— Ну, если так…

Пробегает глазами список.

— Где 46-я дивизия воюет? А то не пойму, с чего это к ней усиленный танковый батальон с бронепоездом присобачили.

— 46-я — генерал на мгновение задумывается — так она, можно сказать, и не воюет вовсе.

— Учебка что-л.?

— Нет. Это те, которых здесь так любят называть карателями.

— Так они в самой большой помойке нашей страны? В среднем течении Церента?

— Именно так.

— Именно туда и поедем! Подписывайте!

Генерал давным-давно научился прятать любые эмоции. И столь же давно его никто ничем не мог удивить. А вот у отчаянной чудачки (теперь вспомнил, что слышал о ней и раньше) удивить получилось. Добровольно, и при таких заслугах вызваться ехать в место, куда обычно ссылают. Место, о котором воет вся столичная пресса, как о территории, где кровавая солдатня творит массовый геноцид над беззащитным малочисленным народом с древней культурой. Проболтайся солдат в столице, что в Церенте служил- в лучшем случае в лицо плюнут.

— Майор, вам известно, что это считается самым злачным местом в армии, и отправляют туда самых худших. Любой офицер руками и ногами отбивается от назначения туда. Перевести туда могут только в наказание.

— Потому мне надо туда, куда никто ехать не желает. Раз кругом дерьмо, то значит, там наибольшее. Работа грязная, но делать-то надо. Вот и займемся.

— Если это не пустые слова.

— Еггты словами не бросаются.

— Смотря какие.

— Тоже верно.

''Побольше бы аристократов сходили с ума подобным образом — поменьше бы было бардака'

Вошёл один из офицеров-порученцев.

— Его величество приглашает вас, господин генерал-лейтенант.

Бестия ни сколько не удивилась: в последнее время такие приглашения в порядке вещей. Слишком уж многое от неё зависит. А что почти поздняя ночь — надо, значит надо. У государственного деятеля нет такого понятия — рабочий день. Есть понятие рабочее время суток, иногда достигающее 24 часов. И последнее время довольно частенько. Поэтому она спросила только одно.

— Требуется доклад? По какому поводу?

— Нет, вы приглашаетесь для неофициальной беседы.

Не хочется ехать, а надо. Приглашение от императора равно приказу. Впрочем, она-то как раз из тех немногих, кто может себе позволить отказ. И ещё интересно, почему не звонил, это при наличии-то правительственной связи. Лишний раз видеть императора вовсе не хотелось.

Мало кто знает о её трениях с ним. Равно как и о том, что Бестия считает, что кризис зашёл уже слишком далеко. А откровенное потакание оппозиции только усугубляет его. А Саргон словно утратил возможность принимать волевые решения.

Парламент всё больше и больше вмешивается в вопросы, лежавшие вне его компетенции.(К примеру, в вопросы планирования наступательных операций). Идиотизм начинал граничить с изменой, когда поступило требование об обсуждении данного вопроса на открытом заседании… Говорят, болтун- находка для врага. А парламентский дурак? Такое впечатление, что вообще бесплатный агент.

Прикрыть этот вопрос ведомству Бестии удалось довольно оригинально. Весьма уважаемым (продажным, как неизвестно кто) в парламенте журналистам были подброшены документы о связях одних парламентариев с мирренской разведкой (документы вполне фальшивые), а равно как и о финансовых махинация других и визитах в кварталы сомнительной репутации третьих (а эти документы являлись настоящими). Наживку заглотили и занялись своим любимым делом по копанию в чужом грязном белье, отстав на какое-то время от попыток решать действительно важные государственные вопросы. Но это только на какое-то время…

Кстати, вброс документов был личной инициативой Бестии, проведённой безо всякого согласования с императором и соправителями. Она знает об их закулисных играх с парламентом. И вовсе не одобряет их.

