– Ну вот, – пропыхтел мне в ухо Буев, – а ты, дурочка, боялась.

Определенно, они с Зинкой одной породы.

На въезде в Новый Свет автобус тормознули какие-то граждане с повязками дружинников на руках.

– Пассажирский сбор за въезд на территорию заповедника! – объявил дядька с усами, вероятно, старший у них. – По сорок копеек с носа!

– Это за что ж такие деньжищи?! – взвилась тетка, массировавшая меня своей сумкой. – Я, может, вообще местная!

– Предъявишь паспорт – проедешь за просто так, – хладнокровно парировал усатый.

Паспорта, конечно, у тетки не было. После долгих препирательств пассажиры скинулись по сорок копеек и отдали мзду бандитам в личине дружинников.

«Дело пятигорского Провала бессмертно, – подумал я. – Но там Остап брал все-таки по десять копеек с носа».

Автобус газанул, и мы въехали в Новый Свет.

– А что это он такой задрипанный? – спросил Буев, вертя головой. – Коктебель намного приличнее.

– На самом деле он Планерское, а не Коктебель, – поправил Буева Ларчиков.

Иногда эрудиция коллеги по редакторскому цеху меня поражала. Причем чаще всего она проявлялась в областях, далеких от голубого экрана.

– А почему все говорят – Коктебель? – покосился на него Буев.

– Потому что неучи, – ответствовал Ларчиков. – Вот мы с Алесем не говорим.

Я промолчал.

Поселок действительно производил жалкое впечатление. Но большевики не только винокурню императора довели до ручки. У них и блестящий Петербург стал ободранным Ленинградом. Одна «Аврора» всегда надраена.

– Не горюй, – похлопал меня по плечу Ларчиков, – может быть, все еще наладится.

По косвенным признакам мы определили дорогу к пляжу и отправились по ней. Пляж – он всюду пляж, даже в Новом Свете.

Солнце уже стояло в зените, и народу на пляже было немного.

– В Коктебеле мы бы давно партейное пили, – сказал я, располагаясь под каменной стеной. – Вы как хотите, а я в тенечке.

– Мы тоже в тенечке, – сказал Буев, подползая ко мне.

– В Новом Свете надо пить шампанское, – нравоучительно сказал Ларчиков.

– Где ж его взять?

Я посмотрел по сторонам. Несколько толстых теток, неподвижно лежащих под палящим солнцем. Парочка девиц, одна бронзовая, другая белая. Сразу видно, кто здесь хозяйка, а кто гостья. Но ларька нет ни в этом конце пляжа, ни в том.

– Пойду, девиц поспрашиваю, – сказал Буев. – Чур, моя местная.

– Бери обеих, – махнул рукой Ларчиков.

Он и в Коктебеле жаловался, что девицы ему обрыдли. С чего бы это?

Я и Ларчиков пошли плавать, Буев отправился охмурять девиц. К своим вещам мы вернулись почти одновременно.

– Мою зовут Томкой, – доложил Буев, – а сеструха приехала из Кирова. Сама рыжая, а по фамилии Смертина.

– Как-как? – поразился Ларчиков.

– Ей-богу, не вру! – приложил руку к груди Буев. – Томка сказала.

– И Томка Смертина?

– Томка, вроде, другая, – посмотрел на девиц Виктор. – Она и не похожа.

– Ты же сказал – сестры.

– Двоюродные.

Было видно, что Буев сочинял на ходу. Но какая разница, сестры они или нет. Рыженькая, несмотря на синюшную белизну тела, мне нравилась. Фигура и вовсе хороша.

– А мы Смертину писателю отдадим, – хохотнул Буев. – Пусть изучает.

– Не любишь ты людей, – покачал головой Ларчиков.

Я набросил на голову рубашку и сделал вид, что дремлю. В Крыму даже в такой дыре, как Новый Свет, хорошо. Мерно плещет волна. Слегка поддувает ветерок. На коже, оставляя белые пятнышки, высыхает морская вода.

– Мужики! – вдруг откуда-то сверху послышался хриплый голос. – Шампанского не хотите?

Мы как по команде сели и задрали головы.

На краю стены на корточках сидел мужик и смотрел на нас. Судя по загорелым до черноты лицу и рукам, он был местный.

– А ты что – винодел? – спросил Ларчиков.

– На заводе работаю, – сказал мужик. – Если договоримся, могу принести.

– Неси, – кивнул Буев. – Холодное шампанское в жару хорошо.

– Почем? – перебил его Ларчиков.

