Который раз за этот проклятый год с ним разминулась Безносая? Он уже сбился со счёта. Зачем? Ради чего берегла его злая судьба? Почему проходили мимо предназначенные ему пули? А ведь почти в упор шли эти пули. Зачем же судьба так подшутила над меткими стрелками? И оставила жизнь ему. Зачем?

Наверное, впервые Линк понял, почему М. С. иногда называют жестокой. Она перевернула ему душу и чуть не сделала одним из своих соратников. Но… Она же сколько угодно раз могла его убить и после. И пощадила. Беспощадная.

Она не пощадила. Она такое жестокое наказание отмерила ему. Воистину, драконье у неё сердце!

Живи!

С этим камнем на душе и осознанием своей вины. Посмотрим, как легко тебе жить будет, и не повесишься ли ты на первом суку. Легко ли будет жить, зная что тебе дышат в спину. И видят твой каждый шаг. И любой день может стать последним.

Но он будет жить. Именно вопреки ей. И одновременно, благодаря ей. И с этим неснимаемым камнем на душе. Он будет жить. И будет вечно травить ему душу это чувство вины. Вины, которую не загладишь уже ничем и никогда. Вины и перед людьми. И перед самим собой. И своей слепостью.

Одного он не понял. Младшая, младшая-то почему его пощадила? Она ведь слыла безжалостной. Со старшей он довольно много говорил. С младшей же даже виделся всего раза два. Если это можно было назвать встречами. Разъярённую ведьму на джипе, вставшую во весь рост за пулемётом и несущуюся прямо на него. Свою родную сестру он так увидал впервые за двадцать лет. Прекрасную и смертоносную Чёрную Дину. Она была прекрасна. И потому и шли за ней люди. Видели огонь горячего сердца. И готовы были умереть за неё. Гвардейцы. Саргоновские гвардейцы. Смеялись над ними повстанцы. Считали их столичными бездельниками. Смеялись над ними. И напрасно! Как же всё вдруг переменилось, когда появились они! И всё, что удавалось раньше стало срываться. Раз за разом. Гвардейцы умели всё, что прочие солдаты и повстанцы, но делали это гораздо лучше. И мастера засад сами стали попадать в засады. Из которых никто живым не уходил. И сам он попал в такую же засаду… Потом, размышляя на 'досуге' , он пришёл к выводу, что среди его людей кто-то был засланным. А кто? Теперь уже не важно.

Они разом появились на гребне холма. И молча полетели вниз. Джипы с чёрным всадником на правом крыле. И несколько танкеток. Чёрные всадники — степные патрули М. С… Словно вернулись из прошлого другие Чёрные Всадники другой Чёрной Дины. Но их вела эта Дина. И на джипах захлёбывались огнём пулемёты. Чуть ли не по пять на каждой машине. И он сразу понял — на каком джипе она, Чёрная Дина. Не было на машине никакого знака, но сразу понял Линк, кто встал за турелью. А когда они налетели, то стало ясно — это конец. И больше ничего уже не будет. А Дина разглядела именно его. Он тогда ещё понадеялся, что в откровенно проигранном бою сможет всё-таки свалить их командира. Размечтался! Короткой очередью подрезали коня, и он кубарем полетел в грязь. От удара Линк потерял сознание, а когда очнулся, Дина уже стояла над ним, и с усмешкой целилась ему в голову из его же пистолета. Она забавлялась, а ему почему-то показался очень знакомым взгляд этих светло-карих глаз. Взгляд откуда-то из детства. Только раньше не было во взгляде смерти. Была теплота и любовь. Но это был другой взгляд.

Его не убили только потому что в столице велели привезти живым.

М. С. он смог понять до какой-то степени и насколько её вообще возможно было понять. С ней то он одного поля ягода… был. А вот Дина… Не понял он, почему заслужил пощады от не знавшей жалости. И знал, что никогда уже не поймёт.

И теперь он обязан жизнью обеим. Таким непохожим. И имевшим одно, но зато какое, основание лишить жизнь его. Зачем? Ради чего?

Несколько лет спустя он приехал в столицу. И пришёл на могилу Дины. Сам не знал зачем. Но всё-таки считал, что должен побывать в этом месте. И именно там сначала. А у умирающей львицы — уже потом.

Он купил роз. Огромный букет. Тёмно-бордовых. Какие любила Софи. Они наверняка понравились бы и её дочери.