Она рисковала, устраивая весь этот шум с поддельными документами. Она подставляла себя под удар, если бы всплыла интрига. До чего же надоело принимать удары предназначенные вовсе не ей. Кэрдин устала быть одним из немногих защитников государства от заразы, разъедающей изнутри. Пассивность, пассивность приближающаяся к той грани, за которой начинается уже преступление. И этой пассивностью больны те, кто по определению не может быть пассивен. Император и соправители. Пока активно действует только она. Но даже у Бестии вовсе не бесконечные силы. И обсуждать император явно желает всё, что угодно, только вовсе не то, что нужно.

В кабинете Саргон один. Бестия при входе хотела почти нахамить ему козырнув. (И он, и она в штатском) Но почему-то воздержалась. Император, как обычно, начал несколько неожиданно.

— Как твои дела, как сын?

Бестия развалилась в кресле, лениво закурила, и только потом ответила. Чуть ноги на стол по мирренским 'манерам' не закинула. (Благо, в брюках) Она курит только когда очень сильно не в духе. Император об этой привычке прекрасно знает.

— Спасибо, не жалуюсь. Сын где-то служит, где — тебе знать лучше. Это всё?

— Возможно, и нет.

— Так в чём же дело?

Император ненадолго задумался. ' Решаешь, стоит ли ей об этом говорить '- Бестия чуть не произнесла этого вслух, но всё-таки не произнесла.

— Речь идёт об одной их твоих бывших подчинённых. Некой Дине дерн Оррокост.

— Твоей законной дочери?

''Язва' — злобно думает император. О количестве его внебрачных детей Кэрдин известно прекрасно. Список сыном Кэрдин вовсе не ограничивается.

— Да.

— И в чём же дело?

— Ознакомься вот с этим документом. Точнее, сам документ не очень интересен, можешь прочесть только обведённое. Тут ещё куча приложений имеется. Но суть и из этого места понятна.

Бестия начала читать.

' В связи с невозможностью заниматься воспитанием моей дочери Марины-Елизаветы дерн Оррокост Еггт-Саргон я поручаю право опеки над ней — далее следовало занимавшее чуть ли не пол листа официальное титулование императора- с условием, что он в течении месяца с указанной даты передаст её под официальную опеку какому-либо другому лицу не принадлежащему к первому и второму великому дому' .

— Занятно, не правда ли?

— Она сейчас где?

— Кто?

— Марина.

— Какая?

Бестия начинает злиться.

— Старшая, если тебе так угодно. И прекрати дурака валять.

— В степи, где же ей ещё быть. Сама же приказ подписывала. И, между прочим, сей документ, а так же ряд приложений к нему ей составлял лучший столичный адвокат, и даже мои юристы не смогли к чему-либо придраться, что бы оставить её у меня.

— И ты вызвал меня, что бы я вырыла в этом документе лазейки, оставила и девочку у тебя, так как тебе жутко не охота её кому-либо передавать? Так что ли? Или затем, что бы мои люди кое-что объяснили этому самому адвокату, и он составил иной документ более тебя устраивающий, а этого словно и не было? Ну, так это не ко мне, пусть твой 7-й отдел этим делом и занимается, а мне на эти твои проблемы, как говорится, с высокого дерева. И если это всё, то разрешите идти.

Бестия демонстративно встает.

Император сделал вид, что пропустил откровенное хамство Кэрдин мимо ушей. У него до сих пор время от времени возникали сомнения, относительно того, кому следовало бы быть императрицей. Правда, сказав 'А' следовало говорить и 'Б' : в стране тогда просто оказалось бы два императора. А это уже слишком много, ибо её и одной-то частенько хватает.

— Это совсем не всё. Время уже кончается, а ещё не решил, кому передавать права опеки.

— Повторяю вопрос: А я здесь причём?

Непонятливую изображает. Актриса тоже не из последних. Это-то в нагрузку ко всему прочему!

— Она должна расти у кого-то из своих. А я никого не могу выбрать. Я не собираюсь давать оценку поступкам моей дочери, и не собираюсь касаться твоих отношений с ней. Но девочка не должна расти сиротой, что бы там не думала моя бешеная доченька.

Бестия пристально взглянула на императора. 'Мне что ли он её хочет отдать? А с чего? Не понимаю. Родни же у него до чёрта, в конце концов, есть ещё Софи. А я… Почему я? ' Так она и сказала.