Судно быстро покинуло гавань и устремилось в розово-белёсую даль северных долин.

Северное Царство Агарон. Столица Гаард.

– Творчество, и, в частности, поэзия, лучшее средство от…

Вилли дождалась, пока ежонок допишет последнее слово, критично проверила каждую букву, пододвинула ближе чернильницу и продолжила:

–…от ревматизма, метеоризма, маразма, сарказма, спазма и навязчивого энтузиазма. Точка. Пять запятых не забыл?

– Миледи, в грамоте я всегда был лучшим. Чистописание – мой любимый предмет.

Девушка оценила чистые пальцы ратного мага. Она всего лишь постояла рядом, а все руки уже в чернилах.

– Передовые методы науки, медицины и литературы в моем лице гарантируют больному чудесное оцепенение. Точка, – ткнула она в бумагу и оставила смазанный отпечаток. – «Оцепенение» аккуратно зачеркни, сверху допиши «исцеление». «Гарантируют» подчеркни жирненько. Всем страждущим посещение поэтического вечера строго обязательно. Восклицательный знак три раза.

– Три раза не влезет.

– Допишем на стене краской. Там влезет и десять восклицательных знаков. Эрсяша, ежонок, не ершись, тебя это тоже касается. У тебя хронический цинизм, вялотекущий атлетизм и назревающий из-за всего этого алкоголизм, беречься нужно.

Эрсэн покорно мокнул перо в чернильницу и приготовился к худшему.

– Всех отсутствующих и считающих себя здоровыми людьми ждёт личная аудиенция с поэтическим целителем Вилеттой и последующее за тем разочарование. Я докажу вам, что вы глубоко заблуждаетесь и безнадежно больны! Еще один восклицательный знак. Летраша, персичек, чего притих? Боишься, что я не замечу твой неизлечимый пессимизм?

– Нисколько, миледи, – улыбнулся душевный мастер. – Но на афише лучше писать коротко, без обиняков. Иначе…

– Добавляем к диагнозам «прогрессирующий минимализм». Без обиняков не придут, я ещё даже не начала угрожать, ты меня знаешь. Ежонок, рисовать умеешь? Афиша без рисунка, драматизм на ветер.

– Боюсь, нет, миледи. Бог уберег, – ратный маг подул на чернила и те стекли черными каплями. Афиша приобрела такой жуткий вид, что на вечер не придет даже тот, кто чешется от мазохизма.

– Художник в храме есть? Творчество только я вытворяю, или всё не так безнадежно? – уточнила девушка.

– Я слышал, у Аравида хороший почерк, – заметил Летран.

– Нет-нет, – отнекивалась поэтесса. – Симптомы похожие, но не то. К тому же больной страдает периодическим травматизмом после каждого нашего сеанса. Его лучше пока не тревожить. Хорошенького в меру, иначе впадет в зависимость. Ох, как тяжело нести бремя духовного просветителя в общество, пораженное деспотизмом, невротизмом и анахронизмом! – закатила она глазки. – Будто идешь по темному лесу с дубинкой факела и настигаешь невежд разящим ударом искусства. Есть ещё варианты?

– Его магичество Итуур, по слухам, имеет склонность к художеству. Однажды он купил натюрморт с сушеной рыбой.

– Уже лучше. Тот самый случай, когда можно доказать свою сопричастность к прекрасному не только слюноотделением на картину.

– Господин Азиур – маг-иллюзор, – доложил Летран. – Иллюзоры больше прочих тянутся к искусству.

– Ну, вот, список жертв, в смысле, художников набросали, за афишу я теперь не беспокоюсь. Ежонок, десять копий. Лучше двадцать, чтобы наверняка. Впрочем, нет. Копии не нужны. Все двадцать афиш сделаем разные, чтобы возбудить интерес публики. Пиши второй вариант, пока муза не сбежала.

– Вызывается к ответу Маг Вилетта, – прозвучал громкий голос, и раскатистое эхо докатилось до самых дальних мест, где Вилли с Эрсэном и Летраном ваяли афишу. – Прошу пройти к скамье свидетелей.

Вилли охотно пропустила большую часть собрания, прослушала речи предыдущих ораторов, ничего интересного по сравнению с подготовкой к творческому вечеру. В зале заседаний привычно шумно, собравшиеся маги переговариваются и спорят, и потому дальние места лишь создают шумовой фон. В зале собрались все высшие магистраты и часть старших магистратов, чтобы обсудить дела Храма, и, в частности, ее дела.

