– Вижу. Она сама мучается. Ночами не спит. Рисует много.
– Надя мне показывала…
– Она всегда любила рисовать, – Наталья Владимировна грустно улыбнулась, – ребенком брала мою помаду и чертила на обоях. Ей нравился розовый цвет и аромат. Потом отец ее учил. В художку несколько лет ходила…
– Это хорошо. Рисование развивает воображение. А оно не имеет границ. Воображение сильнее, чем знания. В нем все возможно. Это для Нади сейчас важно. Вы говорили, что она всегда была отличницей?
Наталья, хлюпая носом, достала смартфон, открыла галерею, протянула доктору:
– Посмотрите… Это ее старые фотографии. Грамоты, дипломы, медали, кубки… Она хотела все это выкинуть. Я стала отбирать, а она завизжала, чуть не ударила меня. Я собрала все в коробку, отвезла к знакомым.
От греха подальше. Надя всегда хотела быть первой. С детского сада. С мальчишками дралась. В школе с первого класса отличница. На спортивные соревнования ездила, медали привозила. В институте староста группы, красный диплом…
Со школьных фотографий на Альберта Львовича смотрела невысокая стройная девушка с зелеными пронзительными глазами, сжатыми губами, короткой стрижкой каштановых волос.
– Надя не хочет себя признавать неудачницей. И у нее есть редкое качество. Она целеустремленная. И это ей раньше помогало.
– Раньше?
– Да. Но сейчас ей нужно измениться. Принять, что старые правила для нее больше не работают. Она не сможет быть первой там, где была. Ее жизнь изменилась. Она больше не свободна. И хотя она не хочет принимать новые условия, ей придется. А пока она бьется как птица в клетке, страдая сама и заставляя страдать других. Она боится…
– Чего?
– Новой жизни.
– О господи!
– Она не будет такой, как была. Но она может и должна стать другой. Сломанный палец срастется, даже если мы не обратимся в травмпункт. Вопрос, сможем ли мы после этого брать кружку так, чтобы не расплескать чай?
– Вы ей поможете? – Наталья Владимировна с надеждой посмотрела на доктора.
Альберт Петрович вздохнул:
– Знаете, сколько нужно психологов, чтобы поменять лампочку? – И, не дожидаясь ответа, он сам закончил: – Один. Если лампочка готова меняться.
5
Надя лежала на полу в своей комнате и, высунув язык, увлеченно рисовала. Вокруг нее в беспорядке разбросаны картины, рисунки, карандаши, кисти. Она заканчивала рисунок, добавляя последние штрихи. На холсте ущелье, зажатое по бокам горами с заснеженными вершинами. На переднем плане человек с книгой в руке. Его фигура согнута, голова опущена. Он, преодолевая сопротивление сильного ветра, медленно идет к реке. На берегу разбитая лодка со сломанными веслами.
Тихо вошла мама. Подошла, опустилась рядом на колени:
– Красиво…
– Тебе нравится?
– Очень. А кто этот человек?
– Да это же Юра Искатель!
С Юрой Надя познакомилась во дворе пару месяцев назад. Она увидела долговязого парня в потертых штанах, кроссовках на босу ногу, в мятой куртке с закатанными по локоть рукавами. Около мусорных контейнеров он искал книги. Жильцы их часто выбрасывали как старые, изношенные ботинки.
На вопрос, зачем ему книги, Юра, сверкая блуждающими за толстыми линзами очков глазами, ответил, что ищет в них очень важное.
Юра рассказал, что всегда любил книги. Читать в три года его научила мама, учительница русского языка. В пять лет у него уже была своя библиотечка. В шесть он пошел в школу. Книги помогали ему хорошо учиться. Он с медалью окончил школу, два года проучился в университете на филологическом факультете. А потом вдруг задумался: «А зачем все это?» Для чего эти кучи учебников и конспектов? Зачеты и экзамены? Чтобы потом кому-то пересказывать то, что уже и так давно известно? Он думал, что должно быть что-то более важное в жизни. И однажды Юра понял, что он должен найти. Правду. Без нее не стоит Земля. Нет Мира. Нет Человека. Но только вот в чем она? В жизни? Смерти? Во времени?
