— Тоже верно. Значит, неглуп этот господин Шлюман? Сможет он обидчикам в горло вцепиться? Хорошую новость ты принесла, пустоголовая. Осталось стравить наших ющецов…

ПОВЕЛИТЕЛИ ХИССИСА И ВЕРЕВКА

Из-за веревки Лоуд весьма нервничала, даже нагло намекнула что «на таком шнурке и воробей повеситься не решится». Укс ободрил напарницу легким пинком, и буркнул, что все получится. На том и порешили.

День выдался пасмурным, с утра накрапывал дождь, но ветер дул слабый и войне помешать едва ли мог. Накануне Укс совершил последнюю попытку подстегнуть события. К шпионам прибыла проверка: сотник штаб-братьев с охраной. Суровый проверяльщик с подозрением оглядел жирную и сонную оборотниху, приказал быть готовыми с самого утра и уселся жрать курицу с фасолью. Догрызая хрящики, напомнил о Слове и Долге. Отвыкшие от проповедей шпионы внимали с тоской, охранники, надеявшиеся на остатки фасоли, тоже отнюдь не сердцем слушали. В лагере урезали нормы нэка, братья были злы, у многих гребцов тряслись руки, по ночам случались драки, с трудом пресекаемые штаб-братьями.

Сытый сотник задремал, охрана дожидалась его пробуждения — рассчитывали до темноты в лагерь вернуться. По ночам у города стало беспокойно: откуда-то взялись вонючки-калликары

[1]

, начали сбиваться в стаи, видимо, войну почуяли. Уже погрызли пару гребцов и загадили воду в источнике.

Укс подстерег во дворе одного из младших штаб-братьев:

— Не сочти за наглость, уважаемый. Просьба есть. Передай на «Фос» подарок. Друзья у меня там.

— Это что? — штаб-брат бдительно схватил кувшинчик.

— Нэк местный, — покаянно признался десятник. — Святости в нем, конечно, нет. Но дух бодрит.

— Откуда⁈ Не варят в Хиссисе нэк.

— Да, в городе его мало, народ темный, вкушать не умеет. Но кто-то делает, на рынке вот случайно купил.

— Кто делает⁈ Где⁈

— Так откуда мне знать, я же к оборотню привязан. Да и не велено нам по городу ходить. Передашь кувшинчик гребцам моим, а, брат?

— Отчего ж не передать, — пробормотал штаб-брат, — дело безгрешное, непременно передам…

Ушли проверяльщики. Укс был уверен, что до «Фоса» кувшинчик не дойдет. Поделится штаб-брат открытием со старшими братьями или искушение не преодолеет, и лично эликсир проверит, не так важно. Слухи все равно просочатся и «местный» нэк, смешанный с хиссийским пивом, воинство учует. Конечно, вернутся, дабы доброго десятника с пристрастием допросить, но это уже будет после веселья в городе. Нэка в городе, конечно, нет. Ну, кроме фляги у Ската, иных жалких запасов у храмовых шпионов и миссионеров, да тех двух бочонков, что в доме жреца-прыгуна Угона заранее припрятаны. Дом горожане разгромили, но пол подвала перекопать не догадались. Истинное богатство унаследовали скромный десятник с оборотнем. Да, Логос-созидатель тому свидетель — очень странные наследства случаются.

— Идут! — сообщил, прибежавший от порта Гиос. — Уже у маяка головные униры.

Шпионы быстро доели обед, Укс дернул за веревку завозившуюся с подливой оборотниху — та захныкала. Скат глянул на измазанное лицо толстухи, качнул головой. Да, переигрывает баба. Впрочем, Гиос с Зиносом, в доме жреца не бывавшие, высокомерную красавицу не видевшие, вполне верят «животности» оборотня. Может и права Лоуд: главное, чтобы путались враги и четкого понимания не имели. Собственно, сам Укс тоже… частенько сомневается по поводу напарницы.

Пристани и порт заняли царские копейщики, городское ополчение с шумом и гамом строилось на двух портовых улицах: длинной Северной, и короткой, но просторной, ведущей к рынкам, Южной. Ополчение царь Трир пока оставлял в резерве, надеялся на своих воинов. Сам властитель Хиссиса поспешил к Морскому дворцу — довольно ветхому строению, когда-то замыкавшему давно разобранную стену у порта. Отборная царская сотня латников (по числу мечей близкая к полусотне, но древнее название сохранившая) построилась у Морского. Сияли начищенные панцири и шлемы, грозно сдвинулись круглые щиты — строй был красив, но коротковат.

