– Еще что – нибудь будешь брать? – спрашивает скорее для галочки.

– Нет, спасибо.

– Если что, вы можете еще что – нибудь взять с сестрой почитать. Даже на подобную тематику я могу найти много интересного.

Хороший парень. Старается.

– Нет, правда, спасибо Робби. Но я буду иметь в виду.

– Ладно, эм, тогда – пока?

Как же сильно он стесняется. Чтобы хоть как – то разрядить обстановку, пытаюсь пошутить:

– Ты, кажется, мне торт задолжал.

Он лишь кивает, грустно глядя куда – то вглубь бесконечных стеллажей.

Мона уже ждет меня у выхода, теребя в руках сигарету. Мимо проходят старшекурсники, кинув что – то обидное про черные одежды. Мона даже глазом не повела, словно для нее это также обыденно, как здороваться с друзьями.

– Будешь? – протягивает мне сигарету, а затем снова резко поднимает голову к небу, как в прошлый раз.

Я сначала поднимаю голову вслед за ней, решив, что там происходит что – то очень важное, но поняв, что над нами лишь серое небо, опускаю обратно.

– Спасибо, не курю. Забыла?

– Да пофиг, чисто из вежливости.

– Зачем ты постоянно голову задираешь?

– Позвонки вправляю, – отвечает, даже не моргнув глазом. Хорошо врет, профессионально. – На стадион?

– Погнали.

Она снова убирает сигарету обратно в пачку.

Мы молча идем вдоль корпуса колледжа, позволяя легкому ветерку трепать волосы. В отличие от вчерашнего дня, сегодняшнее утро подарило нашему городу небо, затянутое серыми тучами. Они висят так низко, что, кажется, будто вот – вот заденешь их макушкой и унесешь часть серой ваты на своих волосах.

На стадионе по отмеренным полосам бегают молодые ребята – спортсмены на два курса старше нас. Мы с Моной усаживаемся на третьем ряду деревянных скамей, многоэтажным амфитеатром обрамляющих футбольное поле.

– У меня бутерброды с тунцом, – достаю из рюкзака то, что успела сама с утра накидать на хлеб.

Мона достает два яблока и сэндвич с индейкой. У меня так громко заурчал живот, что это не могло пройти мимо ее ушей.

– Голодная? Держи, – она протягивает мне одно из яблок. –Индейку не отдам, она моя.

– А я и не прошу, тунца?

– Не, не люблю подобное.

Мы молча кушаем, и если бы кому – то такое общение показалось натянутым, то мне с Моной оказалось весьма комфортно. Словно моя копия, только готичная. Такая же нелюдимая, такая же токсичная.

– Как тебе вчерашнее представление? – она первая прерывает молчание.

– Я в половину его слов даже вникнуть не пыталась.

– А сестре твоей понравилось, – она странно дергает плечами.

– Ей этот Хулио понравился, а не сама тема. Ей только и дай поглазеть на накаченных парней.

– Понятно.

– А что ты там делала? Ты вроде не похожа на этих… Астральных путешественников.

Мона молчит какое – то время, потом поворачивается ко мне, словно пытаясь понять, можно ли мне доверять. Понятия не имею, что такого она смогла прочитать на моем лице, но в конце она удовлетворенно кивает.

– Давным – давно, когда небо было более голубое, а трава более зеленая, один пьяный ублюдок сбил насмерть моего отца. Прямо около нашего дома. Мне тогда было семь. Мама была на работе, а я выбежала на дорогу и долго – долго смотрела на его руку, что оторвало и отнесло к почтовому ящику.

По спине побежали мурашки. Не такого ответа я ждала. Тунец встал поперек горла.

– Это… Это ужасно.

– Ему просто не повезло. Как говорится – не в то время, не в том месте. Он вышел проверить утреннюю почту, когда тот водитель вылетел на придомовую лужайку. Говорят, он даже понять ничего не успел. Иногда это единственное, что меня утешает.

– А что стало с водителем? Ублюдка наказали?

– Да, ему вкатили срок, лишили прав и назначили денежную компенсацию, на которую мама смогла купить дом здесь, чтобы мы переехали подальше от того места. Что с ним сейчас – понятия не имею.

– Он уже должен был выйти?