В университете он приставал с вопросами к преподавателям, пропадал целыми днями в библиотеках, перерывая груды книг и справочников. На курсе его прозвали Искателем. Юра расспрашивал маму, родных, друзей. Но они не знали. И тогда он забросил учебу и остался наедине с книгами.
Сейчас он живет с мамой в маленькой комнате, на ее пенсию. Иногда он, чтобы покупать еду, подрабатывает.
– У меня много книг. Вся комната завалена, – торопливо говорил Юра, покачивая головой, – я даже сплю на них. А те, что некуда класть, отношу в подвал. Там у меня хранилище. Читаю день и ночь. В книгах часто врут, – мысли в голове Юры быстро менялись, – но я точно знаю, что где-то есть Правда… Я должен ее найти… Ты не знаешь, как мне успеть прочитать все книги?
– Я мало читаю. – Надя неопределенно пожала плечами.
– А я мало ем и пью, – Юра быстрым движением отбросил со лба длинные темные волосы, – это отвлекает. Но я все равно не успеваю.
По лицу Нади пробежала тень:
– А мне психолог говорил, что нет одной Правды, она у каждого своя. Для кого-то одно, а для кого-то другое.
Она опустила руку в карман куртки, достала ключи с брелоком.
– Как вот эта египетская пирамидка, – Надя взяла желтый четырехгранник с разноцветными камушками, покрутила в разные стороны, – и каждый видит ее со своей стороны. Вот здесь камушек зеленый, а на другой стороне – красный…
– Дурак твой психолог! – горячо выпалил Юра, надув губы. – Хотя… Вот ты как думаешь, Земля круглая?
– Да.
– Откуда знаешь?
– Так в школе детей учат.
– А ты сама измеряла кривизну Земли?
– Нет.
– Значит, ты этого не знаешь?
Надя отрицательно покачала головой.
– Вот! – довольный, улыбнулся Юра. – Ты не знаешь. Ты веришь. Тому, что сказали другие. Так все и живут. Сами не знают, но верят другим. А вот что ты знаешь сама? Того, что не знают другие? – Он вдруг замолчал, быстро окинул Надю торопливым взглядом: – Слушай, а почему ты на протезах?
– Так, – Надя как-то странно улыбнулась, потупилась, – потом как-нибудь расскажу…
На следующий день они вдвоем с папой купили для Юры в секонд-хенде джинсы, пару маек и толстовку, а из продуктового магазина мама принесла теплый осетинский пирог с мясом. Все вместе они собрали дома большую сумку с книгами.
– А почему лодка разбита и весла сломаны? – Наталья Владимировна кивнула на рисунок, – он же не сможет на ней уплыть…
Надя сдвинула брови, опустила глаза, задумалась.
6
Пришел отец Илья. Бодрой походкой зашел в комнату, прикоснулся к наперсному кресту на груди, зажег лампадку, перекрестился на икону Богоматери:
– Здравствуй, Надя. Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз.
Надя в одежде, неподвижно, как мумия, лежала на постели. Время от времени она чиркала зажигалкой и долго, не мигая смотрела на огонек пламени.
Священник поправил черную рясу:
– А к исповеди приготовилась?
– Отец Илья, вы опять за старое? – безразличным тоном проговорила Надя. – Может, не надо, а?
Священник смущенно поправил скуфью:
– Крестик-то хоть надела?
– Нет…
Отец Илья присел на стул:
– Ничего… Трудности для смирения полезны. Я хочу тебе помочь полюбить новую жизнь.
Надя отбросила зажигалку, приподнялась на локтях, с вызовом посмотрела на священника:
– А если мне не нужна новая? Если я хочу старую?
Отец Илья вздохнул:
– Прежнего не вернуть. Но Господь милостив. Он может дать тебе духовную жизнь. И в твоих силах полюбить ее так сильно, чтобы уже никогда не вернуться к прежней. Ты должна жить духом, а не плотью…
– Но вы же говорили, что тело и дух едины? Как же мне их разорвать? Куда мне деть свое уродское тело?
– Никуда. Оно всегда будет с тобой. Это может тебе не нравиться. Как сорокаградусный мороз зимой. Но делать нечего. Мы приспосабливаемся. Тепло одеваемся и пьем витамины, чтобы не заболеть. Тебе нравится зима?
Надя недовольно передернула плечами:
