Соломон уткнулся взглядом в цветы на столе – белые лепестки с жёлтым основанием. Из его головы не выходит образ мёртвой Кэт неподвижно лежащей на столе. Этот образ усилил боль в его сердце.

– К тому моменту я уже терял друзей и даже близких, но эта утрата буквально поставила меня на колени, – он и сам не может понять, почему рассказывает всё это Кире. Он никому этого ранее не рассказывал – откуда такая откровенность?

Кира взяла его за руку. Она уже на грани, того и гляди заплачет. Жаль он плакать не умел никогда. Эти воспоминания вскрыли старые раны, залечить которые не смогло даже время. Он вспомнил то, о чём уже давно забыл. Вспомнил день, когда пришёл в квартиру Кэт, чтобы собрать её вещи. Долго же не мог он заставиться себя открыть дверь. Стоял, не в силах войти внутрь, а когда наконец-то вошёл, то не захотел уходить. Эта квартира была наполнена ею – последнее свидетельство того, что она была на этом свете. Ему казалось, что если он уйдёт, то она исчезнет. Будто собрав её вещи, он согласиться с её смертью и добровольно позволит этому жестокому миру его же руками стереть сам факт её существования. В итоге он долго простоял на месте, разглядывая эту крохотную квартиру. Он запомнил, что небо за окном было свинцовым, хотя это смысла не имело.

Он не может вспомнить, когда начал собирать её вещи в коробки. Вещи, которые были неотъемлемой частью её самой. Некоторые моменты уже растворились в памяти, но немногие особенные останутся там навсегда. Когда-то он отдал ей свою любимую кружку, подарил. Старая кружка, но ей она понравилась. По причине, которой он уже не узнает, она хранила осколки этой кружки в прикроватной тумбочке. Сама кружка уже была разбита, но она не избавлялась от осколков, так и хранила их в ящике, который за неимением ручки выдвигался с помощью проволоки. Там же был альбом с фотографиями: она, её родители, её друзья и он вместе с ней. Странно, но ему так и не попалась хотя бы одна фотография её девушки, а ведь она у неё была, он даже был знаком с ней. В шкафу он нашёл те самые материализованные туфли – у одной туфли сломался каблук.

Исследуя её комнату, он постепенно упаковал всё её имущество и остался смотреть на пустое пространство и голые стены. Невозможно описать ту пустоту в душе, которую он испытывал тогда. Внутри было ощущение, что он стоит на пороге конца. Как мир может существовать дальше без неё? Одна часть его хотела уйти, другая часть желала остаться. Не в силах проститься с ней он просидел на голой кровати, пока пребывание не стало для него совсем нестерпимым. Пустота в душе и опустевшие комнаты её квартиры – однажды, лишь на секунду ему даже захотелось распаковать коробки, вернуть всё по своим местам. Лишь переступив через себя, он сумел уйти, но напоследок, зачем-то вытащил пакет молока из холодильника. Он до сих пор не знает цель этого поступка – кошка Кэтрин уже жила в доме её родителей. С того дня мир для него стал серым, все краски омертвели.

Кира шмыгнула носом, вновь взяла его за руку, посмотрела ему в глаза. Влажный взгляд чародейки наполнен печалью и состраданием.

– Соломон, пожалуйста, прости меня за такой жестокий вопрос, я… ты думаешь, она бы не смотря на свою ориентацию, в итоге согласилась стать твоей женой? – дрожащим голосом спросила Кира.

– Я и сам миллион раз задавался этим вопросом, – мрачным голосом и без особого желания признался он. – Но ответа я уже не узнаю никогда.

Кира сделала глубокий вдох, наклонила голову на бок и только после полуминутного молчания решилась вновь заговорить:

– Её убийцу поймали?

– Да, – кивнул он, вернувшись из своих мыслей, – поймали, но я до него не добрался. Кто-то меня опередил, и я понятия не имею, кто это сделал. Знаю только, что сразу после допроса его отвели в камеру, в которой через несколько минут нашли уже растерзанным. Он не был с ней знаком, увидел её на улице и вынес ей смертный приговор. Не знаю, чтобы я сделал с ним, попадись он мне в руки.

Кира с подавленным видом принялась блуждать взглядом по столу. Вдруг она встрепенулась, зрачки её глаз в испуге расширились. Он понял причину этой реакции: она вспомнила, что было потом.

– Вместо него я убил его мать и младшую сестру, – опустив голову, на одном дыхании покаянным тоном подтвердил Соломон. – Это правда. Я сделал это.

