твоему отцу многое известно, но не обо всем он хочет говорить.

– Это как с Первой Аварией?

Герман глянул на него сверху вниз, словно пытаясь понять, шутит Макс, или говорит серьезно. Его лицо смягчилось, потом приобрело задумчивое выражение.

– Возможно, и про Первую Аварию Капитану известно куда больше, чем всем нам. Но я расскажу тебе, что знаю. Конечно, это только одна из версий, и что случилось на самом деле – большой вопрос, но…

– Я слышал, что Первая Авария случилась около двух лет назад, – сказал Макс, прижимая к груди Космического Защитника, – Это мне Феликс говорил.

– Да, все началось с того, что наш корабль однажды пересекся с другим космическим кораблем, – подтвердил Герман, – Корректировка курса у второго «Легата» была сбита, и он полетел прямо нам наперерез. Не поменяй их капитан траекторию полета, все могло бы закончиться очень плачевно. Корабль разваливался на куски прямо в космосе: криозал, часть двигателя, половина жилых модулей, даже склады – ничего из этого не уцелело. Кислород на исходе. Экипаж был обречен и отправил нам сигнал о помощи…

– Круто, как в кино! – изрек Макс, едва поспевая по темному коридору за Германом, – И что произошло?

Герман строго взглянул на него, и Макс прикусил язык.

– Произошло то, чего и следовало ожидать. Новые люди – новые риски. На нашем корабле сформировалось два лагеря: одни утверждали, что необходимо помочь гибнущим колонистам, а вторые – боялись.

– Боялись? Но чего бояться?

Герман умолк, проскальзывая в очередную дверь, подождал, пока Макс его нагонит, и продолжил:

– Космос на каждого действует по-своему. Некоторые привыкают к изоляции и одиночеству, а на некоторых… А на психику некоторых он действует совсем иначе. Они становятся непредсказуемыми и агрессивными. Кто-то говорит, что во всем виновато современное техническое оснащение, которое поражает людей на подсознательном уровне и космическая радиация, другие видят в этом религиозный аспект, третьи полагают, что вина лежит на монотонности, рутине и замкнутом пространстве, а кто-то утверждает, что агрессия, злоба и жестокость – это реакция на стресс. Дескать, здесь, вдали от Земли, и от ее законов, каждый человек лишается налета цивилизации, и превращается в того, кто он есть на самом деле. Ему становится плевать на мораль, на нравы и устои. Люди… меняются. Искажаются. Мы называем таких людей ренегатами. Наверняка ты слышал это слово.

– Кажется, слышал. Ренегат…

– Ренегат – лицо, перешедшее из одного вероисповедания, в другое; в переносном смысле – человек, изменивший своим убеждениям и перешедший в лагерь противников, отступник, изменник.

– А где тут логика?

– Ренегаты изменяют своим начальным убеждениям, Макс. Они больны. Их болезнь сидит глубоко в голове, и она неизлечима.

– То есть космос сводит людей с ума?

– Можно и так выразиться, если говорить проще, – кивнул головой Герман, но было видно, что думает он совсем иначе, – До нас доходили такие слухи, пока была связь с другими кораблями. И эти слухи… не слишком обнадеживающие. Колонисты крушили аппаратуру, разрушали станции, набрасывались друг на друга. А, самое страшное, они хотели выйти наружу. В открытый космос.

– Но ведь снаружи ничего нет. Там пусто…

– Именно. Настоящее безумие. Поэтому, многие из нас не хотели рисковать. Кто знает, кем окажутся наши незваные гости? Что случилось на втором «Легате?» Катастрофа, или диверсия? Итак, корабль попросил помощи, и как бы долго не спорили оба лагеря на нашем «Легате», было решено принять эвакуационный модуль. Мы ответили, попробовали состыковаться. Из их команды спаслись только девять человек. Четверо умерли у нас в медицинском отсеке, остальные… Остальных удалось вытащить буквально с того света. К сожалению, мы не знали, какую ошибку совершаем. А когда поняли, чем это грозит, было уже поздно.

Макс задумчиво почесал затылок.

– Выходит, что спасать людей – это ошибка?

– Ошибка, если это спасение ведет к еще большим жертвам, – жестко отрезал Герман, – Выжившие утверждали, что корабль просто вышел из строя. Что сбились настройки программ и компьютер перехватил управление. Сбой системы – «Легатов» было необходимо построить в кратчайшие сроки, вот инженеры и поторопились. Что произошло дальше на самом деле, известно только Капитану. Конечно, ходят слухи, но…

– Но?

– Через три недели произошел взрыв на медицинской палубе корабля. Какая-то невероятная сила, вроде взрывной волны, захлестнула лаборатории и научные отсеки один за другим.

– Маму убил зеленый цвет. Я помню.

Герман покосился на Макса, словно мальчик внезапно выдал Божье откровение.

– Что именно ты помнишь? – мягко подтолкнул он его.

– Почти ничего.

– Ну, со мной ты можешь говорить честно и открыто. Тебе нечего стесняться, Макс.

– Помню огонь. Помню мамино лицо. И изумрудный свет. Очень яркий. Было больно смотреть.

– Был удар. Странная высокочастотная вибрация разбила все зеркала на корабле. Как только иллюминаторы и криокамеры выдержали? – задумчиво добавил Герман, – Когда первый шок прошел, все кинулись на медицинскую палубу, но…

– Почему не осталось маминых фотографий? Или маминых вещей?

– Твой отец посчитал, что это будет тяжелым напоминанием для тебя, – вздохнул Герман, – И теперь у тебя есть своя каюта. Где ничего о ней не напоминает. Но главное, что ты сам ее не забываешь, верно?

– Моя мама была ученым.

– И очень талантливым ученым, – поддакнул Герман, – Она искренне хотела помочь тем несчастным, которых нам удалось спасти. Она была в лаборатории в тот самый момент, когда все это случилось. Мы просто не успели…

– Отца не оказалось рядом.

– Нет. Он тоже был там, но не смог пробиться через пламя, Макс. Конечно, его можно обвинять во многих вещах, но только не в трусости. Волна зацепила его…

– Да, теперь он всегда ходит с этой дурацкой палкой.

– Я понимаю твое отношение к нему, Макс, но он сделал все, что бы помочь, поверь мне, – покачал головой Герман, – И когда-нибудь он сам тебе все это расскажет. Когда придет время.

– С тех пор он не покидает рубку.

– Каждый по-своему переживает горе. Но я вернусь к рассказу, с твоего позволения. Пожар удалось локализовать и запечатать модули и отсеки. Мы потеряли много людей в тот самый день. От взрыва наш «Легат» чуть не развалился на куски…

– Никто даже не пытался понять, что произошло? Что это был за зеленый свет?

Герман пропустил его вперед перед очередными дверями, опутанными паутиной серых и черных трубок.