По данным распространенной редакции Сказания о Мамаевом побоище, в Коломне к армии Дмитрия присоединились «мужи новгородцы». «Чюдно быша воинство их, и паче меры чюдно уряжено конми и портищем, и доспехом». В одном из вариантов Сказания снаряжение новгородцев описано более подробно: «Все люди нарядные, пансири, доспехи давали з города»,[107] т. е. из государственного арсенала. Это сообщение, на мои взгляд, вполне достоверно и указывает, каким путем экипировались городовые отряды[108]. Речь в данном случае идет о тяжеловооруженных воинах, многим из которых оружие вручалось, видимо, лишь временно, на срок похода.

В коломенском походном построении «мужики новгородские» занимали место в полку левой руки[109]. Участие новгородцев в Куликовской битве оспаривалось, но ныне убедительно доказано С. Н. Азбелевым[110]. Он прояснил реальные подробности новгородской помощи. Так, новгородский контингент, если верить распространенной редакции Сказания, возглавляли шесть командиров, что соответствовало принятой во второй половине XIV в. практике отправки в поход новгородской рати, выставляемой пятью городскими концами, иногда под общим руководством степенного посадника. К тому же имена двух посланных на Дон военачальников удалось опознать как достоверные. Далее, новгородские посадники упомянуты в списке боярских потерь на Куликовом поле, воспроизведенном Сказанием и Задонщиной. Этот факт проверяется записью о павших в битве новгородцах, которая сохранилась в рукописном синодике XVI в. новгородской Борисоглебской церкви (в Плотниках)[111].

Новгородская сила откликнулась на призыв Москвы о помощи не случайно. Как раз в год Куликовской битвы великий князь Дмитрий перезаключил с новгородцами союзный договор о совместной борьбе с врагами Московской Руси. Эти обязательства северный союзник Москвы как в 1375, так и в 1380 г., видимо, точно выполнил. Характерно, что сообщение о битве на Дону приведено новгородским летописцем в подчеркнуто торжественном тоне, как общерусское свершение. Именно в 1380 г. «по завету о победе на Мамая» была заложена на Славковой улице церковь Святого Дмитрия[112].

Возвращаясь к коломенскому «уряжению» полков, отметим, что примененное там пятичастное построение основных тактических подразделений в русском военном деле было известно с XII в. и удержалось четыре столетия спустя. В XIV–XV вв. такая разбивка постепенно вытеснила традиционное разделение войска на три полка; она позволила усложнить бой, шире осуществлять глубокий маневр, выставлять значительное дальнее сторожевое охранение, создавать более эффективный, эшелонированный в глубину и по фронту боевой порядок, лучше прикрывать главный полк — обычно ставку командующего. Увеличение числа основных боевых подразделений сверх шести-семи затрудняло единое руководство ими в бою, а малое число полков (один-два) снижало способность войска к маневру и, как правило, являлось показателем незначительности сил одной из враждующих сторон. Количество полков, участвовавших в коломенском смотре, напротив, отражало многочисленность собранной армии.

Войско, разделенное на полки, согласно заслуживающей доверия Летописной повести о Куликовской битве, выступило из Коломны 20 августа[113]. Оно было готово к внезапному нападению и встречному бою. В связи с этим понятно формирование передового полка сразу из четырех несущих боевое охранение отрядов. Вскоре после 20 августа войско достигло устья р. Лопасни. Тем самым оно вышло к месту предполагаемого соединения Мамая, литовцев и рязанцев и перерезало главный Муравский шлях, которым татары обычно ходили на Москву. Задача начального этапа похода, заключавшаяся в упреждающем выдвижении к месту объединения вражеских сил на Оке, была выполнена. Последующая переправа войска через Оку и его движение в глубь Рязанской земли произвели на участников антимосковской коалиции деморализующее действие.

Олег Рязанский, до последнего момента надеявшийся, что великий князь уйдет от ордынских полчищ на Двину или в Новгород Великий, «устрашися и возтрепета зело». А князь Ягайло, уже подошедший к Одоеву, «слышав, яко Олег убоася, и пребысть ту оттоле неподвижным»[114]. Формулировки летописцев не вполне точны. Литовское войско продолжало свое движение для соединения с Мамаем. Однако Ягайло, направив свою армию вместо Оки к Дону, явно не торопился. В литовском войске, как выяснил В. Т. Пашуто, кроме восточно-аукштайских, не было надежных сил[115]. Характерно, что в составе этого воинства отсутствовали белорусы и украинцы[116]. Русское население Литвы поход явно не поддерживало; более того, отдельные литовские и славянские выходцы (из Полоцка, Друцка, Брянска), как мы увидим ниже, дрались на Куликовом поле на стороне Москвы.

После переправы через Оку пришла весть о том, что Мамай все еще «в поле стояща и ждуща к собе Ягайла на помочь рати литовскыя»[117]. Русское командование тогда, вероятно, приняло решение очередной раз упредить соединение частей противников и идти навстречу Мамаю к верховьям Дона. Во время кратковременной остановки у устья р. Лопасни к русскому войску присоединились «остаточные вои. После выступления армии на этом месте был оставлен Тимофей Васильевич Вельяминов, «да егда пешиа рати или конныа поидет за ним (князем Дмитрием. — А. К.), да проводит их безблазно (непоколебимо. — А. К.)»[118]. По словам Никоновской летописи, великий князь в то время печалился, «яко мало пешиа рати». Эта рать, видимо, не поспевала за конницей и догнала основные силы уже у Дона.

Войско, вступившее 25 августа в пределы Рязанской земли, вероятно, сошло с Муравского шляха и уклонилось в юго-восточном направлении. Очередная остановка была сделана у г. Березуя, находившегося в 23 поприщах (около 30 км) от истока Дона[119]. В Березуе к основным силам присоединились князья Ольгердовичи: Андрей с псковичами и Дмитрий с брянцами[120]. Приведенная ими «кованая рать» (тяжеловооруженные воины) усилила армию как раз накануне решающей схватки. В Березуе она пробыла несколько дней,[121] поджидая отставших и «перенимая вестей». Разведчики сообщили о движении Мамая, не знавшего о местонахождении русского войска, к верховьям Дона, «доколе приспеет нам Ягайло»[122]. 6 сентября московская рать подошла к Дону в месте впадения в него р. Непрядвы. И на этой заключительной стадии похода соединения литовцев и татар так и не произошло. Инициативу прочно удерживало русское командование. На берегу Дона к армии присоединилась пехота. «И ту приидоша много пешаго воиньства, и житейстии мнози людие, и купци со всех земель и градов»[123]. Это сообщение указывает на участие в войске «черного люда» и использование (кроме сохранявшей решающее значение конницы) значительных масс пехоты, видимо необходимой в широком антитатарском походе. Не следует представлять пехотинцев как обязательно обездоленных, нищих людей. В их ряды рекрутировались состоятельные горожане: купцы и ремесленники. С XIII в. пехота оказалась родом войск, влиявшим на исход сражения, в том числе и с конными степняками[124]. Продемонстрировала она свои качества и на Куликовом поле. Пехотные части были, видимо, и в ордынском войске.