Кира оцепенела, лицо её исказилось вначале от ужаса, потом от печали.

– Я не собирался никому вредить, только хотел понять, зачем он это сделал. Это стало моей навязчивой идеей, и поскольку я не мог задать ему этого вопроса я решил понять его самостоятельно. Я выяснил, где он жил, пришёл в его дом, а застал там его мать и сестру.

Кира всхлипнула и замерла затаив дыхание.

– Я представился, объяснил я кто такой, – припомнил он. – Встретили меня руганью и крикам. Вопреки их воле я всё же зашёл в их дом. Ужасное было место, больше похожее на какой-то притон. На диване сидел тощий чернокожий парень, перед ним на журнальном столе лежал пистолет. Я всё молчал и глядел по сторонам, ловя и анализируя каждую деталь жилища в котором жил человек, изнасиловавший и убивший Кэтрин. Его мать и сестра стали ещё громче кричать на меня. Накинулись, стали обвинять меня в том, что их брата и сына упекли из-за меня, вели себя так, словно мы уже тысячу лет друг друга знаем, являемся заклятыми врагами и претензий за эти годы у них ко мне накопилось много. Много ужасных слов они наговорили и с такой лютой злобой, с таким остервенением. Потом в дело включился их дружок с дивана. Помню, как он встал, демонстративно взял пистолет и решительно зашагал ко мне, телосложением изображая гориллу.

Кира сдавленно сглотнула, глянув куда-то в сторону.

– Он нацелил на меня пистолет и самодовольно посмотрел мне в лицо. Очевидно, он ждал, что я стремглав брошусь бежать при виде оружия, упаду на колени, стану умолять его о пощаде, ну или тихо уйду, поджав хвост. Наверно, он привык к такой реакции, поэтому ожидал её от меня – мать с дочерью скрестив руки на груди ждали того же. На их лицах было ликование, они ощущали некую силу и власть, которую им давал пистолет. Но я не ушёл. А надо было уйти. И тогда парень растерялся. Дочь закричала ему: «Стреляй! Стреляй в него! Убей этого урода! Кем этот ублюдок себя возомнил?! Давай отправь его к его белой суке!».

Кира с опаской перевела на него взгляд.

– Он выстрелил в тебя? – спросила она бледнее на глазах.

– Да выстрелил. Но пуля отлетела от моей щеки, оставив меня невредимым. Он не сразу осознал, что случилось, но когда понял, то сразу бросился бежать, вот только я не дал ему это сделать и убил его прямо там, на месте.

– Как? – ещё больше испугалась Кира.

– Свернул ему шею. Мать быстро поняла ситуацию, стала звать на помощь и даже предприняла попытку выскочить из дома. Дочь стояла в оцепенении какое-то время, но придя в себя, тоже бросилась спасаться бегством.

– И ты остановил их, – испуганно угадала чародейка.

– Сразу после её слов, о «белой суке», я решил, что сделаю с ними, поэтому незамедлительно запечатал магией все выходы. Они долго бегали по комнатам, стремясь выбраться, но четно. Им было не суждено уйти оттуда, пусть и не сразу, но они это поняли и тогда дочь, не придумав ничего другого, побежала в свою спальню, схватила лежащего на кровати младенца и закричала: «У меня ребёнок! У меня ребёнок! Я мать!». Она вцепилась в этого малыша, тот плакал, практически орал. Но в младенце не было ни капли её крови. Всё это время моё тёмная половина ликовала, подстрекала меня, возбуждала худшие черты моей натуры.

– Ч-что ты сделал с ними? – приглушенно спросила чародейка.

– Отдал их своему Тёмному. За свою жизнь я всего дважды осознанно давал волю Арлекину – так зовут мою тёмную половину. Первый раз это произошло по неопытности, ещё в подростковые годы, но тогда при трансформации в комнату зашёл Корвин. Увидев его, Тёмный испугался и оставил меня в покое.

– Даже Тёмные его боялись?

– И они тоже, – Солоном замолчал и поправил пальцем тарелку. – Когда эти женщины стали кричать, меня охватила слепая ярость. Я не мог простить их. Они вели себя словно животные, в них не было ни любви, ни сострадания. Хотя чего я от них хотел? Не знаю. Может извинений или… не знаю. Они были напуганы, но каждая боялась сама за себя. Матери было всё ровно, что будет с дочерью, а дочери было плевать на мать. Я отдал Арлекину своё тело, временно превратившись в него.