Крыши домов на Портовом холме постепенно заполнялись народом — хозяева пускали зевак, беря сначала по медяку, потом уже по две монеты. Хозяин двора с сомнением посмотрел на Лоуд, справедливо опасаясь, что грузная баба крышу запросто проломит. Оборотень пыталась попрыгать, показывая, какая она бабочка невесомая. Ну, за три «щитка» и хозяин согласился, что бывают бабищи и пожирнее. Потом оборотня подсаживали наверх, лестница скрипела и пыталась развалиться. Наконец, довольная лицедейка, пыхтя и кряхтя, уселась на край крыши. Укс присел рядом и прошептал:

— Закудхала.

— Так может в последний раз такая большая и обильная, — оборотень любовно погладила свое колено размером с тыкву. — Запомнить надо.

Учить ее на людях было неразумно, десятник сидел рядом и гадал, как напарница вопреки всем законам физики способна изображать такую неподъемную тушу. В любом облике коки-тэно сохраняет постоянную массу, меняя лишь форму. Но когда ее в зад пихаешь, полная иллюзия что там жира и волокнистого мяса на шесть осенних клионтов наберется.

Храмовый флот входил в Хиссийскую бухту. Стая легких унир уже скользила по серо-зеленой воде, вползали диеры, из-за мыса появилась внушительная туша первого «словеса» — кажется, это была «Луна». Зеваки на крышах оживленно обсуждали появление каждого вражеского корабля. Пока Храмовый флот не выглядел опасным: просто медленные, разноразмерные черточки на воде. Корабли Хиссиса, стоявшие у причалов, казались даже грознее: было видно, как возятся на палубах вооруженные гребцы, на причалах то строились, то разбегались лучники: стрелков набрали с деревень и из самого города — царь проявил неожиданную щедрость и обещал возместить добровольцам все расходы. Правда, в отличие от лучников, далеко не все судовладельцы решились рисковать кораблями. Часть кораблей заблаговременно покинула порт, с десяток унир и диер ушли накануне по очень безотложной торговой надобности. Для встречи неприятеля Хиссис смог выставить четырнадцать унир и шесть крупных диер. Но у города имелись метательные орудия, да и вообще здесь были уверены, что высаживаться прямиком на копья защитников города Храмовый флот не решится. Лишь пугают безумные почитатели Слова — об этом говорили по всему городу.

— Пусть сунутся! — орал с соседней крыши какой-то камнетёс. — Кишки по всей бухте расплывутся!

Мальчишки улюлюкали, кто-то пронзительно свистел. На крыши начали поднимать кувшины с пивом. Хиссис жаждал победоносной битвы.

Укс знал, что если битва и случится, то разве что под вечер. Раньше Храмовый флот просто не успеет войти в бухту и перестроиться. Собственно, у самих шпионов битва гораздо раньше начнется.

Переглянулись со Скатом. Оборотень вроде бы и не глядела, но беспокойно завозилась, издала переливчатый неприличный звук.

— Ты чего, толстуха, ополоумела? — возмутились по соседству. — Удушишь!

— Что орешь? — Одернул крикуна Укс. — Бобы на завтрак, дело-то понятное.

— Да у нее там что трюм диера…

Оборотень продолжала ерзать, Укс, ругаясь и требуя, чтобы за ними место держали, помог подопечной встать. Спустились во двор, на улице пришлось пропихиваться: народу на холм набежала уйма.

Повозка ждала в переулке у Северной улицы. Молодой погонщик, пара ухоженных мулов.

— Надо бы побыстрей обернуться, — сказал Скат, стараясь не смотреть на оборотня, ставшей весьма приятной молодой девушкой. — Хватятся, настучат братья наши.

— Не до того будет, — успокоил Укс. — Да и кто догадается.

Застоявшиеся мулы резво покатили повозку. Мигом проскочили ворота, оказались на северной дороге. Возница подгонял ушастых, юная Лоуд улыбалась и строила глазки Скату. Деревянные колеса мягко катили по пыли, не поездка, а одно развлечение. Укс вспоминал, не забыли ли чего, потом вынул из чехла наконечник, начал бережно накручивать на древко тичона.