Группа научных сотрудников, корпевшая над словарем, сидела в мемориальном кабинете Якуба Коласа. Он был настолько велик, что легко помещались не только рабочий стол и два черных кожаных кресла классика, но и полдесятка наших столов.

О сотрудниках нужно сказать отдельно. Это был лучший из цветников, в которых мне доводилось когда-либо бывать. Он состоял из полутора десятка хорошеньких девиц от двадцати до тридцати лет, разных размеров и масти. Высокие, маленькие, худенькие и не очень блондинки и брюнетки расписывали карточки из собрания сочинений классика. Кто-то из них уходил в декрет, другие выходили из него, эта сдавала сессию, та ее заваливала, – происходил непрерывный оборот девиц в секторе, похожий на кругооборот воды в природе. Пяти столов на них всех вполне хватало.

Я был здесь единственным парнем, и Петр Васильевич назначил меня старшим.

– Неформально, конечно, – сказал он.

Я пожал плечами.

Все мы получали одинаковую зарплату, и кто из нас старше, а кто младше, не имело значения.

Сам Петр Васильевич был действительным членом Академии наук, академиком-секретарем отделения общественных наук, ну и заведующим сектором. Его зарплата, как поговаривали, уходила далеко за тысячу.

– Девчата не обижают? – спросил Петр Васильевич.

Я снова пожал плечами. Все окружающие меня розы были с шипами, но разве шипов боятся в этом возрасте?

– Пойдем, выйдем, – кивнул на дверь Петр Васильевич.

Я понял, что сам он своего цветника побаивается.

– Значит, так, – сказал Петр Васильевич, – я квартиру получил.

Я с некоторым удивлением посмотрел на него. О том, что Ващило получил квартиру в элитном доме, который в Минске называли «долларом», знали не только сотрудники Академии, но и вся интеллигенция города. Новость живо обсуждали в редакциях, издательствах, институтах и прочих богоугодных заведениях.

– Нужно библиотеку перевезти, – продолжил свою мысль Петр Васильевич.

Вот здесь я вздохнул с облегчением. Библиотека в доме академика была главной ценностью, если не единственной.

– Кого взять с собой? – спросил я.

– Валеру и еще кого-нибудь, на твое усмотрение.

Его взгляд из-за очков с толстыми линзами показался мне не только растерянным, но и испуганным.

«Тяжело быть академиком, – посочувствовал я ему, – то ли дело – младшим научным сотрудником».

После работы я предполагал прильнуть губами к чарующим извивам лепестков одной из роз, аромат которой просачивался из-под двери в коридор. Петр Васильевич, похоже, его не улавливал.

– В два часа подъедет академический «РАФ», – сказал он. – Втроем, думаю, справитесь.

«А вдруг до ночи застрянем?» – с тревогой подумал я.

Мне не хотелось отменять свидание. Тем более аромат, проникающий из-под двери, стал намного сильнее.

С собой я взял Валеру и Павла. Валера, как уже говорилось, мой однокурсник, а Павел симпатизировал Татьяне, одной из сотрудниц нашего сектора. Она была рослая, статная, с пышным бюстом. Я бы и сам ей симпатизировал, если бы мне не нравилась Лариса, ее подруга.

Итак, ровно в два часа мы сели в «РАФ» и поехали на старую квартиру Петра Васильевича.

Хозяин уже был там.

– Я буду работать в кабинете, а вы здесь, в библиотеке, – распорядился он. – Доставайте книги из шкафов и связывайте в стопки. Я и халаты для вас приготовил.

Мы облачились в темно-синие халаты и стали похожи на приказчиков из старых фильмов. Особенно шли к халату усы Павла.

– Интересно, в каком магазине он их взял? – спросил Валера.

– Наверное, в гастрономе на проспекте, – сказал я.

Я не стал говорить, что именно в этом гастрономе мы с Петром Васильевичем затаривались вином. Академик выносил ящики из подсобки, я грузил их в «Волгу». Петр Васильевич ездил на двадцать первой, с оленем на капоте. А пил, кстати, портвейн «Три семерки».

– А здесь работы до ночи, – оглядел шкафы с книгами Павел.

Усы его уныло обвисли.

– Шпагат есть? – спросил Валера.

– Есть, – сказал из кабинета Петр Васильевич, – лежит на подоконнике.