Памятник узнал сразу. Пусть и надгробный, но нет в нём скорби. Из розоватого мрамора, в конце берёзовой аллеи стремится ввысь она. Словно в танце застыла мраморная фигура. Немыслимо изящная и воздушная. Как будто летящая. И одновременно, сильная. Но почему-то совершенно не грозная. Ибо добрая эта сила. Ветер колышет длинные волосы. Смеётся она. Даже в камне кипит жизнь. Какая же она юная! И вечная одновременно! Прекрасная, словно богиня весны и любви. И лицо к небу. Навстречу ветру. Грозам и бурям. И тёплому весеннему солнцу. Всей той жизни, которой так богат этот мир. Не надо вечного огня, в мраморе словно пылает живой огонь. Всё ей нипочём. В веках останется такая Дина. Так похожая на живую. И в чём-то иная. Да, скульптор, имени которого Линк не знал, этим памятником обессмертил себя. И одновременно, даровал Дине бессмертие. Пусть такое. Но теперь её не забудут никогда.

У ног Дины лежат тёмно-бордовые розы. Их очень много. Приносят ей люди. Любила она, воительница эти цветы. Как и мама. Это Линк помнит и сам. Сколько таких роз росло в Загородном дворце. И что-то она говорила об аромате. Давно это было. Память осталась. И он положил к ним свои. Они ещё не начали увядать. Они пока прекрасны. Красота цветов кратковременна. А её — вечна!

А на постаменте нет дат. Только имя. Как писали в старину о первых Еггтах. Дина дочь Софи-Елизаветы. Памятник словно обеим. Таким неповторимо прекрасным. И поэтому, так рано ушедшим. Но люди не забудут этой красоты.

И его вина есть в том, что такой красоты в мире стало меньше. От самого себя не спрячешься, и точной доли не высчитаешь. Вина есть. Насколько велика? Неизвестно. И жизнь-то тебе оставили в наказание. Бывает и так.

Но приложив руку к разрушению, так ничего и не создал. Люди не знают имени. Но тебя есть, за что проклинать. Только проклятие забудется. И забудут тебя. А их красота останется в веках.

— Эй ты — окликнули Линка.

Он обернулся. И вздрогнул. Она! Откуда? Как! Тот самый, многократно виденный в кошмарах овал лица. И немой вопрос 'За что? '.

Чёрные волосы и кожаное пальто, перехваченное поясом на осиной талии, и даже катана. Всё тоже. Как тогда.

Но мгновенный ужас был и прошёл. Перед ним стоит другая. Почему-то похожая на ту, чьего имени он называть не осмеливался. И одновременно, иная.

Она выше, стройней, старше. Да и неестественен цвет чёрных волос. Парик похоже.

Холодной сталью сверкают серые глаза на суровом и властном лице. Нездешняя, манящая и пугающая красота. Кэртерка. И кажется, Линк её узнал. Краем уха слышал какие-то слухи, что у М. С. от кого-то из чужаков есть незаконная дочь (не мог отвыкнуть от привычки мыслить категориями прежней жизни, законный, незаконный, ребенок падшей, даже дитя демона. Куда как добрее к детям были жестокие саргоновцы). Не придал этому значения, а теперь вспомнил — тогда Дина была не одна и вторая тоже стреляла в него. Он не запомнил вторую. А слухи значит, правда. Вот она какова, вторая дочь М. С., столь непохожая на первую. И куда больше похожая — на свою мать. И навряд ли в ней заиграли родственные чувства. М. С. есть М. С., Дина есть Дина. Но эта похоже ничего не обещала. А если и давала клятву — то вырвать у него сердце. И пришла сдержать свою клятву. Отточенными клинками впиваются в него серые глаза. Уверенность в них твёрдокаменная. Знает, кто перед ней. Только словно ждёт она чего-то.

Руки засунуты в карманы.

Старые навыки вспомнились сами собой. Линк сразу понял, у неё там оружие. Они довольно долго стояли вот так глядя друг на друга. Молчат. Смерть сквозит в сером взгляде. Возмездие. И ещё что-то. Но она не стреляет. Витает в воздухе старая ненависть. Но ему безразлично. Он сможет молча принять смерть. По лицу словно судорога пробежала, и она заговорила.

— Знала, что рано или поздно повстречаю тебя на узкой дорожке. Знаешь, кто я?

— Догадываюсь.

— И кто?

Он медленно выдавил из себя.