— Не надо! — в ужасе задохнулся говорун. — Я всегда ведьм и куртизанок чрезвычайно чтил…

Он все блеял, пока его со связанными руками не столкнули за корму. Какое-то время волочился на веревке, булькая и выкрикивая мольбы, потом затих и Грушеед обрезал привязь.

Укс с партнершей работали веслами, ветерок наполнял неуклюжий парус «салми». Пустоголовой быстро наскучило быть красавицей, стала «той бабой». Следила за чайками и берегом, вертела встрепанной головой. Грушеед разложил на тряпице обед и тогда оборотень спросила:

— Так что дальше, хозяин?

— Место подберем, все скажу…

Эпилог

Островок был невелик: скалы с неширокой «пяткой» пляжа. Соседние острова тоже недурны, но оборотень клялась, что именно на этом пещеры отыщутся, так оно и вышло. Салми оставили на якоре. Укс с оборотнихой высадились, и почти сразу наткнулись на грот: шагов шесть длиной, с узкой щелью-входом, но сводом довольно высокий. Сверху сквозь расщелины-трещины падали солнечные лучи. На песке валялся череп старого клыкастого клионта.

— О, даже табурет есть! — восхитилась Лоуд.

— Да, недурно, согласился десятник. — Теперь бы еще одну дыру отыскать, да насчет воды посмотреть.

— Э, ты что, тут задерживаться думаешь? — изумилась пустоголовая.

— Еще не знаю. Вечером обдумаем.

Гротов хватало, но не очень удобных. Укс с сомнением осмотрел ветвистую и глубокую щель: в ней было сухо, но теснотой убежище неприятно напоминало замысловатую могилу. Впрочем, Логос-созидатель подсказывал, что нечто получше подыскать будет трудно.

— Э, ты рыбу полови, приказал десятник. — Свеженькой захотелось.

Оборотень проворчала «про припёрка», но взяла снасти, Грушееда, и они пошли на прибрежные камни. Укс разделся и поплыл обследовать соседние островки. Источник отыскался на самом дальнем: вода сочилась в блюдо-озерцо вяло, за сутки разве что баклагу наполнить. Но на каменных горбах островов, во впадинах скал хватало открытых луж и не все из них были солеными. Должно хватить.

Укс доплыл обратно. На Пещерном уже развели костер, жарился на вертеле салминус, сочный, длиной с локоть.

— Хорошее место, — сказала оборотень, — рыбное.

Укс кивнул — он оценил обещающие протоки и подводные камни с вершины соседнего утеса.

— Длинные ветки не жгите, пригодятся еще.

— Что придумал-то? — прицепилась пустоголовая.

— Вечером объясню.

— Дуришь, хозяин.

— Что ж, одной тебе дурить?

— Грубиян! — оборотень стала молоденькой и светловолосой, манерно надула губы. — А я вот тебе, ющецу неблагодарному, божественный подарок в лодке отыскала. Арх был душевен, наверняка тебе завещал.

Глиняный сосуд, запечатанный деревянной пробкой, пах странно, полузнакомо. Укс потер маслянистую поверхность, лизнул палец.

— Оно, — заверила Лоуд. — Масло олив. Говорю же, на севере оно почти дармовое. Только разом много не жри — продрыщешся.

— Знак богов, однако, — пробормотал десятник.

Обедали жидкой похлебкой — провизию следовало экономить. Зато рыбы было вдоволь. Укс макал кусочек пресной лепешки в оливковое масло: ничего особенного. Просто пища предков, мечта сгинувшего навсегда Акропоборейсеса.

…— Вдоль мыса пройдем, — вещала, уговаривая в большей степени саму себя, оборотниха, — ваш Конец Мира, конечно, кишка еще той длинноты, но к настоящей земле все ж прирастает. А там возьмем к западу, городишко будет, вроде Хиссиса, но поприличнее. Людишки поученее, и главное, нами еще вообще не прижаты…

Укс улыбнулся. Знает пустоголовая, что не дойти, но дрогнуть себе не дает. Весь мир распахнут перед носом неповоротливой «салми», но нэк держит партнеров крепче якоря.

— Ладно, болтай, раз язык покою не дает, — разрешил десятник. — В корыте, вроде, бражка имелась?