Девушка, свернула первую версию афиши в трубочку, и обаятельно улыбаясь, прошла к месту в качестве ответчика. С возвышения судьей на нее взирал высший магистрат Зельтиур, по правую руку от которого истошно зевал Бириар, по левую Аравид педантично перекладывает бумажки.

– Маг Вилетта, на вас поступило несколько жалоб. Я вынужден разбирать внутренние дела Храма при том, что проблемы вовне только множатся. Что вы можете сказать в свое оправдание? – нахмурился брови Зельтиур.

Вилли нервно озиралась и чесала зудящую шею.

– Что-то я… не понимаю, ваше магичество, о чем речь. У меня, знаете ли, проблемы с памятью последнее время. Одно могу сказать с уверенностью, что все мои помыслы и поступки направлены только во благо Храма и его служителей. Вот. Я даже ем во благо Храма, я, когда не поем…

– Высший магистрат Азиур, пройдите к скамье свидетелей. Озвучьте вашу жалобу.

Вилли лучезарно улыбнулась хмурому магистрату и приготовилась слушать.

– Донимает меня какими-то долгами…

– Медвежонок, курсы финансовой грамотности не желаем посещать? – бросилась она в атаку.

– Ррр…

– А стоило бы? – развернулась девушка. – Открою тебе дверь в мир образованных и порядочных людей. Долг сапогом красен. А ещё молотком, кирпичом и кулаком. Ты, кстати, как относишься к теории всепрощения? Я тоже плохо, простить четыре меры золотом против моей бережливой природы.

– Откуда четыре меры? – взревел тот.

– Типичная отговорка потратившегося должника. Вопрос, после которого каждый судья плюнет тебе в лицо: «Виновен!», – гаркнула она в трубу свитка. – И добавит, верни пять мер золота бедной девушке! И ещё три заплати налогами! Заметь, я жалею тебя, не подвожу под налоги. Пытаюсь договориться мирно. А ты на меня доносы строчишь?

– Чудовище! – пояснил он Зельтиуру.

– Ещё одно подтверждение твоей плутовской натуры. Все должники ссылаются на эту отговорку, дескать наша судебная система настоящее чудовище! Медвежонок, кстати, ты не хочешь об этом поговорить?

– Нет! – взревел тот.

– Никто из должников даже всуе о том не поминает, всё больше улик не в твою пользу. Ты сам себе роешь яму. Заметь, я на тебя не давлю и за уши тебя не оттягиваю. Но ты изобличаешь себя со всеми потрохами. Честный человек всегда поддержит разговор о нашей справедливой судейской системе. Барсучок, ты сам все видишь.

– Злодейка, а не женщина! – покраснел от гнева Азиур.

– И снова сонм невольных оговоров. Всякий должник в зале суда будет валить вину на бедную женщину. Всё золото спустила жена на модные лавки, негодница и транжира. Верный признак, по которому любой дознаватель сорвет с тебя плюшевую маску. Кстати, медвежонок, ты хочешь поговорить об этих негодниках из модных течений? Послушай только, они напрочь не принимают сочетание синего и зеленого? То есть, если ты осмелишься надеть синие панталоны и зелёный шарфик…

– У меня нет никакой жены!

– Азиурчик, ужас какой. Ты и любимую женщину заложил? – девушка развернулась к собравшимся и взмахнула свитком. – Какая личная драма! Ты хочешь об этом поговорить? Держать в себе никак нельзя, излей на бумаге, мой тебе совет. Лучше в стихах. Кстати, ты получил приглашение на мой творческий вечер? Хочешь, подберу рифмы, от которых…

– Я никогда не был женат! – взревел тот.

– Это всё объясняет. Всем присутствующим уже понятно, на что ты спускаешь одолженное золотишко. Медвежонок, открою тебе глаза. Доступные женщины вытягивают из тебя последнее. А я пытаюсь тебя спасти, вытянуть дружеским плечом из трясины порока и самообмана. Азиряша, ты нам нужен здоровый и пышущий чистой совестью. Вернись в семью первородных, оставь позади мотовство и блуд!

Девушка поперхнулась пламенной речью и прополоскала горло стаканом воды.

– Маг Вилетта, магистрат Азиур обвиняет вас в том, что вы всякий раз при встрече применяете против него магию.