– Пятнадцать, – сказал мужик.

– Охренел? – покрутил пальцем у виска Александр. – У нас и денег таких нет.

– Ну, десять.

Мы пошарили по карманам. Нужно ведь и назад на автобусе возвращаться.

– Шесть, – объявил Ларчиков. – Это максимальная цена.

– Как в магазине, – добавил Буев.

– Ладно, – сказал мужик.

Он поднялся и пропал.

– Обманет, – посмотрел ему вслед Ларчиков. – За шесть рублей я и в магазине куплю.

– Айда, искупаемся! – подскочил Буев. – Девушки, присмотрите за вещами!

Томка подняла голову и что-то сказала сестре. Та засмеялась.

– Я посторожу, – сказал я.

Ребята ушли. Буев плыл частыми саженками, Ларчиков размеренным брассом. При этом скорость у них была почти одинакова.

Я вдруг увидел, что гостья приподнялась на локтях и посмотрела в мою сторону. Изгиб девичьей шеи отчего-то напомнил мне лебединый.

Томка села и помахала мне рукой.

– Иди к нам! – услышал я.

Что ж, за вещами можно присматривать и оттуда. До девушек метров пятьдесят, не больше.

– Так ты Смертина или не Смертина? – спросил я, садясь рядом с Томой.

– Откуда ты знаешь? – округлила она глаза.

– Я Смертина, – рассмеялась сестра.

Только сейчас я ее хорошо рассмотрел. Круглое лицо, серые глаза, на носу конопушки. Густые волосы завязаны в хвост. На фигуру я старался не смотреть, но и так было ясно, что там все в порядке.

– Откуда приехали? – спросила Томка.

– Разве Буев не сказал? – удивился я.

– Он Буев? – хмыкнула Томка. – Хорошая получилась бы пара – Буев и Смертина.

– Больно нужен! – фыркнула сестра.

А может, она и не сестра. Уж очень разные.

– Сестры, – вздохнула Томка. – Правда, дальние. Так вы откуда?

– Из Коктебеля, – не стал я темнить.

– Я и смотрю – не наши, – глянула через плечо на плавающих ребят Томка. – У нас тут все на виду. Чего к вам Мишка приставал?

– Мишка? – не понял я. – А, этот… Вино предложил. Говорит, на винзаводе работает.

– А где здесь еще работать? Поймают с краденым – назад уже не возьмут.

Я понял, что Мишка Томке отнюдь не безразличен. А мне он показался старым. Или на безрыбье и рак рыба?

– Свет, а что это они все на тебя пялятся? – толкнула сестру Томка. – Меня в упор не видят.

Итак, она звалась Светлана.

– Незагорелая потому что, – сказал я.

– А… – кивнула Томка. – Ослепли, значит?

– Вроде того.

– Вечером на танцы придете?

– У вас здесь бывают танцы? – удивился я. – Нет, мы в Коктебель.

– Нас с собой возьмете? – снова толкнула Светлану Томка. – Или у вас там свои белые?

– Всякие, – пробормотал я.

Наш разговор мне уже перестал нравиться. Как выражался мой минский товарищ Гайворон – пропала химия.

– Не сгорите? – посмотрел я на белую спину Светланы. – В три часа солнце злое.

– Меня не берет, – сонно сказала девушка.

– Ты думаешь, она одна такая? – сказала Томка. – У них целая деревня Смертиных. И все белые.

Она достала из пакета платок и набросила на плечи Светланы.

Я поднялся на ноги. Саша и Виктор уже вышли из воды и махали мне.

– Приезжайте на выходные в Коктебель, – сказал я. – У нас портвейн из бочки наливают.

Отчего-то мне показалось, что Томка тоже работает на заводе шампанских вин.

– Мы портвейн не пьем, – хмыкнула Томка.

– Портвейн – это вино? – спросила из-под локтя Светлана.

– Вино-вино, – легонько тронула ее ногой Томка. – Не для тебя.

– Ну, и как белая смерть? – спросил Ларчиков.

– Загорает, – сказал я.

– Томке загорать не надо, – уважительно покачал головой Буев. – Чистая негритянка.

– Ты бы на заводе шампанских вин работал, тоже негром стал бы, – сказал я.

Ларчиков хмыкнул.

Сверху послышался свист.

– Принимайте! – донесся до нас голос Мишки.

Покачиваясь, на веревке спускалось к нам цинковое ведро. Мы его приняли в шесть рук. Больше чем наполовину ведро было заполнено жидкостью.