– Зачем вам?

– Тебе придется позаботиться о себе.

– Купить шубу?

– Смешно, – улыбнулся отец Илья, и на его молодых щеках с жидкой рыжей бородкой появились ямочки, – но я говорю о другом. О твоем духе. Его надо укреплять.

– Как?

– Читай каждый день акафисты. Иисусу, Божьей Матери и Николаю Чудотворцу. Пей святую воду. Сейчас комнату твою освящу.

Отец Илья достал из сумки воду в пластиковой бутылке, налил в небольшой тазик, поставил его под икону, прочитал молитву. Продолжая молиться и креститься, он несколько раз окунул в тазик кисточку и побрызгал водой на стены:

– Услыши нас, Всемилостиве, и благослови жилище сие и живущих в нем… Ныне и присно и во веки веков. Аминь… Ну вот, теперь ты под божественным покровом.

Надя с иронией посмотрела на отца Илью:

– Вы как Боржоми. А мне сейчас водки хочется.

– Ну что ты, Надя…

– Вы сами-то верите в то, что говорите?

Отец Илья кивнул:

– Конечно. Хочу, чтобы и ты поверила. И тогда ты станешь сильнее. Господь поможет тебе жить не прошлым, а настоящим. Может быть, когда-нибудь тебе захочется поделиться своими переживаниями с другими. Рассказать о своем освобождении. Показать, что этот путь открыт и для них тоже.

– Это как?

– Ходить в больницы, общаться с теми, кому нужна помощь. И хотя память останется с тобой…

Надя брезгливо искривила губы:

– Вы хотите, чтобы я себя такой помнила всегда?

Она вдруг захлопала мокрыми глазами, судорожно сглатывая, запрокинула голову на подушке.

Отец Илья покряхтел, откашлялся:

– Надя, послушай. Господь хочет, чтобы ты читала свое прошлое, как книгу о том, что уже случилось. А не о том, что будет с тобой в будущем. Знаешь… Однажды Христа спросили, кто виноват в том, что один юноша слеп, – он или его родители? Знаешь, что Господь ответил?

Надя перестала всхлипывать, приподняла голову:

– Что?

– Никто. Господь это сделал для того, чтобы на нем вершить дела свои.

– О боже! – в отчаянии простонала Надя. – Да зачем я Ему такая нужна?

– Замыслов божьих понять нельзя. Но он хочет, чтобы ты забыла все, что позади, и жила будущим. Так станет легче, уйдет боль…

Надя резко, как от удара током, дернулась, села на кровати.

– Боль?! Да что вы о ней знаете? – закричала она, и в ее глазах вспыхнул огонь. – Вы когда-нибудь кричали от боли? Бросались на стенку? Грызли по ночам мокрую от слез подушку?

Отец Илья опустил глаза:

– Надя, успокойся…

– У нас в квартире на окнах нет ручек. Сказать почему? А еще мать попрятала все ножи на кухне… Подслушивает… Подсматривает…

Батюшка сложил руки на коленях, тихо ответил:

– Только Бог может дать тебе силы. Но для этого нужно научиться любить Его.

– Любить?! – зло бросила Надя. – Да за что я должна его любить? За мою изувеченную жизнь?!

– За то, что он может даровать тебе другую любовь…

– Любовь? – Надя неожиданно села, в ее глазах заиграли дьявольские огоньки. Крылья носа по-звериному зашевелились. Она наклонилась вперед, стянула бретельку сорочки, озорно оголила плечо: – Скажите, Отец, а вас я привлекаю как женщина?

Батюшка смутился, бросил на Надю беспомощный взгляд:

– Надя…

Она зло прошипела:

– Идите ко мне…

Отец Илья отпрянул, вскочил, несколько раз торопливо перекрестился:

– Господи Иисусе Христе, Сын Божий, прости ей, она не ведает, что творит!

Надино лицо исказилось, она расхохоталась:

– Что, не хотите?

– Господи, помилуй меня грешного!

– И я не хочу вашего Бога! – Она в отчаянии закричала. – Не хочу!!!

– Господи, помилуй меня грешного! – крестился отец Илья, отступая к двери.

– Ненавижу!!!

– Верую, Господи, верую…

– Идите к черту!!!

После ухода священника в квартире еще долго раздавался истерический смех вперемешку с рыданиями.

Александр Петрович вошел в комнату, подошел к окну, распахнул шторы. В темную комнату хлынул дневной свет.

– Добрый день!

Надя нехотя открыла глаза, вяло зашевелилась:

– Что утро… Что день… Какая разница?

