Мне нужно было срочно поесть, поменять пропотевшую одежду и отлежаться. Так что, забрав Надюху, вывел нас в более спокойный район.

***

Звёзд не видно. От горизонта до горизонта небо затянуто густыми облаками. Тонкая полоска растущей луны лишь немного проглядывала сквозь тучи, практически не освещая землю. Пыхтя от натуги, Марк обогнул возникшую преграду в виде трупа и пополз дальше. Где-то впереди сейчас ползли два пограничника, которых война застала возвращающимися из отпуска. На фоне светлой песчаной отмели, на берегу, возвышаясь страшными громадами, показались стальные туши танков.

Вот на броне одного из них появилась фигурка Дениса с Орловщины, значит Захар пополз вправо. У них был приказ демонтировать пулемёты с двух подбитых Т-26, забрать диски и заминировать проходы между танками. По возможности, взорвать вражеские четвёрки. На более лёгкие чешские 38-ые полковник сказал не отвлекаться.

Марк волок за собой мешок с толовыми шашками, проводом и танковыми минами, обмотанными в ветошь, а в кармане лежали капсуль-детонаторы. Кроме него, с такой тяжестью мало кто справился бы, а посылать людей больше Сабашвили запретил. Тем более, Шалдин, в отличии от большинства, знал как устанавливать заряды и умел пользоваться динамоэлектрической машинкой.

Совсем выдохшись, он перевернулся на спину, давая мышцам короткий отдых. До первого подходящего места было метров пятнадцать, и он решил не тащить весь мешок. Достав парочку удлинённых параллелепипедов, почти по семь килограмм каждый, он дополз до промежутка между нашей тридцатьчетвёркой и немецким Т-III.

Выкопав ямки перпендикулярно проезду, с небольшим смещением по диагонали, Марк установил взрыватели, после чего аккуратно вернул дёрн на место. Вскоре, мимо лейтенанта проползли Денис с Захаром, подтаскивая за собой кусок брезента со танковыми пулемётами. Попросив помочь, они оставили ему запасные диски, чтобы он забрал их, когда закончит.

Через час, когда основная работа была завершена, Марк прислонился к холодному траку – перевести дух. Он просчитывал сколько ему понадобится времени, чтобы произвести минирование Т-IV‐ых. Вдруг его сапога кто-то коснулся.

— Шайзе. — Раздался сдавленный шёпот невидимого в ночи вражеского солдата. Вроде и сил не осталось, а подбросило как на пружинах. Схватил и так сдавил, что наверняка переломал несколько рёбер наткнувшемуся на него немцу.

— Н‐найн, найн.

Марк было вскинулся, но тут же замер. Почти в упор, сквозь круглые очки, на него смотрели глаза ещё одного сильно перепуганного немчика.

— Н‐найн, их бин комунист. Их бин...

Совсем молодой пацан с карабином в руках. Почему он не выстрелил? Чего он лепечет? Коммунист?

— Иди. Иди отсюда, — Марк устало оттолкнул его сапогом, нашаривая на поясе кобуру. Солдат от удара покатился, вскочил на ноги и побежал к чёрной глади воды. Прицелившись, лейтенант держал пистолет, пока враг не скрылся из виду.

Покачав головой над своей малодушностью, сделал в памяти пометку, что немцы были в сухой форме, значит, где-то тут спрятана лодка, или плот. Об этом нужно будет доложить полковнику. Спрятав оружие, Шалдин продолжил работу.

Молодой сапёр, в которого Марк не стал стрелять из-за боязни привлечь внимание, погибнет на следующий день при попытке разминирования этих танков. Поворот рукояти подрывной машинки оборвёт жизни многих гитлеровцев, в том числе и молодого Хартмана.

***

Десяти метров в диаметре, озерцо холоднющей родниковой воды, искусно пряталось в холмистом бору. Посматривая на довольную девчонку, подумал, что я получаю многократно большее эстетическое удовольствие от созерцания природных красот, чем любой другой человек. Шлейфы запахов стекались в низину, заполняя объем над водой непередаваемым букетом. А звуки? Закрыв глаза, вслушался в эту музыку.