— Остался кувшинчик. Кислятина — разве что ющецу брюхо полоскать. Но не выбрасывать же. Э, Грушеед, запрыгни…

— Сам схожу, — Укс, голый по пояс, — солнце сушило-поджаривало свежие шрамы, залез в лодку. Здесь навели хаотичный, под стать диковатому оборотничьему Логосу, порядок. Кувшин стоял на виду — по весу так почти полный. Нет смысла, конечно, добру пропадать. Десятник растянул горловину заветного мешка, ублёвые трофеи мешали, царский венец норовил поцарапать, пришлось сначала вынуть тряпки с цацками. Потом Укс доставал фляги, вырывал пробки и лил содержимое за борт. Главное было не задумываться и запах нэка не вдыхать. Лоуд на берегу втолковывала мальчишке что-то о северных смешных нравах, потом осознала…

— Э, ты…

Взлетела в лодку мгновенно. Последнюю баклагу Укс вылить не успел, пришлось разбить, ударив о борт. Оборотень зарычала:

— Ты, человек сраный… — её облики бешеным вихрем закружились: девки, мужчины, снова шмонды. Нож у бедра, сейчас ударит наискось, брюшину вспарывая…

Укс на клинок не смотрел, глянул в глаза, ненавистью сияющие, неспешно стряхнул с ладони влажные крошки черепков баклаги.

— Ты бы и сама это сделала. Завтра или послезавтра. Чего тянуть? Мы не люди, о мудрая коки-тэно. Нам голос Логоса слушать надлежит и глаза не закрывать.

— Ты спросить должен был, — Лоуд выплюнула незнакомое ругательство. — Мальчишка бескрылый, самонадеянный, ученичишка фиговый…

— Что сделано, то сделано, считает Логос-Созидатель. О чем говорить? Прими, как надлежит. И обрежь мне волосы, столикая. Ты обещала.

Смотрела с любопытством.

— А ты совсем человек, боред притворный, безмерно хитроумный. Э, Грушеед, ставь камень хозяину.

Мальчишка, замерший по колено в воде, вернулся на берег, принялся ворочать камни…

…Сидел Укс как на троне, острый нож срезал ему волосы. Быстрый и неутомимый Белоспинный. Десятник, прикрыв глаза, ни о чем не думал, просто ждал.

— Готово, мудрец безумный, — Лоуд сдула срезанные пряди с татуированных плеч партнера.

Укс поскреб полегчавшую макушку:

— Побреюсь, умоюсь и делом займемся.

Врывали в песок стволы и ветки выброшенного волнами сушняка, связывали, укрепляли камнями. Грушеед бегал по берегу, подтаскивал сучья. Лоуд ворчала:

— Вот куда с вами не попадешь, неизменно за решеткой оказываешься. Это ж сколько я раз в тюрьме сидела? Не счесть. А тут вообще сама строю, да еще этакое кривое подзаглотство.

Решетка действительно получалась смешная, кривее не придумаешь. Ну, видит Логос-созидатель, сейчас главное — надежность.

— Хлев, — с отвращением констатировала оборотень, глядя на сооружение, загораживающее вход в пещеру.

— Ошейник наденешь?

— Вот, ющецовый искус придумал, чтоб тебе… Надену. Только без винта, а то сразу удавлюсь. Сбить можем?

Ненавистный винт срубили, изуродовав лезвие топора, послужившее вместо зубила. Лоуд нацепила ошейник, заодно и мятую царскую корону, перешли ко второй, узкой, пещере. Здесь было попроще, приготовили кучу камней, нагребли песка…

— У меня пороскошнее, — заметила оборотень. — Может, поменяемся? Мне теснота не мешает.

— Я там себе живо череп разобью, — объяснил Укс. — А здесь размаха не будет.

Они еще раз вместе растолковали Грушееду как снаружи лаз толково завалить, и пошли топить лодку. Пока перетащили имущество на берег, пока раскачали, да затонувшее корыто камнями ко дну придавили, подошел вечер. Замученный Грушеед сидел у костерка, смотрел как Лоуд, вновь ставшая «той теткой», кувшин с бражкой открывает. Кружка была единственной, мальчишке первому налили.

— Если дело пойдет совсем худо, до дальнего острова доплывешь, плот свяжешь. А там до берега доберешься, ежели с помощью богов. Можешь попробовать и лодку поднять, но одному тебе с ней не справиться. Налегке шанс побольше.

Мальчишка уныло кивнул.

— Да какой у него шанс? — хмыкнула оборотень. — Кого-то из нас дождаться — вот шанс! Я крепкая, так что надейся, соплячок. Да и хозяин поднатужится. Главное, его поить не забывай. Если родник истощится, так дожди должны пойти. Осень, вполне можно на дождь надеяться, да. В мой дворец допускается морской воды подносить, но без песка. Не терплю, когда на зубах скрепит.