– Хандришь? Что-то вчера отец Илья так быстро ушел?

– Предлагал Боржоми… Я отказалась.

– Да, с тобой не соскучишься… То взрываешься как вулкан. То слово из тебя не вытащишь. Давай порисуем?

Надя тяжело вздохнула:

– Потом.

– Хорошо. А что ты хочешь?

– Хочу туда. – Она кивнула в сторону окна.

– Днем пойдем прогуляемся.

– Ты не понял, – в ее голосе послышались слезливые нотки, – я хочу к людям. Хочу быть с ними. Всегда.

Александр Петрович присел на край кровати:

– Ты же с нами…

– А я хочу с ними! – воскликнула Надя. – Хочу к людям! Сейчас!

– Надя… Подожди… У тебя все еще будет!

– Что будет? Что ты говоришь?! – Голос ее задрожал, по губам пробежала судорога.

– Успокойся…

– Мне все надоело! – вдруг закричала она и с силой ударила по стене кулаком. – Я устала! Здесь нечем дышать! Я не могу больше так!

Александр Петрович встал, обнял дочь, хотел взять ее на руки:

– Доченька моя…

– Не надо! – закричала Надя и вдруг с силой оттолкнулась руками от отца, вырвалась из его объятий и упала на пол.

Прямо на культи своих ампутированных ног.

– А-а-а! – страшно закричала она от боли так, как будто ее тело разорвали на части. Рот девушки исказился, рыдания заклокотали внутри и вырвались наружу: – А-а-а!

Александр Петрович рванулся к дочери, но та сквозь рыдания кричала:

– Не подходи! Не трогай меня! Мне только двадцать пять! Я хочу жить! Жить! Выйти замуж! Рожать детей! – Неожиданно она вытянулась, схватила стоящие в углу металлические протезы и с силой швырнула их в сторону: – Ненавижу эти проклятые железки! Ненавижу, как парни на меня смотрят! Ненавижу шептунов-соседей! Себя! Ненавижу всех!

– Наденька! – Папа бросился к дочери, обнял ее дрожащее тело.

Надя, жалобно всхлипывая, обхватила себя руками, свернулась клубком. Из обнаженных культей сочилась кровь.

Александр Петрович рванулся к тумбочке, схватил упаковку стерильных салфеток. Разорвал их, наложил на раны, сделал давящие повязки. Закрепил концы бинтов, завязав их вокруг изувеченных конечностей.

Приоткрылась дверь, в комнату заглянула испуганная Наталья Владимировна. Она хотела что-то сказать, но Александр Петрович только молча покачал головой. Та, прикрыв ладонью рот, опустила глаза, бесшумно закрыла дверь.

Папа поднял тело дочери на руки, отнес на кровать, укрыл одеялом:

– Ты у меня сильная, столько всего вытерпела… Здоровым мужикам такое не под силу… А ты справилась… – Он нежно гладил дочь по голове: – И с этим справишься…

Он растворил в чашке с водой порошок с обезболивающим, добавил снотворное:

– На, выпей… Вот и хорошо… А теперь постарайся заснуть. Ты у меня крепкая, как молодое дерево. Его хотели срубить. Но оно не поддалось. Топоры только поломались. – Он погладил руку дочери: – Спи… И пусть тебе приснится светлый день.

Надя закрыла глаза, затихла.

А горло отца сдавили спазмы, на лице заходили желваки.

Он вспомнил тот зимний день, когда Надя взяла его машину. Посередине кольцевой дороги, в десяти минутах от дома, машина заглохла. Вокруг на большой скорости проносились автомобили. Надя включила аварийные сигналы, вышла поставить дорожный знак. Она открыла багажник, но достать указатель не успела…

По его небритой щеке скатилась скупая слеза.

…В Надю на большой скорости врезалась старая бээмвушка. Страшный удар пришелся по ногам. От них ничего не осталось. Их пришлось ампутировать выше колен. Внутренние органы оказались разорванными. Врачи боролись за жизнь девушки. Они сказали, что шансов почти нет. Слишком тяжелые повреждения. Операция шла семь часов. Наступила клиническая смерть. Но врачам удалось спасти ее жизнь.

Родители сходили с ума от горя. Наталья Владимировна с опухшим от слез лицом все время рыдала. А когда уже не было сил, выла как тяжело раненный зверь, попавший в смертельный капкан. Александр Петрович не плакал. Он впал в душевную кому. Их пустили в палату к дочери только на третьи сутки. Надя была без сознания… Они держали ее ладони в своих руках и что-то тихо шептали. Сорок дней дочь была в коме.