Ни единой симфонии не дано построить такие величественные картины. Почувствовал себя белкой, бегущей по смолистому стволу; рысью, свернувшейся клубком в молодом сосновом подросте; взлетел в теле сойки, несущей длинного жука в клювике. Ощущая себя букашкой, в этом лесном царстве, на короткий миг ощутил, что сливаюсь с окружающим. Я сам стал могучим лесом, с чуть влажной душистой травой, скрывающей щупальца корней, пахнущих сладковатой прелостью. Это было невероятно, словно вышел на новый уровень в компьютерной игре, когда получаешь карту местности. Видна вся округа, укрепления, техника, юниты противника и союзники. Не надо больше напрягаться, кого-то выискивать и из-за этого менять свои планы.

На спуске к роднику, торчал мощный выворотень всё ещё зелёного ясеня. Чутка поработав землекопом, выгреб под ним лишнее, создавая ровную поверхность. Прицепив к корням наши накидки, добавили ветвей, превращая получившийся шалаш в этакий куст. Немного веток потолще на выровненный земляной пол. Сверху щедро застелить лапником и вуаля.

Раздевшись до трусов, и намочив снятую майку, хорошенько обтёрся. Переодевшись в чистое, схомячил бутерброды с салом, приготовленные Надеждой. Перед сном написал, что надо отдохнуть и, при любой опасности, меня следует разбудить. После чего, стоило мне опустить свою тушку на мягкие еловые иголки, тут же вырубился.

***

Поднимая песчаную муть, девушка прополоскала в роднике грязные вещи. Развешивая их для просушки, ей пришло в голову, что сортировка её белья была не обычным самодурством. Отбрасывая тогда новые и удобные, мальчик оставлял только тёмные вещи. Подумав, как далеко была бы видна её любимая жёлтая футболочка, она перенесла постиранное в более густые заросли. От кожаной куртки, которую он подстелил на еловые ветви, веяло чем-то кисловатым. Этот запах Наде был хорошо знаком – порох и взрывчатка. Так пахло от папы, когда тот приезжал с учений.

Конечно, она понимала, что он был вместе с солдатами. Там, где страшно гремели взрывы и много стреляли. Пехотинцы и их командир почему-то его не прогнали, а взяли с собой. Перекладывая оставшиеся продукты, провела небольшую ревизию в их мешках. Рубчатых металлических яиц осталось две штуки. Появился германский автомат, новая фляжка и поясная сумочка из зеленоватой кожи. В ней одиннадцать книжечек. Некоторые испачканы кровью, а орёл на одной из таких обложек был пробит пулей. Ужас какой, зачем ему немецкие документы? Вернув всё на место, Надя присела подле спящего. Грызла печенюшку и думала о войне. Так и задремала.

***

В нескольких километрах от них расположились лагерем остатки роты лейтенанта Гурьева.

— Я вот одного не понимаю, что здесь немцы делали? На разведчиков не похожи, да и нечего тут разведывать.

— Срать на фашистов. Лучше скажите, что про пацана думаете.

— Странный парень.

— Да уж. До сих пор не верю, что согласился на эту авантюру.

— Почему? Мы их постреляли, как в тире.

— Ну-ну. Ты Федя скольких убил? Одного? Двух? Я честно готов признать, ни разу не попал.

— Все стреляли, но, они же сразу попрятались. Я двух, а другой трёх. Главное не трусить. Почти половину первым выстрелом сняли.

— То-то же, что половину. А он один снял четверых гранатами и ещё семерых из пулемёта прострочил.

— Я видел, как он прыгнул из кустов к пулемёту, — ещё один боец присоединился к разговору, — если бы он их там не причесал, потерь было бы больше.

— Правильно Константин Васильевич говорит, авантюра и есть. — Произнёс старослужащий, имевший в их батальоне непререкаемый авторитет.

Младший лейтенант кивнул. — Тимофеич... он автомат взял у офицерика, так я чуть в штаны не наделал, когда потребовал сдать его. Думал пристрелит бешеный. У него даже глаза почернели.

— Ты, Костя, учился военному делу. Знать должён, что к чему. Пацан за нас разведку провёл, по позициям расставил, уничтожил целое отделение, включая двух пулемётчиков. Так?

— Это что же получается Иван Тимофеевич? Ты хочешь сказать, что нами не командир руководил? — Фёдор вступился за Гурьева.

— Дурак ты Федя. Не о том речь, кому слава достанется. Ты мозгой покумекай. Я этому пацанёнку и пулемёт бы отдал. С людями надо по-людски поступать.