— Вопрос о трибунале не прославил многих иерархов.
— Вопрос об истине. Помнишь его?
— Вопрос, дать на который ответ выше человеческих сил?
— Именно
— Давить, давить из человека животное. Отучать его озираться по сторонам и трястись от каждого шороха. Пусть встанет, разогнется, и смело посмотрит на мир. Выжечь из души страх. Мир сильных духом людей. Мир каким он должен быть.
— Жесток будет такой мир, мир без сострадания.
— В мире не будет боли. Жалеют слабого и больного. А если их нет. То кого жалеть?
— Жалость и сострадание одно из первых отличий человека от животного.
— Ничего подобного. И то, и другое качество присуще и зверям. По крайней мере некоторым. Впрочем, людям эти качества присущи далеко не всем и не всегда.
— Ты думаешь я всегда был священником?
Зеленый взгляд скользит по лицу как луч прожектора по ночному небу. Так. За что-то зацепился. Ещё за что-то. Ещё и ещё. Уверенно отчеканено:
— Не-а. Сан ты принял недавно. Лет эдак пять назад. А до этого… ставлю сто к одному, что ты летчик, скорее всего, бомбер.
— Я так любил небо! И я так его ненавижу теперь!!!
— Кого ты разбомбил? Роддом? Детсад? Или просто сыпанул кассетными на голову своей пехоты? За последнее побью как-нибудь потом.
— Так зачем?
— Может, когда-нибудь люди научатся не убивать друг друга. Очень хочу приблизить этот час.
После того, как девочка заснула, они сидели ещё долго. Выпито было всё. А святой отец даже сквозь хмель замечал абсолютно осмысленный и ледяной взгляд М. С..О чём они говорили он не помнил. Может, он наболтал лишнего, а может, и нет. А вот свою последнюю полу трезвую мысль он запомнил — 'Значит она, действительно, не пьянеет' .
Они уходили. Женщина, почти не похожая на женщину, и девочка похожая на кого угодно, только не на ребёнка. Мать идёт впереди. На ходу она сняла с левого плеча автомат и протянула дочери. Девочка ловко взяла оружие и повесила за спину. ' Совсем, как солдаты носят '- неожиданно подумал святой отец. Обе они нисколько не походили на тех женщин, что знал он. Слова смирение обе, похоже, не знали, зато гордыня их слишком хорошо видна. 'Зачем Бог сотворил женщину? ' — так кажется, звалась тема одного из богословских диспутов в академии много лет назад. Святой отец не помнил, кто что сказал тогда по этому поводу, но зато он точно знал, что он сказал бы сейчас, окажись он вдруг на том диспуте: `'Иные женщины могут прожить жизнь так, что всем мужчинам будет стыдно за то, как они прожили свою. Для того их и сотворил господь' . Во всяком случае, в их глазах он прочёл немой укор, нет, не в глазах матери, та давно уже умела прятать свои чувства, а в глазах дочери. Ему стало да, пожалуй ему стало стыдно 'Ты тут, сидишь, с женой, домом, скотиной. Ты не стар, и вроде здоров — так почему ты здесь? А не там, где легло столько людей, гораздо лучших, чем ты. Откуда ели вырвались мы. ' Это он прочёл во взгляде маленькой Марины Саргон, дочери великой и страшной М.С. 'Жена, да убоится мужа '- почему-то вспомнилось ему — 'А ведь глупое выражение' . И вовсе невозможное в том мире, где жили эти двое. Они вообще, похоже, повидали все ужасы, какие мог видеть человек. Но они остались людьми. Только блестит в чёрных волосах матери седая прядь, и вообще, куда больше у неё седины, чем должно быть в её возрасте. А дочь её слишком рано стала взрослой, но ведь она всё-таки не взрослая и она кричит во сне.
Святой отец думал, что не без божьего помысла появились среди людей чёрные саргоновцы. Появились, что бы напомнить всем, что и без Бога можно жить очень достойно. Достойнее многих, кто считает себя приверженцем истиной веры.
Они уходили. А святой отец, сам не зная почему, сотворил благословляющий символ веры. Это всё, что было в его силах, но он очень хотел, чтобы они дошли до столицы. И вечером того же дня он молился за них.
— Хорошее поле. Самолет вполне может сесть — сказала М. С., захлопнув электронную книжку.