– Вроде, да. За давностью лет я могу точно и не помнить. После случившегося я для матери перестала существовать. Она настолько сильно утонула в собственном горе, что перестала замечать что либо вокруг. Грязный дом, голодный ребенок, кучи мусора. Это мое детство. Меня предоставили самой себе.

Теперь я поняла, почему она стала готом.

– Научилась убираться, готовить яичницу и ходить за хлебом. Так и завертелось.

– Ты скучаешь по нему? – не знаю, зачем спрашиваю. –Прости, если это очень личное. Я не хотела лезть тебе в душу, само вырвалось.

– Да я даже не знаю, я ведь почти не помню его. Только оторванную руку. Странно, наверное, идентифицировать своего отца с частью тела. Но дело в не в этом. Один раз, на каком – то сайте я нашла информацию, что когда человек умирает, его душа попадает в лимб, сумеречную зону, подлунное пространство. Называй, как хочешь. Она не улетает к райским небесам, задорно размахивая крылышками. Она застревает в этом… месте.

– Допустим, а причем тут осознанные сновидения?

– А при том, что некоторые авторы, вроде нашего Мариуно, считают, что сны – это прямой путь туда живому человеку. Поэтому люди часто видят во сне умерших – они просто встречают их там. Что это все одно место. Только разные уровни.

– То есть когда мы засыпаем, то попадаем в параллельный мир?

– Вроде того, – она снова достает сигарету и протягивает ее мне. – Будешь?

– Не курю.

Щелкает пальцами – «Точно». И сразу же поднимает голову к небу, словно там опять написаны все ответы на вопросы.

– Позвонки?

– Ага.

Мы обе понимаем, что она врет.

– Наша душа – это сгусток информации, энергии, тонких материй, – отстраненно говорит Мона. – Когда ты спишь, твое сознание блуждает где – то. Что – то вроде астральной проекции, которая попадает как раз туда, где мертвые обитают.

– А как же рай, ад и все такое? На этом же построены почти все религии уже не первое столетие. После смерти душа же, по идее, должна попасть туда, а не в какой – то подлунный мир. Тебе не кажется, что это звучит странно?

Мона дергает плечами, теребя сигарету в руках.

– Кажется. Но почему бы не попытаться? Хуже – то точно не будет. Это все такая же фикция, как и зазеркалье, телекинез, путешествия во времени и астральные проекции, лиминальные пространства и трансерфинг реальности. Вопрос лишь в том, во что веришь ты.

– А во что веришь ты?

– Я не знаю…

– Просто это звучит как еще большая дикость чем то, что впаривал нам Мариуно. Одно дело просто осознанные сновидения – летать там во сне, двигать моря и океаны, и все такое. А другое дело – пытаться встретить там своих родственников. Звучит, как бред.

Мона устало вздыхает, опустив глаза. Свой бутерброд она уже доела, и теперь сидит, сложив руки, и ковыряет носком ботинка землю.

– Я знаю, что это звучит дико, но… А вдруг, это работает?

– Вдруг ты сможешь прочитать книгу Мариуно, попасть туда и встретить отца?

– Типа того.

– Но Мариуно похож на шарлатана. Я очень сильно сомневаюсь, что в его книге найдется хоть толика полезной информации.

– Он и есть шарлатан. Поверь, это не первое подобное мероприятие, что я посещаю. Практически везде все одинаковое. Эти все псевдо – учителя нахватали информации из интернета и выдают, как истину в последней инстанции.

– Тогда почему ты все еще продолжаешь посещать их? Если они все одинаковые. Зря деньги только тратишь.

– А вдруг, не зря? Вдруг, попадется один, который что – то знает? У которого получится объяснить мне, где я не права. Что я делаю не так? Который поможет мне найти ключик от заветной двери?

Она встает и начинает прохаживаться взад – вперед.

– У меня не получается осознать сон, я попробовала уже кучу разных техник и прочего. Либо это все действительно филькина грамота, либо я не туда копаю. С каждого такого мастер – класса я собираю информацию по крупицам, пробуя всякие методы, техники. Выстраиваю собственный способ. Единственное, чего мне удалось добиться – это помнить все сны, что снятся каждую ночь. Ты знала, что они даже название этому месту дали – Брешь? Звучит так, словно это что – то ненормальное.