Соседка была женой польского офицера, погибшего от рук украинских националистов в тридцать четвёртом году. Она успела уехать перед началом войны и осела в их городе, у дальних родственников.

Запрет украинских школ, преподавания украинского языка и невозможность украинцам занимать какие либо должности, в двадцатых годах, привели к терактам против поляков. В ответ, правящий режим решил начать "пацификацию". Ими были созданы специальные отряды. Радикалов арестовывали тысячами, сожжены около пятисот домов украинских семей. Был открыт концлагерь, где в общей сложности побывало до десяти тысяч человек, как украинских националистов, так и коммунистов. Несмотря на протесты ОУНовцев, и шумиху в прессе в тридцать втором году, международное расследование Лиги наций постановило – вина лежит на самих украинцах (ещё бы, американцы с Европой сотни миллионов долларов и тонны оружия вбухали в польскую армию, включая помощь своими инструкторами и американскими лётчиками. А потом, вдогонку, послали 70‐тысячную армию французов, посланных воевать против большевизма).

Притеснения, аресты и пытки продолжались, что в будущем выльется для поляков в "Волынскую резню". Нацисты из УПА не пожалеют и бывших друзей из Абвера.

***

Негромкий стук разбудил, чутко спавшего гэбэшника. Старший майор бесшумно (как он думал) поднялся с дивана, накинул китель. Десять секунд и он открывал дверь, уже застёгнутый на все пуговицы и даже был причёсан. — Чванов? Э-э...

Доброе слово и пистолет? А если слов сказать не получается? Остаётся только пистолет. Втолкнув гэбэшника внутрь, расстегнул на нём пояс с кобурой и отбросил в угол. Первая записка легла перед Лигачёвым. Обезоруженный и усаженный за свой стол, тот внимательно её прочитал.

Он скептически повертел мои каракули. — Кто является твоим непосредственным начальником? Какие сведения? Способности?

Удерживая быстро наглеющего майора на мушке, достал следующую записку.

"Страшный" майор положил листочек поверх первого, разгладил их и сунул руки под стол. Широко улыбнулся на его хулиганство, когда он показал одной рукой два пальца, а другой скрутил фигу. Вспомнив "загадку Сталина" про средний палец, показал на левой руке указательный и средний, потом согнул их, выставляя между ними большой. Выпускать пистолет я не собирался, потому использовал одну руку.

Повторив эксперимент ещё несколько раз, Лигачёв проникся. — Что конкретно от меня требуется? — Спросил, очевидно, задумав какую-то гадость.

Судя по напрягшимся мышцам и вспотевшей спине, Лигачёв собрался броситься на меня. Сделал шаг назад и погрозил ему пальцем. Тот расслабился. — Без сопровождения не отпущу. — Выставил он ультиматум.

Я неопределённо пожал плечами, ожидая продолжения.

— Хорошо! — Шлёпнул по столешнице. — Сделаем!

Он связался по телефону с дежурным, попросив пригласить к нему сержанта Цуканова, а я, не теряя времени даром, положил перед ним последнюю из заготовленных бумажек, и в темпе вальса покинул помещение. Уходил также, правда теперь под внимательным взглядом из окна Лигачёва.

В последней записке, указывал время и место, где буду ожидать провожатого с документами. Встреча с гэбэшником была назначена на вечер у пожарной каланчи. Покинуть город требовалось быстро, но в темноте у меня преимущество и нужно было время подготовиться. Достав припрятанные у гаража припасы, прорезал в одном из них отверстие для ТТ. Крупы в мешочках, соль, заварка, кусковой сахар и шматок перчёного сала, надёжно держали пистолет в нужном положении. Теперь, повесив мешки на плечо и сунув руку в прорезь, мог в любой момент выстрелить.

Ни в коем разе не собираюсь изображать из себя универсального солдата. Никакой ненужной партизанщины. Моей целью было выбраться из предстоящего окружения, стараясь не привлечь к себе внимания, а для этого надобно хорошо укомплектоваться. Практичная одежда и обувь, ранец и накидка для леса стояли в моём перечне на первом месте. Обворовывать дома, или лавки в разбомбленном городе не хотелось, по нескольким причинам. Прежде всего, это опасно – могут попасться злые хозяева, мародёры, или бдительные служивые. А ещё, это было противным. В доме, где ночевал, я не забирал последнее, или какие либо ценности, но даже от этого было противно. Где же лучше всего разжиться снарягой? Правильно, на складе, всё едино разбомбят, или достанется немцам. Неспешным шагом потопал к железнодорожной станции, где она находится, узнал ещё двадцать первого: мы на ментовской машине мимо неё проезжали.

Предстояло пройти трудный, смертельно опасный квест, чтобы пересечь линию заграждения из милиции, разбавленную красноармейцами. Был на грани, караульный не давал подойти к нему и показать бумагу. Только приход начальника караула позволил мне подняться с земли, на которую, под угрозой пустить в расход, меня заставили лечь и запретили шевелиться. Грамотно составленный бланк с грозным штампом избавил меня от неприятных и долгих изысканий. Приказ, по первому требованию обеспечить Иванова Андрея Сергеевича(возраст, рост и особые приметы прилагаются)любым запрашиваемым обмундированием, продуктами и оружием, был предъявлен усталому старшине с пушечками на петлицах.

Тот прочитал, посмотрел мои жесты, затем спросил. — Что потребно, болтун?

А мужик с юмором, уважаю. Извлёк из загашника список.

— Юный пионер, ты куда собираешься? Всю немчуру в одиночку желаешь победить? — Не прекратил он юморить, хотя смеха в его глазах не было. Видно, что мужик на последних морально‐волевых общается, а балагурит больше по привычке, образ у него такой. Сейчас бы ответить, поддержать прибауткой, но чёртова немота никак не пропадала.

— Ладно, пойдем пороемся. Я здесь новенький, так что быстро у нас не получится.

Ну, что сказать, рылись мы недолго, интенданта позвали к зернохранилищам. Он махнул на меня и приставил ко мне какого-то вояку из мобилизованных, с которым я шурудил среди разбросанных пирамид, стеллажей и чёрно-бело‐зелёных куч всевозможной амуниции.

Полтора часа!! Полтора долбанных часа, два раза прерываемых налётами немецкой авиации. Не отыскал я ни брюк, ни куртки, ни нормального рюкзака. Свитер был шикарный, но сорок восьмого размера. Ещё, мне повезло с ботинками, нашёл целую кучу фабричной обуви отличного качества. Офигенные! На всякий случай слямзил оттуда сразу две пары – 37‐ые и 38‐ые. Скинул свои старые чёботы и натянул те, что поменьше – если будут натирать, возьму другие. Напоследок, взял второй ТТ с кобурой, ремень, портупею и моток шёлковых ниток. Попробую соорудить плечевую, для скрытого ношения. Сложив вещи на одну из плащ‐палаток, увязал узлом.

Дождавшись затишья после налёта двух мессершмиттов (По марке самолётов меня просветил Толик, мой сопровождающий), мы пошли на поиски товарища Мухамедьярова, того, что с пушками на воротнике. Татарина слышно было издалека. Переругиваясь со здоровенным военным, который тряс деревянным коробом, виртуозно использовал русский матерный, посылая лейтенанта пешим ходом в далёкие дали.