— Где ты здесь самолет достанешь?
— Если очень повезёт, то он сам сюда через пару дней прилетит. Пошли в деревню.
В деревне никого не было. Вообще. Добротные дома пусты, все двери настежь. Недавно брошены. А почему? Как-то недосуг задумываться.
М. С. извлекла из рюкзака металлический цилиндр, похожий на ракетницу в масштабе 2,5 к 1.
— Что это?
— Специфический радио маяк для очень важных персон. Если передатчик включен, то на нескольких волнах пойдёт сигнал тревоги. Значит персона в опасности, высылайте самолеты.
— Почему ты не применила его раньше?
— Их станции РЭБ. Они фиксировали все наши переговоры. Понять, правда, могли не все. И не на всё бомбами реагировали. Но весьма быстро сообразили, что объекты ведущие интенсивный радиообмен заслуживают самого пристального внимания в тротиловом эквиваленте. А уж на некоторые позывные у них такая болезненная реакция. Газовых бомб вперемешку с пятитонными фугасками могут не пожалеть… Не уверена, знают ли они про этот сигнал…
М. С. закрепила контейнер на крыше, примотав проволокой к трубе. Щелчок — и на два метра вверх вылетела антенна. С крыши М. С. скатилась кубарем.
— В лес! Быстро!
— Сколько нам ждать?
— Сутки. Любой, услышавший сигнал обязан выслать спасательную экспедицию. Если конечно, хоть кто-нибудь этот сигнал слышал.
Короткокрылый самолет бесшумно вынырнул из-за деревьев. Пронесся над древней, и сбросил пару серебристых контейнеров. Стена огня поднялась на десятки метров. Кажется, загорелась даже вода в пруду. А машина перевернулась в воздухе, и пошла на второй заход. На этот раз вниз несколько упаковок кассетных бомб.
— Хоть что-то хорошее — философски констатировала М. С. глядя в бинокль на огромный костер, бушующий на месте деревни.
— Чем радоваться-то? — буркнула Марина, глядя в другую сторону. Вспыхнувшее с такой силой пламя напугало её. Ещё страшнее теперь выглядит перспектива топать на своих двоих ещё энную сотню километров.
— У этого XC-140 'Полуденный гром' наибольшая дальность из всех атмосферных кораблей. Два подфюзеляжных и десять подкрыльевых узлов подвески. А сыпанул по нам с четырех. На остальных я подвесные баки разглядела. Издалека прибыл, гость дорогой. Не иначе как из-за океана. Значит, в относительной близости пунктов базирования не наблюдается!
— Я не поняла, эти передатчики были только у высокопоставленных лиц. Зачем же их бомбить? Гораздо лучше…
— Взять живым. Только для этого потребуется целая экспедиция. А тут- прилетел, сыпанул и улетел. Человека нет — проблема, следовательно, отсутствует. Если передатчик не сгорел — ещё раз прилетят. Хотя цыплята-гриль приготовились бы замечательно. Румяные такие, с корочкой!
— Мама, а ты точно уверена, что больше никто не слышал сигнала? Может, подождем ещё и наши прилетят?
— Не прилетят. При выключении должен пойти особый сигнал. Если передача оборвана- то значить это может только одно- уничтожение маяка. Собирайся! Делать нам тут больше нечего.
В рюкзаке Марина нашла пятую часть популярного где-то полгода назад приключенческого романа. Мечи, магия, страшные тайны, маленький мальчик в роли большого героя спасающий мир, его друзья-подружки.
Книгой болела половина шарика. И греды, и миррены зачитывались ей, наплевав на вечные противоречия. У мирренов перевод и издание каждой части находился под личным контролем министра народного просвещения. Марина слышала остроту матери — 'Хорошая политика, похвально, издавая миллионными тиражами эту муть можно здорово сэкономить на всех прочих изданиях. Столько леса сохранится! И сколько же цветов жизни, растущих на подобном субстрате, вырастет полными дубами. Чем больше среди двуногих дубов, тем проще им управлять. На долгосрочную перспективу работают' .
Марина очень хотела побывать на встречи с автором, но поняла, что к матери с подобной просьбой обращаться бессмысленно.
Все прошлые части Марина читала одной из первых в стране — все-таки родство с императором (дедом она никогда Саргона не называла) содержит в себе и некоторые приятые моменты.