– Хватит, – взял в руки толстый рулон шпагата Валера. – Ну, начинаем.

Я стал доставать книги из шкафа. Валера и Павел укладывали их в стопки и обвязывали шпагатом. Работа была нудная, но деваться некуда. Академик без книг – что бутылка без водки. Этот афоризм показался мне свежим, но я не стал им делиться с товарищами. Все-таки они работают в других секторах, могут не понять.

Я вынул из стеллажа очередную партию книг – и замер. В глубине стояла бутылка. Я взял ее в руки. Плоская, емкость двести пятьдесят граммов, початая.

– Что это? – подошел ко мне Павел.

– Коньяк.

– Чей? – Валера тоже оказался рядом.

– Армянский, – сказал я.

– Сколько звездочек?

– Четыре.

– А в ней не меньше двухсот грамм, – взял из моих рук бутылку Павел. – Всего глоток отпил.

– Кто? – уставились мы на Павла.

– Ну, кто… – смешался Павел. – Тот, кто купил.

– Плоскую бутылку в книгах спрятать легко, – согласился Валера. – Кому придет в голову в шкафу искать?

– А почему не допил? – спросил я.

– Отвлекся, – пожал крутыми плечами Валера.

В университете он занимался штангой.

– Или уже был пьяный, – кивнул Павел. – Я сам часто забываю.

Он замолчал.

– Ну, иди, – распорядился Валера. – Это твой шеф, а не наш.

Я взял бутылку и направился в кабинет.

– Петр Васильевич, мы бутылочку нашли, – остановился я на пороге.

– Какую бутылочку? – поднял голову академик.

– Коньяка, – сказал я.

– Где?

– В книгах.

– В каких… – Петр Васильевич замолчал.

– Вот, – я попытался поставить бутылку на стол.

– Не надо! – отодвинулся вместе со стулом от стола академик. – Сейчас жена придет. Выпейте сами. Если нужна закуска, возьмите на кухне.

– Не надо! – теперь уже я шарахнулся от стола.

Коньяк от прочих напитков отличался тем, что его можно не закусывать. А у Павла всегда в кармане плитка шоколада, Татьяна приучила.

Мы по-братски разделили содержимое бутылки и с удвоенной энергией принялись за работу.

– Еще одна! – удивился я, доставая из стеллажа чекушку водки.

– Все, что найдете, ваше, – донеслось из кабинета академика. – Главное, чтоб хозяйка не увидела.

Мы переглянулись, и Павел на цыпочках отправился на кухню за стаканом и сыром.

Работа в буквальном смысле слова закипела, и я уже не вспоминал о предстоящем свидании.

– Я тоже в кино с Танькой собирался, – ухмыльнулся Павел. – Но какое тут кино…

Мы перестали удивляться находкам. А их, надо сказать, было немало.

– О, виски! – присмотрелся к этикетке Валера. – Ты пил виски?

– Нет, – сказал я.

– А я пил, – похвастался Павел. – В Варшаве на конференции.

«Ишь, как усы встопорщились, – подумал я. – Интересно, Таньке он нравится из-за усов или чего-то другого?»

– Не твое дело, – сказал Павел. – Виски, вообще-то, пьют с содовой.

– В морозилке есть лед, – послышалось из кабинета. – Лед лучше содовой.

Пришла хозяйка, Любовь Ивановна. Она больше была похожа на сельскую учительницу, чем жену академика. Причем учительницу немолодую. Но у белорусского академика жена и должна быть учительницей на пенсии.

– Может, по стаканчику вина выпьете? – предложила Любовь Ивановна. – За такую работу не грех.

– Нет! – хором отказались мы.

Стопки с книгами занимали уже почти всю квартиру, и то, что мы спотыкались о них, не казалось странным.

– Я уезжаю на новую квартиру, – заглянула в дверь Любовь Ивановна. – Захотите перекусить, еда на кухне.

Она ушла.

Через минуту на пороге появился Петр Васильевич.

– Много осталось? – спросил он.

– Бутылок или книг? – уточнил Павел.

Его гусарский вид мне не понравился. Петру Васильевичу, видимо, тоже.

– Книг, – сказал он. – Пустую посуду где прячете?

– Вон в том углу, – показал Павел.

– Будете уходить, заберите с собой.